Кризис личного счастья: в жизни, кино, на ТВ

Одна дама, шествуя из торгового центра с каким-то пакетом, сказала своей приятельнице с двумя пакетами: «Ну вот 8 Марта уже и прошло. Теперь только 9 Мая. Ближе ничего уже не будет». Чем тяжелее будни, тем активнее народ живёт праздниками. Тем старательнее городит вокруг себя иллюзии счастья и благополучия. Но в этом году огород из иллюзий сладкой приватности какой-то неурожайный. Не плодоносит.

День святого Валентина практически был упразднён Ванкувером. Пока шла Олимпиада, все мотивы любви, личного счастья и частного благополучия пребывали на периферии телевизионных программ. Олимпиада уже позади, а приватность так и осталась по-прежнему в загоне, несмотря на все регулярные обращения к её идеалам. И чем громче телевидение взывает к этим идеалам, тем тошнотворнее они выглядят. «Давай поженимся!» на Первом — самое антиэстетичное зрелище, воскрешающее старомодное понятие пошлости. Хуже только реалити-расследования измен в «Брачном чтиве» на ДТВ.

Я склонна усматривать здесь какую-то очередную жестокую закономерность.

От позднего советского периода нам осталось немало картин, которые не стыдно ставить в эфир на 8 Марта. «Служебный роман» и «Осенний марафон», «Любимая женщина механика Гаврилова» и «Карнавал», «Одиноким предоставляется общежитие» и «Любовь и голуби», «Вас ожидает гражданка Никанорова»… Разные жанры и разные отступления за пределы жанровости, разный художественный уровень и разная тональность. Разная степень драматизма. Свои шедевры и свои рядовые кинопродукты. Но сегодня даже самая жалостливая и глубоко ненавидимая мною «Самая обаятельная и привлекательная» смотрится как высокое человеческое высказывание.

Какие современные фильмы на темы личной жизни и поисков счастья можно не только из года в год ставить в телеэфир, но и смотреть хотя бы по пятнадцать-двадцать минут? Я не прошу назвать новые хиты в этом жанровом и тематическом разделе. Этих хитов нет. Я не говорю об удовольствии, об интересе к происходящему на экране, о симпатии к действующим лицам любого пола. Хотя бы просто физически смотреть без конвульсий?.. Простите, но по сравнению с нынешней «Бомжихой», где играет очень хорошая актриса Татьяна Догилева, какая-нибудь «Блондинка за углом» с её же участием — это даже не Шекспир, это античный театр.

Телезрителям каждый день поставляют мелодрамы в разных форматах, перебиваемые рекламными грёзами о семейном уюте или несемейной страсти, а веры во всё это нет ни на грош. Поставить в праздничный эфир женского дня что-нибудь новое и нестыдное оказалось практически невозможно. Две-три жалкие мелодрамные реплики нашей эпохи терялись между советскими и американскими хитами. И хорошо, что терялись.

В будни дела обстоят хуже, поскольку чужие хиты берегут для праздников. Народу подают стандартный, современный и отечественный продукт из отдела приватности. Последним из таких продуктов, спекулирующих на малости людей и узости проблем, стал сериал «Дворик» Олега Штрома на «России-1». Дальше двора своего трёхэтажного дома где-то в условном провинциальном городе здесь вообще не видят, не думают и не разумеют. Такая «Любовь на районе — 2» для целевой аудитории пенсионного возраста. Создатели сериала приглашают умиляться тому, какие тут все маленькие люди, с маленькими конфликтами и маленькими чувствочками. Взгляд на лилипутов, взгляд невнимательный и непонимающий. Кого бы попросить, чтобы у нас либо снимали «про тоже людей», либо вообще не снимали. Если режиссёр и его команда не способны относиться к персонажам как к полноценным человеческим особям, так не надо приглашать телеаудиторию солидаризироваться в этой антигуманистической немощи.

На самом же деле приватность сама по себе сегодня на ТВ не культивируется, а почти презирается. Для реалити-шоу эта самая приватность — предмет симуляции, потому что какая, к чёрту, приватность может выжить при включённой видеокамере.

В сериалах уважают образы приватного мира только в том случае, если там всё красиво и дорого обставлено, если частный мир — престижное приложение к власти, бизнесу, карьере. Вот если жена ссорится с мужем в каком-нибудь трёхэтажном коттедже, если красивая девушка из провинции не просто любви ищет, а находит — ну просто совершенно случайно — такую любовь, которая вознесёт её на другую социальную ступень, тогда да, тогда перипетии такой частной жизни подаются в меру ремесла проникновенно.

