В поисках Государства Российского

Пьяный прохожий помог нетрезвому водителю избить ГИБДДшника.

Из свежих новостей, эпиграф

На прошлой неделе на культурном портале OpenSpace была опубликована очередная колонка известного телевизионного репортера Андрея Лошака под заголовком "Закоротило". Автор перечислил многочисленные криминальные новости последнего времени (позорнейший скандал с IKEA, рейдерские захваты бизнеса высокопоставленными чинами ГУВД с фабрикацией уголовных дел и лишением собственников свободы, наконец, автодорожный и прочий беспредел, учиняемый представителями МВД и другими випами России, и многое другое), резюмировал, что "государственные институции трещат по швам", и заметил, что "чем выше в государстве энтропия, тем легче дышать". Как обоснование такого радостного отношения к самоликвидации власти был приведен анархизм, этот исконно свойственный русскому человеку тип отношения к государству (цитата из Бердяева прилагается). Число вызванных этой статьей солидарных комментариев и перепостов, для интеллигентного сайта OS небывалое, заставило редакторов издания и дружественных лиц не только дышать полной грудью, но и заговорить о новом консенсусе в российском обществе.

Прежде чем обсудить этот новый консенсус, сразу отметим, что ничего "нового" в статье не сказано. Ситуация напоминает полугодовалой давности конфликт между журналистом Александром Подрабинеком и общественно активными сталинистами всех возрастов и мастей. Напомню, что он разгорелся после опубликования либеральным интернет-изданием "Ежедневный журнал" статьи Подрабинека, озаглавленной "Как антисоветчик антисоветчикам". В ней автор (что важно, бывший советский диссидент и "узник совести") резко прокомментировал снятие вывески "Антисоветская" с одноименной московской шашлычной (именуемой так еще с советских времен по причине своего расположения - аккурат напротив гостиницы "Советская") - и подчеркнул, что победа над фашизмом является заслугой не Сталина и не советского режима, а народа, чьей кровью она была завоевана. В ответ движение "Наши" развязало самую настоящую травлю журналиста (попутно с угрозами и преследованиями, подав иск о защите чести и достоинства), которая прекратилась лишь после вмешательства ни много ни мало Совета при Президенте РФ, опубликовавшего заявление с однозначным осуждением действий "нашистов".

В тот раз - точно так же, как в этот, - тоже произошло не открытие, а попадание. В статье Подрабинека, при всем ее хлестком полемизме, не было сказано ровным счетом ничего, что ранее не публиковалось бы, не менее резко и отчетливо, в СМИ сотней разных авторов (слушай и читай "Эхо Москвы", Грани.ру, тот же ЕЖ и мн. др.), не показывалось бы по телевидению даже в формате популярных сериалов (см. хотя бы "Штрафбат") и не озвучивалось бы с самых высоких трибун первыми лицами государства (изучайте официальную позицию Путина и Медведева о периоде правления Сталина). Скандал произошел как непредсказуемое стечение обстоятельств, среди которых имели место и неверное считывание руководством "Наших" конъюнктуры дня, и стремление объединиться широким фронтом с пенсионерами-фронтовиками, и просто ненависть к тому, за кем в перспективе оказалась историческая правда. Иными словами, статья явилась не последней каплей, переполнившей чашу, не внезапным признанием того, что либеральной части общества давно хотелось, но не моглось высказать вслух - а тем оголенным шнуром - среди многих и многих других, не менее опасных и повсюду в нашей медийной среде разбросанных - которому выпала судьба вызвать короткое замыкание.

Обсуждаемая колонка Лошака, в которой эта электрометафора использована и к которой она также относится в полной мере, также не содержит ни одного нового факта, ни даже как-то по-новому осмысленной их суммы - но зато в ней, помимо констатации кризиса государственной власти, зафиксировано радостное, освобождающее чувство и дано его, чувства, анархическое обоснование, которое, судя по всему, и нашло отклик у многих тысяч читателей, образовав внезапный и неожиданный консенсус.

Как это часто бывает с публицистическими текстами, особенно представленными в письменном, а не устном виде, статья содержит массу специфических ораторских передергиваний и эффектных, но неточных, обобщений. Интереснее, однако, не цепляться к частностям (это и в самом деле "не аналитический текст", как указал автору этих строк в частном обсуждении редактор OS), но понять саму суть этого нового "общественного договора", который статья очевидным образом зафиксировала. Тем более, перед нами действительно объективная читательская реакция, ясно свидетельствующая об определенных процессах в общественном организме. Итак, офисный планктон (основная и наиболее активная гражданская прослойка, каждый день переваривающая информацию; словом, все и каждый, кто читает эти строки, даже если он не служит в офисе) в общем и целом согласен, что российское государство сегодня - это враг человека.

