Трупоеды

У Украины праздник. Массовый восторг украинцев в соцсетях по поводу разбившегося российского самолета вызывает оцепенение, пишет российский журналист Андрей Бабицкий. Цитировать комментарии не стану, ограничусь лишь упоминанием наиболее характерных.

Люди не погибли, а «сдохли», жаль, что так мало, это только начало, скоро «кацапы» будут биться стаями. Это не десятки и сотни откликов, это многие тысячи человек ликуют вокруг братской могилы с 217 погибшими, 17 из которых дети. Столь массового безумия в любой другой постсоветской стране, где антироссийские настроения в тренде, мне припомнить так и не удалось. Например, в Грузии, в которой хватает людей, настроенных к России отнюдь не по-дружески, подобного рода поведение считалось неприличным.

Года три или четыре назад, слегка повредившийся рассудком на почве ненависти к русским журналист Олег Панфилов — отъявленный сторонник Михаила Саакашвили – на страницах своего Живого Журнала радовался тому, что москвичам из-за пожаров вокруг столицы нечем дышать. Дескать, им это свыше в наказание то ли за 08.08.08, то ли за многовековое рабство и издевательство над другими народами. Никакого развития эта тема в кругу соратников из секты свидетелей Саакашвили не получила. То есть даже в этой компании, адекватность членов которой всегда вызывала большие сомнения, радоваться беде обычного человека – это за гранью этики, это уже в той зоне, где от человека ничего не остается, только оболочка, а нравственная структура личности выгорела дотла.

И это не просто такой нервный срыв, когда в сердцах выговаривает: «Хоть бы ты сдох!» Это уже стало устоявшейся нормой поведения, когда не стыдно танцевать на трупах, когда людоедский призыв «Москаляку на гиляку» получает шанс на реальное воплощение. То есть в своем воображении, в своем сердце они легко вновь и вновь разбивают такие же самолеты и поезда, топят корабли, наслаждаясь видом сотен погибших. Такая же невменяемая реакция сопровождала известие об унесшей 24 жизни аварии в московском метро в июле 2014 года, следовательно, есть смысл говорить об окончательно сложившейся на Украине этической модели. Она предполагает полное нравственное и эмоциональное одичание, полное отключения механизма эмпатии. (Эмпатия – это способность сопереживать, ставить себя на место другого). Благодаря этому иррациональному свойству человек может прощать, проявлять великодушие, милосердие, оказывать помощь попавшим в беду, любить, сочувствовать.

Собственно, это то, что делает человека человеком, отличает его от животного, поскольку наполняет жизнь высоким смыслом служения другим. Когда зимой прошлого года я смотрел по телевидению чудовищные кадры, как активисты Майдана забрасывали сотрудников милиции бутылками с горючей смесью – я не мог понять природы этого варварства.

Традиционно считалось, что Украина мягче России, теплее, дружелюбнее – за счет европейского климата и не столь тотальной индустриализации, как в соседней стране. Каким образом эти милые и чудесные украинцы вдруг начали жечь себе подобных (пусть даже облаченных в милицейскую форму), парадоксально актуализируя в сочетании со стремлением быть частью европейского мира идею одного их самых жестоких видов убийства человека – предания его огню?

Это новое средневековье в центре Киева казалось чем-то невероятным, не согласующимся со всем, что мы знали и думали об Украине. После этого было 2-е мая в Одессе, где сожжение людей обрело формат полноценного ритуала расправы, негласно одобренного новыми властями. Впрочем, и гласно тоже, поскольку виновных в этой чудовищной трагедии так никто и не думает привлекать к ответственности. Тогда интернет также взорвался ликованием, празднуя великую победу, увековеченную образом жареного «колорада», равновеликого силой своей антигуманности глубине озверения воинов Майдана.

Понимание того, почему новая постмайданная Украина поставила на службу самые примитивные формы жестокости, отсылающие нас к глубокому прошлому человечества, приходит, когда задаешься вопросом о том, с какой именно традицией нынешнее украинское общество пытается отождествить свою идентичность.

Ответ очень прост – с традицией украинского национального движения, которое, начиная с петлюровских еврейских погромов и заканчивая бандеровской резней евреев и поляков в Галиции и Волыни, действовало именно таким образом – предельно жестоко. Многочисленные доказательства зверств украинских националистов уже давно являются неопровержимым фактом в исторической науке.

В практике уничтожения польского населения известны случаи убийства детей, на которых жалко было тратить патроны, и их просто веером приматывали колючей проволокой к деревьям. Фото убитых таким образом во время резни в Галиции детей послужило прообразом знаменитого памятника в польском городе Пшемысле, на котором были выбиты слова: «Если я это забуду, пусть Небо забудет про меня».

Новая бандеровская Украина – это не домыслы кремлевских пропагандистов, не страшилка информационной войны. Она есть, она уже второй год на марше сжигает, поджаривает, ликует, пляшет, радуясь каждому новому кацапскому трупу.

И она не выдыхается, не теряет воли к жизни.

И к смерти.

Андрей Бабицкий.