Технология власти по-американски

Американский конгресс готовится принять «Всеобъемлющую реформу здравоохранения». Так ее назвали политтехнологи Белого дома. Реформа далеко не всеобъемлюща, а касается лишь частной страховой индустрии здравоохранения, да и там из-за отсутствия т.н. «публичной опции», т.е. принятого во всех развитых странах системы общественного здравоохранения, не видно, чтобы рядовой американец почувствовал облегчение в своем семейном бюджете.

Американцы платят больше всех за свое здравоохранение, а за свои деньги хотели бы иметь больше. Расходы на американское здравоохранение в полтора раза выше, чем следующего за ним по дороговизне французского, при том, что Франция по уровню здравоохранения первая в рейтинге ВОЗ, а США – 37-е. Расходы на здравоохранение это примерно 1/6 –1/7 часть американской экономики, и здесь уровень потребления непосилен для экономики и бюджета.

Закон обсуждался и готовился целый год. В его рамках хороших сделок добились лоббисты всех заинтересованных – страховой, фармацевтической и госпитальной индустрии, корпоративные организации медиков. Ничего удивительного, что при каждой сделке не особенно учитывали интересы тех, кого не было за столом – простых американцев – налогоплательщиков и клиентов Большого медицинского бизнеса.

Демократы не имеют абсолютного большинства в Конгрессе поэтому закон будут принимать по чрезвычайной согласовательной процедуре . Чрезвычайного здесь ничего нет. Конгресс, а особенно его высшая палата – Сенат – давно стали недемократичными и дисфункциональными, поэтому все чаще прибегают к «чрезвычайным процедурам». Пресловутые «налоговые льготы Джорджа Буша мл. Тоже принимались в Конгрессе по этой схеме.

Интересно, что приведшие к власти Обаму левые демократы (по американской терминологии либеральные или прогрессивные) ожидали совершенно другого. В Сенате и Палате представителей раздаются гневные голоса протеста: «нет публичной опции», в закон вставлен запрет финансирования «прерывания беременности», нет снятия запрета на импорт лекарств из развитых стран, где они производятся и многое другое. Там несколько раз грозились похоронить закон. Правые т.н. «умеренные» демократы пытаются в последнюю минуту ужесточить меры против абортов, ограничения выплат по государственным программам здравоохранения и поставить верхний предел размера исков за плохое лечение. Двадцать республиканских сенаторов (из 41) видят выгоды в новом компромиссном законе, как для своих избирателей, так и для Большого бизнеса, который их финансирует. Когда же доходит до дела, то все, левые и правые проголосуют как велит им партия. Окажется, что независимый социалист, сенатор Берни Сандерсом из Вермонта и Джо Либерман, прозванный «сенатором страхового бизнеса» проголосуют одинаково «за», а либеральный республиканец Скотт Браун из Массачусетса проголосует «против».

Что же происходит? Понять американскую систему помогают не бестселлеры типа «Смена игры» Марка Гальперина и Джона Хейлемана, повествующая о том, что говорили о цвете кожи Барака Обамы, как сторонники предали Хиллари Клинтон и как на самом деле «народный кандидат» Обама был более выгоден Большому бизнесу, чем Хиллари Клинтон, которую изображали, как ставленницу старого истеблишмента. «Смена игры» рассказывает, как фавориты банковского капитала сенаторы Крисс Додд и Чак Шумер работали на Клинтон, а помогали Обаме.

Впрочем, еще во время предварительных выборов в Демпартии, мой хорошо информированный друг сказал, что Большой бизнес за яппи (Обаму). «Они знают, что Хиллари будет стоить им куда дороже. Она-то умеет добиваться своего...». Это подтверждает и недавнее свидетельство ветерана российской и советской дипломатии Валентина Зорина «Я беседовал с Хиллари Клинтон ... я почувствовал, что передо мной не только сильный политик (а она тогда фактически была главным советником мужа), но и эффектная женщина с потрясающим магнетизмом».