Офисный планктон ощущает, что страх перед государством у него проходит, а вместо страха появляется гнев. Вслед за автором офисный планктон верит, что эта государственная энтропия и этот гнев могут стать основой самозарождающегося гражданского общества. (Префикс "само-" здесь конечно наиболее приятен для слуха.) Так же, как и автор, офисный планктон не верит тавтологиям, а тавтологическую, в общем-то, и нейтральную максиму про каждый то, что "каждый народ имеет ту власть, которую заслуживает" считает "наглой ложью". Наконец, офисный планктон воодушевлен чудесным обоснованием анархии как имманентной русскому народу и давним типом отношения к государству. Офисный планктон голосует кликами, ссылками и копипастой за новый гордый лозунг: "люблю страну, но ненавижу государство". Поверхностность формулировки, неосмысленность противопоставления в ней двух предикатов, как водится, проходит незамеченной.

Главное "попадание" статьи - это, конечно, ее анархизм для чайников. Как горячие пирожки, он оказался нарасхват: "Кому еще анархизму, налетай!" Плевать, что это сложная культура с огромным количеством самых разных плодов, большая часть из которых имеет значение скорей фармацевтическое, нежели непосредственно съестное. Плевать, что подавляющее большинство приведенных автором афоризмов следует понимать даже не со щепоткой, а с пудом соли и прочих приправ - ибо для них всякий раз особенно важен актуальный исторический контекст. Для ораторского искусства учет всех этих тонкостей не существенен и даже вреден. Есть ведь чеканные, убедительные формулы авторитетных мыслителей - Бакунина о разлагающей человека привычке повелевать; Ключевского о взаимоотрицании государства и народа; Бердяева об имманентном анархизме русского человека (и неважно, какое содержание и какую ноту вкладывал в это наблюдение сам философ).

В этом заигрывании с антивластной риторикой, в готовности "жить в стране, но не в государстве" - колоссальная общественная опасность. Ненависть к режиму ("негативный консенсус") и ценности анархии в принципе не могут стать полноценной объединяющей платформой. Может быть, именно сегодня (когда чудовищность нынешней власти стала очевидна даже ей самой) как никогда важно понять или хотя бы начать думать о том, какое государство нам необходимо и как следует произвести демонтаж его нынешних институтов. Логика "Пусть они там жрут друг друга, а мы будем жить своей жизнью и самозарождаться в качестве гражданского общества" - самая провальная, самая катастрофическая позиция, которую может занять обыватель, затерроризированный окружающей его властью. Она - самая высокая цена, которую обыватель заплатит за свое отвращение. Фактически это принцип "чем хуже, тем лучше" (ЧХТЛ), который уже непомерно дорого обошелся нам в XX веке и который поучительно описал в романе "Вспомнишь странного человека…" философ Александр Пятигорский.

Когда я спросил Вадима Сергеевича, означает ли последнее утверждение, что в то именно время, то есть в 1911-м, в их кругах имела хождение идея или теория, что должно быть хуже, чтобы в конечном итоге стало лучше, то он ответил, что эта идея действительно имела хождение и даже пользовалась известной популярностью. Взять хотя бы такого знакомого Михаила Ивановича (Терещенко, - Е.М), как Алексей Максимович (Горький - Е.М), - тоже человек из провинции, время от времени триумфально появлявшийся в Москве, - он так именно и считал. Михаила Ивановича беседы с ним, хотя и весьма редкие, всегда ввергали в тоску. После них он даже напивался, к чему в общем не имел особой склонности. Сам Вадим Сергеевич ни разу при этих беседах не присутствовал, но был убежден, что Алексей Максимович искренне считал, что ЧХТЛ ("чем хуже, тем лучше"). Это имя было мне, конечно, слишком знакомо, чтобы я мог удержаться от вопроса, а не сохранил ли он свою приверженность этой точке зрения до конца своей жизни. Вадим Сергеевич сказал, что, безусловно, сохранил. Он рассказал, как посетил Алексея Максимовича в 1934-м в его особняке на Малой Никитской и между прочим спросил его об этом. Тот долго смеялся (было чему!) и сказал, что хорошо ли, плохо ли, а все выходит, как по писаному.Михаил Иванович, однако, так никогда не считал - даже много позже, когда основания для этого сделались гораздо более вескими. Все свои дела - а их было несметно много - он вел, как если бы был совершенно уверен, что решительно ничего хорошего из этого не выйдет, но что все равно делать их следует - хотя бы потому, что ничего иного по судьбе ему не остается - так же, как и знать. Он любил говорить, что русские имеют врожденную склонность к гностицизму без гнозиса (Высшего знания) и используют любую возможность, только чтобы не знать - более даже, чем чтобы не делать.

Не хотелось бы, что эта история опять повторилась.