В прошлое на электричке. Метафизика торговли в транспорте

Всюду жизнь. Картина передвижников. Чистота жанра почти болезненная. Всех денег не отдашь за ненужную ерунду — не пускает усвоенная с детства скупость, чувство вины перед родителями с их проступающей из памяти присказкой: «Зачем тебе это? Пойдём, пойдём!» Да просто так, неужели не понятно? Электрические коробейники нового века, заблудившиеся на подступах к всеобщей модернизации, всё ещё хранят генетическую память о стихийной покупке. Не вещей, но бесполезных и прекрасных мгновений.

По мере взросления потребительской цивилизации покупка превращается в стандартное действие с заданным алгоритмом. В больших городах личное общение осталось только на крупных рынках с традициями, и за этот эксклюзив надо серьёзно платить. О торговых центрах упоминать не хочется: попытки тамошних консультантов «что-то подсказать» часто обращают покупателя в бегство. Покупатель и правда бегает, а продавец врастает в арендованную площадь. Кажется, образ странствующего торговца, обвешанного товаром и голосящего на всю округу, канул в историческую беллетристику. Но стоит купить билет на одно из подмосковных направлений, и начинается поэма Некрасова «Коробейники».

Кстати, одна из второстепенных героинь этого произведения критически отзывается о её главных героях. «Принесло же вас, мошейников. Вот уж подлинно напасть!» Схожие чувства написаны на лицах пассажиров пригородных электропоездов, вынужденных поминутно выслушивать оглушительные объявления по громкой связи, песни бродячих музыкантов, жалобы нищих и зазывные речи продавцов. Но это не мешает пассажирам активно совершать покупки одна другой причудливее. Ассортимент, предлагаемый в электричках, лишь частично апеллирует к рациональным потребностям. Примерно половина пригодилась бы для ныне забытой игры в бирюльки, где крошечным ухватом надлежало вытаскивать из кучи игрушечные сапожки, горшок, рукомойник или меленку с ручкой — уменьшённую копию той, которой толкли ячмень, чтобы заваривать вместо кофе. И это очень правильный вероятностный подход. Какое-никакое, а развлечение, интрига что ли.

«Ещё раз добрый день, уважаемые пассажиры! Предлагаю вашему вниманию щётку-ёрш для прочистки водопроводных труб. Универсальная и лёгкая, вот даже вы, дама, точно справитесь! Несколько движений, и засор — остатки пищи, волосы, жир и грязь — извлечён наружу с помощью вот этого крючка! Остальное доделает металлический ёршик!» Более чем впечатляет пристальная детализация водопроводного засора, изучение его состава. И убедительность растёт на глазах. Дама в забытьи тянется за кошельком, но товарки, с которыми она играет в карты до самого Ногинска, начеку: и оно тебе надо? Твой-то, чай, не занимается? По всей компании проходит рябь классического женского скепсиса по поводу достоинств и способностей мужей. Продавец прочно забыт, но не унывает. Он в другом конце вагона. Взял в клещи запуганную старушку.

На его месте — новый персонаж. «Граждане пассажиры, дорогие женщины и мужики вы мои! У меня для вас — чудо-иголки или, как их ещё называют, иголки для слепых. Вот смотрите! Трясущимися после вчерашнего руками я подношу нитку к ушку и — оп-па! — она уже внутри. Просто, удобно, дёшево! Двадцать рублей! Мужчины, это вас касается! Сэкономив на одной бутылке пива, вы осчастливите своих женщин!» Иголки вызывают оживление. Из плотной компании молодых людей с пивом и семечками доносятся бодрые обещания уколоть сидящих по соседству пассажиров. Впрочем, это ещё не настоящий, не соборный восторг. Помнится, под Новый год продавали бенгальские огни и настольную пиротехнику. Дама пленила весь вагон без исключения, заявив: «Фонтанчики наши, производятся в Сергиевом Посаде, горят ровно и долго, успеете поздравить близких и друзей!» Что ждёт участников застолья после того, как фонтанчик догорит, не уточнялось. Народ хохотал размашисто и с удовольствием — такое нарочно не придумаешь.