Иначе ни любовь, ни домашний уют, ни семья не подлежат восхищению, а только созерцаются с брезгливым умилением с безопасной дистанции. Ситком даёт такую дистанцию, убеждая, что приватный мир — это прежде всего смешно, а смешно потому, что на самом деле несерьёзно и только изнутри персонажами воспринимается всерьёз. Мол, мы-то «отсюда» знаем и видим, что и где по-настоящему серьёзно.

Реальный критерий счастья, в том числе женского, — социальный успех, умение побеждать, выходить в лидеры, прорываться и завоёвывать неважно что. Не случайно 8 Марта было ознаменовано шумными церемониями и шоу, где всё вопило о том, что только «самые, самые, самые» достойны уважения. «Мисс России — 2010», шоу мод Валентина Юдашкина, «Оскар» — вот где настоящее женское счастье. Кэтрин Бигелоу получила «Оскар» за режиссуру, и ТВ с интернетом заходились в восторге от одного этого факта. Женщина выиграла, мужчины-соперники проиграли, значит, Бигелоу — достойный режиссёр и вообще супер. А не получи она «Оскар», так и осталась бы всего лишь женщиной-режиссёром и бывшей женой настоящего режиссёра.

Не только у нас мотивы поиска личного счастья и ценности приватного бытия переживают кризис. Это довольно универсальный процесс, в американском популярном кино он тоже имеет место и длится гораздо дольше, чем нынешний экономический кризис. Всё это части одного и того же универсального кризиса.

В Москве люди идут потоками на широко разрекламированную «Алису в Стране чудес» Тима Бёртона. О том, каков уровень художественности этого кино, уже написал Александр Фолин. Я хочу лишь обратить внимание на то, о чём получился этот весьма несовершенный фильм. Он ужасно мрачен, если не сказать депрессивен. И это самое большое нарушение оригинала, который овеян добрым скепсисом и великодушным снисхождением к реальности. Кэрролл по-другому не умел. У Бёртона сны Алисы именуются кошмарами, хотя подлинная Страна чудес всё-таки от кошмарности довольно далеко. Но у Бёртона кошмар живёт прежде всего в реальном мире. Возможно, поэтому дополнительные переживания во сне пугают и утомляют ребёнка. Алиса вырастает и становится частью светского общества, состоящего из пустых, скучных, самодовольных и очень некрасивых людей. Безнадёга.

Ввиду брака с пучеглазым и зубастым рыжим лордом, конечно, уж лучше дружба с безумным Шляпником. Алиса не за кроликом бежит, а бежит из своего социального круга и попадает из огня да в полымя. В Страну чудес, которая похожа на мир «Властелина колец» и «Гарри Поттера» сразу, только с уклоном для девочек. Творятся в этом уже совершенно не кэрролловском мире не парадоксы и не игры ума, облачённые в изящные образы, — тут происходят всё те же кондовые битвы зла с добром за власть, что и во всех масштабных фэнтези.

Мир Кэрролла оказался не под настроение режиссёру, живущему в кризисную эпоху и делающему кино для тех, кто боится проиграть в борьбе за приемлемую жизнь. Поэтому остроумнейшие, полные силлогизмов сказки Кэрролла подменяются экстремальностью и неулыбчивостью боевика.

Есть и ещё одна причина столь грустной метаморфозы. Не победить страшное зло и зубастых чудищ не стыдно. На худой конец у Алисы в такой истории будет героическая смерть. Не победить опасность неудачного брака и оказаться связанной по рукам и ногам светским тупоголовием — в этом нет ничего красивого и доблестного. В случае такого поворота событий у Алисы будет отвратительная жизнь, не для массового кино. Воплощения антиидеала приватности так боятся, что стараются держаться подальше и от идеала. На всякий случай.

Какой же выход для Алисы сочиняет фильм? Получается, что ей одна дорога — в большой бизнес. Папа отвергнутого жениха приглашает её быть компаньоном в деле. Если у героини действительно богатое воображение, то оно обязательно должно иметь свою цену и практическое применение. От отсутствия личного счастья должна спасти удачная карьера. Никакой неполноценности в таком повороте событий XXI век не видит. Идеал социальной самореализации компенсирует крах идеала приватной гармонии. А вера в гармонию индивида с обществом тоже берётся не от хорошей жизни. Человек эпохи экономического кризиса не позволяет себе разувериться в этом как в необходимом прожиточном минимуме. Без личного счастья ещё можно обойтись, а вот без работы и денег точно загнёшься.

В каком-то смысле концепция социального выживания как экономсчастья гораздо честнее, чем превращение традиционного идеала приватной гармонии в мёртвый примитив.