Россия не вынесла ни одного урока из Великой Революции 1917 года

Как известно, рыба гниет с головы, а упадок начинается с сознания. Верная примета этого - ментальное устройство сценаристов, пишущих сценарии о прошлом. "В круге первом", "Вербное воскресенье", "И все-таки я люблю", далее везде. Действие происходит или начинается в прошлом. Прошлое содержит в себе завязку, начало настоящего времени, главным образом 1990-е, - развязку. Ах, они какие негодяи - чего понатворили! Этические проблемы оказываются чем-то из разряда седых преданий и былинных страданий. Этики нет в "сегодня", она обращена к нам как наследство из сгинувшего в Лету "вчера".

Тогда существовал конфликт в политическом и драматургическом смысле слова. Наступление настоящего времени мыслится даже не как воцарение бесконфликтности, а как коллизия деградации сюжета.

Собственно, именно к ней, к деградации сюжета, и ведет бесконфликтность. Бессюжетная история непредставима, но вполне представима история со вторичным, многократно пересказанным сюжетом, слишком часто переходившим из уст в уста. Если перенестись на уровень микроистории, деградация сюжета оборачивается фокусом с исчезновением героя, точнее - появлением героев, из которых демонстративно изъято все героическое: противоречия, которые могут стать неразрешимыми, борьба, которая может обернуться победой, альтернативы, которые оставляют место для подвига.

Дегероизация героя - это лишение его совести.

Нравственное чувство отсутствует, муки совести - изъяты из описи. Зато топчутся стада изряднопорядочных.

Не подумайте, что это не морализаторство. Это попытка описания устройства субъектов. Попытка заглянуть в то зеркало, где герой более не может отобразиться. Все их существование сводится к отражению в другом как в зеркале, которое ничего не отражает. Круговая порука дегероизации, хоровод бессубъектности. К описанию этого состояния не применима никакая философия "практического разума" - только социология, желательно бихевиористская или близкая к ней. Что-то вроде аналитической социологии, рассматривающей общественную жизнь исключительно как соблюдение или нарушение правил.

Этика в этом мире понимается как соответствие базовым константам. В роли базовых констант - споры предшествующих эпох. Этично лишь то, что ушло, "отмучилось". "Снят вопрос". Этика стала тем, что записано на скрижали. И не только потому, что вернулся принцип "око за око". Этика перестала отличаться от закона. Каждый подобен тетке из очереди, заявляющей не понравившейся соседке: "Ты - ненормальная!". Любой неожиданный выбор, всякое сколько-нибудь значимое отличие трактуется как нарушение нормы. Возможно, какой-нибудь культуролог сочтет это знамением трогательного альянса иудео-христианской и греко-римской традиций. Упаси Боже от такого гуманизма!

Существуют ответы, которые исключают вопросы. Так вместо этики воцаряется религия, причем не гражданская, светская религия, а религия памяти. Впрочем, справедливее было назвать ее религией злопамятства. Сегодня она заменяет любые гражданские культы.

Ключевую роль в формировании религии злопамятства сыграли шестидесятники. Шестидесятничество сошло с исторической арены как актуальное социальное явление, но оно играет роль Завета, оставленного предками. Как в обществах, построенных вокруг культа мертвых. Только вместе с шестидесятниками мертвым стал любой этический выбор. Этический выбор - это же не выбор между готовыми альтернативами. Вот Петров в такой-то ситуации "не оступился", а Сидоров оступился, "стукачом стал", и т.д.

Этический выбор - это выбор в пользу того, что будет считаться этикой. То есть речь идет об изобретении и поддержании системы разграничения добра и зла.

Долг никогда не дан в некой определенности: "Хватай и беги исполнять!" Долг - это проблема соотнесения себя самим же с собой, для чего и политика должна рассматриваться как искусство самоопределения. Вот это полностью вытравили шестидесятники, сработав как худшие сталинисты. Сталинизм - это и есть сведение политики к гарантированной победе добра над злом.

Шестидесятничество ни на йоту не продвинулось в сторону другого рассмотрения политики. Наоборот. Для самого Сталина сведение политики к торжеству мира и добра было политической ставкой, имевшей вполне конкретные результаты и наполнение. Шестидесятники думали, что избавились от Сталина и сделали все, чтобы от него избавиться. Однако они избавились не от Сталина, а от политики, став родоначальниками всевозможных стратегий деполитизации. Сегодня политика - это ложно понятая этика, сведенная к борьбе "всего хорошего со всем плохим".

Это примета холодного Апокалипсиса, который остался незамеченным.

В силу этого мы перестали не только различать добро и зло, но и видеть в них предмет различия. Вместо этики - кликушеская фраза, помноженная на фарисейство, и манипулятивное отношение к миру. Церковь тоже на стороне этого отношения, но не на стороне этики как практики. Достаточно вслушаться в слова патриарха Кирилла, сказанные в интервью по поводу годовщины своей интронизации. Существование Бога выводилось им из того, что на протяжении 2000 лет добрые люди к нему обращаются. И ведь не зря! Получают же отклик! Цитирую не дословно, но посыл был именно такой. С таким же успехом можно из факта поклонения Ктулху признать существование Ктулху. То-то он возрадуется!

Говоря по совести, ничто так не способно вызвать разочарование в христианстве, как нынешняя клерикализация. Священнослужитель как социальная роль - вот, что должно занимать сегодня социологов сакрального (а вовсе не упразднение сакральных основ научной процедуры). А диагноз неутешителен - монополизация "духовного окормления" приводит к превращению Церкви в нечто среднее между идеологическим отделом ЦК и крупнейшей бизнес-корпорацией.

"Солидный Господь для солидных господ", - как писал некогда Пелевин. Духовность перестает быть проблемой совести, но становится проблемой энергетики. В массовом сознании Церковь играет роль коллективного экстрасенса с наиболее длительной историей практики и наилучшими рекомендациями. "Подставь ладошки солнышку, подзарядиться энергией божьей". В грядущие 3-4 года все это вызовет ответную реакцию в виде целого сонма неоязыческих культов и альтернативных вероучений. Реакция явится восстанием кустарных производителей святых даров против живоглота-монополиста. (Большой удачей будет, если инициаторами этой реакции будут софистичные адепты контрхристианства, а не кто-нибудь похуже).

Россия не вынесла ни одного урока из религиозной Реформации, которой стала Великая Революция 1917 года. Собственно, в этом качестве Революцию после Цымбурского никто и не интерпретирует. Теперь царит другой дискурс - казенное благоговение! Проклятые большевики-пачкуны покусились на святое, порушили церкви, выкинули мощи, а ведь какая синергия царила, сплошная соборность! Всюду дистиллированная лепота, благочестие наивысшей пробы, помазанник кружки на праздничке раздавал! Таков узаконенный ход рассуждений об истории и церкви, общий образ которых напоминает выцветшую безвкусную открытку.

Вывод из этого прост: неизвлеченные уроки Реформации когда-нибудь да приведут к тому, что Реформация повторится.