Ёршики с иголками сменяются длинноволосым парнем, имеющим предложить духовные ценности. «Эти глаза напротив» Ободзинского выходят у него на удивление ладно. Гитара — поддельный «Гибсон», на тележке усилитель, в глазах — усталость от компромиссов. Судя по внешности, он бы с большим удовольствием ударил по ушам пассажиров «Гражданской обороной», но понимает, что сегмент не тот. Здесь в цене народные станции от «Ретро» до «Милицейской волны». Даже шансон по негласным понятиям считается субкультурой. Дядьки в кепках денег не дают, а тётки пенсионного возраста с техническим образованием вряд ли поведутся на лагерные сантименты. Здесь целая философия: кому понравиться, как сделать принудительное развлечение добровольным, а в особо расположенном вагоне загнать кустарный дисок на болванке с распечатанным на принтере трек-листом. «Спасибо за внимание! Всем счастливого пути! — парень удаляется, собирая редкие купюры. Он вряд ли в один прекрасный день встретит здесь влиятельного продюсера. Но кого-то, может, и встретит. Например, милую девушку, любовь свою и гитару на шкафу, разработку программного обеспечения в небольшой фирме, если повезёт — «Рено Логан» в кредит.

А вот ещё один, постарше, беззубый и обаятельный. Взгляд озорной, слегка похмельный. «Всем здравствуйте! Сегодня я предлагаю ручки «Эрих Краузе», которые не нуждаются в рекламе. Одноразовые ручки с большим запасом чернил, гелевые ручки с комплектом стержней, маркеры для белых досок и пластмассовых крышек. Гарантирую бесплатную доставку в любой конец вагона. Если кто заинтересовался, я подойду!» И тут уж совсем нездешнее: «Спасибо за ваше время, приятно иметь с вами дело!» И дальше, дальше, как в калейдоскопе, растянувшем узор от станции к станции. Сканворды, чайнворды, «Шесть соток», «Зятёк», «Тёщин язык» по пять, свежая «Жизнь», десять рублей, «Семь дней», «Лиза», двадцать... Лечебные пояса, наколенники, малярный скотч, отвёртка электрика, расписание поездов курского и горьковского направления, дождевики, походные кружки-непроливайки, соль Мёртвого моря. И самая частая, самая вечная мантра — это «пиво, вода, чипсы, кальмары, фисташки, сухарики, арахис».

Всюду жизнь. Картина передвижников. Чистота жанра почти болезненная. Всех денег не отдашь за ненужную ерунду — не пускает усвоенная с детства скупость, чувство вины перед родителями с их проступающей из памяти присказкой: «Зачем тебе это? Пойдём, пойдём!» Да просто так, неужели не понятно? Электрические коробейники нового века, заблудившиеся на подступах к всеобщей модернизации, всё ещё хранят генетическую память о стихийной покупке. Не вещей, но бесполезных и прекрасных мгновений. Что-то в этом роде, неясное, уютное и неуловимое, описывал Вальтер Беньямин в «Московском дневнике» 1926 года. Он гулял по городу узких тротуаров, ледяных торосов, горячих пирожков и грубо раскрашенных игрушек, которые он, так и не повзрослев, покупал в огромных количествах. Теперь эта культура едет прочь от Москвы.

Заходят скромные, неплохо одетые люди и раскладывают по лавкам кто иконки, кто двуствольные ручки, кто черепашек с трясущимися лапками. Рядом записка: «Извините за беспокойство. Я слабослышащий человек и не могу разговаривать. Я не попрошайка, мне не нужно милостыни. Но если вы купите мою поделку, вы мне очень поможете. Она стоит всего 20 рублей». Кажется, нельзя не купить, нельзя обидеть. Хотя нет, иногда можно купить, можно выбрать эту политкорректную помощь ради себя, из чувства самосохранения и страха перед будущим. А по проходу между лавками всё бегут люди, несут и продают невесть что, непонятно, за какую прибыль. Барахолка, пришедшая в движение. Летка-енка, паровозик, детсадовский танец, уносящий людей от безличной цивилизации в пёстрый сор частной жизни. Кредитные карты не принимаются…