Биографии против институтов. Этюды о социальных инноваторах

На модерации Отложенный

Любые новации всегда зарождаются как элитные, экспертные и в целом "маргинальные", не вписанные культуру и нормативное пространство общественной практики. Однако их судьба лишь отчасти находятся в руках изобретателей - тех, кто их придумывает и вдыхает в них телесную или социальную жизнь. Не меньшую, если не большую роль играют "ранние последователи" - те, кто по каким-то своим причинам (их мы пока оставим в стороне) решает освоить новшество: купить невообразимый гаджет или включиться в какую-то "заманчивую" практику, больше похожую на аферу. Например, покупка акций МММ или же игра на фондовой бирже. Именно от активности таких локомотивных групп зависит, останутся ли новшества "узко социализированными", или будут проникать в более широкое сообщество людей.

Наиболее очевидная характеристика "ранних последователей" (термин Э. Рождерса) - обладание достаточно высоким уровнем ресурсов (экономических, административных и иных), позволяющих надеяться, хоть и не всегда оправданно, на успешное и эффективное овладение новыми возможностями. Вместе с тем, для социальных инноваторов экспериментаторство и установка на инновативность, как правило, не являются самоцелью и самоценностью: люди решают собственные биографические задачи, находят более или менее оптимальные для их ситуации способы их решения, а затем, если все складывается благополучно, этот опыт суммируется и включается в корпус повседневного знания и повседневных практик. В их собственной системе оценок - они просто идут в ногу со временем, то есть, они стремятся к тому, чтобы связывать сегодняшний день с ближайшим будущим и заручиться возможностями для достижений в будущем отдаленном.

Однако с точки зрения социологии социальных изменений, эти люди в своей совокупности оказываются носителями некоей социальной пионерности. Ричард Флорида, введший в оборот такое широко известное понятие, как "креативный класс", пишет, что набрав критическую массу, эти люди качественно меняют все сферы общественной жизни. Это происходит не потому, что ими движет реформаторский зуд, а в силу того, что они способны брать на себя ответственность за нестандартное действие ради нестандартных целей. Их отличает готовность находить нерепрезентативные способы для удовлетворения своих запросов и потребностей, достижения целей и в целом - для реализации своих, подчас специфических представлений о смысле жизни.

В силу ярко выраженной достижительной мотивации, благодаря их мобильности, мобилизованности и активности возникают разные социально значимые феномены: новые сообщества и иные формы коллективностей, моды и стили жизни, проекты и инициативы, феномены культуры, и самое главное - примеры новых (иных) биографических проектов. То есть, эти биографические проекты (целиком или в какой-либо части) так или иначе становятся достоянием публики и предстают в виде текста, новеллы о том, как кем-то было принято решение, как были найдены возможности, как человек действовал и какие сложности ему встречались, что же в итоге получилось и какой вывод из всего можно сделать.

То есть, отливаются в дискурс об инновациях, но не внешний и спекулятивный, а укорененный в "обыденных теориях" простого человека (П. Бергер и Т. Лукман).

Самоопределение, стремление к кристаллизации своего социального статуса оказывается основным механизмом трансформации как жизненного стиля социальных инноваторов, так и отдельных практик - будь то финансовое поведение, отдых или трудовая занятость. Представители локомотивных групп готовы к тому, что новые возможности никогда не бывают идеально обточенными и безо всяких правовых, экономических или социальных "заусенцев". Любая новая практика является некомфортной для тех, кто ею пользуется, - с ней всегда связан повышенный уровень неопределенности, слабая предсказуемость и обилие "непредвиденных последствий" (не всегда дурных). Именно поэтому социальные инноваторы готовы требовать модификации актуальных для них новых практик или же требовать их изменения таким образом, чтобы те стали более удобными для использования и с большей степенью вероятности приводили бы к нужному результату.

Таким образом, стремление осваивать все новое не только способствует распространению новаций в обществе, их дальнейшей рецепции - это лишь одна, не самая интересная в силу очевидности часть пасьянса. Совокупная активность данной категории людей создает систематическое давление на социальные институты, заставляя те адаптироваться к их собственным требованиям, обстоятельствам жизни, и одновременно - к их повседневным практикам и привычкам. Институты всегда сопротивляются внешнему давлению и требованиям изменений. Их борьба с инноваторами может быть жесткой, иногда - трагичной, иногда - смешной. Но чего здесь нет, так это антагонизма. Социальные новаторы - не революционеры, одухотворенные идеей борьбы и победы. Если риски превышают приемлемый для их стиля жизни уровень, тогда они начинают эспериментировать с чем-нибудь другим. Ну, или с тем же, но в другом месте и в иных условиях, оставляя новацию умирать в трепетных объятьях системы, не пожелавшей утратить монопольное право на ее применение и использование. Очень уж они капризные, прагматичные и без излишнего морализаторства субъекты - эти социальные инноваторы... Нюанс в том, что самая массовая категория потребителей новаций - "поздние последователи" - появляются только тогда, когда убедятся, что "ранние последователи" выиграли свои битвы с социальными институтами.