Понять, что происходит, помогают не сборники анекдотов, а серьезные исследования. Одно из таких – книга Френс Ли «Сверх идеологии: Политика, принципы и партийность в Сенате США». Beyond Ideology: Politics, Principles, and Partisanship in the U. S. Senate by Frances E. Lee

Читается книга нелегко. Она полна ученых оборотов, скучных таблиц и сводок. Однако, по свидетельству политолога и публициста Эзры Клейна: «это лучшая книга, которую мне когда-либо приходилось читать, для понимания того, что сегодня происходит в Вашингтоне». Книга не только опровергает досужее мнение, что законодатели голосуют по своей идеологии. Она опровергает убеждение американской публики, что они сами избирают в законодательные органы индивидуумов со своим мировоззрением. Избиратели в Америке голосуют за индивидуума, но избирают они партию.

Американцам подают законодательную деятельность в Сенате, как борьбу идеологий и принципов. На первый взгляд так и есть. Ни одно голосование не может считаться обеспеченным для сенатского большинства. Каждый кандидат обещает бизнесменам и работающим семьям защищать их интересы в Вашингтоне, изменить систему, принести свежий взгляд, быть независимым голосом. Нам рассказывают о семье кандидата, о его истории, о его хобби, о его детях, даже о его собаках. Насмотревшись предвыборной пропаганды можно безошибочно узнать собаку своего сенатора на улице. Каждый клянется принести в Сенат деловой подход. Ведь бизнесмен – культурный герой Америки, и не принято говорить, что бизнес делает дела подешевле, зато с максимальной выгодой для себя.

Приходит такой «независимый» в Сенат и начинает действовать как... все остальные. Умеренного республиканца не отличить от республиканца «консервативного», а либерального демократа – от его «умеренного» коллеги. «Реформа здравоохранения» соберет 59 голосов демократов и ноль голосов республиканцев.

«Партии являются учреждениями членов, - пишет Ле, - имеющих одинаковый политический интерес быть избранным и удержать власть, а не только коалицией индивидуумов, объединенных общими идеологическими предпочтениями». Настолько очевидный тезис в Америке почему-то звучит радикально и поражает критиков новизной. Однако отсюда следует, что обе партии заинтересованы, чтобы оппонент выглядел плохо. Иначе, как выиграть следующие выборы? А значит, партийные интересы противоречат сотрудничеству с другой партией.

Американцы любят успех. Победитель здесь забирает все. Так зачем сотрудничать даже ради интереса избирателя. Какой бы не была «реформа здравоохранения», она означает победу демократов и поражение республиканцев.

Вообще идея сотрудничества в Америке понимается своеобразно. При каждом удобном случае здесь воспевается индивидуализм, предприимчивость. Однако попробуй, заяви на интервью при приеме на работу, что ты индивидуалист. Везде надо указывать team player, т.е. «игрок в команде», что по сути не отличается от «члена коллектива» советских времен. Да и в команде надо играть весьма определенным способом. Попробуй в корпорации начать дружить с коллегами, налаживать сотрудничество. Быстро дадут понять, что играть в команде надо со своим боссом, а не с сослуживцами. Тем более не будешь явно помогать коллеге, от которого собираются избавиться. Сенат, а как следствие и весь Конгресс, не отличаются в этом отношении от офиса в американской корпорации.

Интересно, что в политики прошлых поколений хорошо понимали этот принцип. Автор показывает, что «идеология» вошла в мейнстрим американского политического лексикона довольно недавно. В журналах и газетах ХХ века, слово «идеология» не используется для объяснения поведения сенаторов вплоть до самых 1940-х гг. Вместо него неизменно присутствуют «партийные интересы». Под ним подразумеваются и идеологические пристрастия, и интересы электората.

«Идеология» появляется лишь в послевоенный период гегемонии Демократической партии, когда американская политика складывалась из яростной борьбы различных парламентских фракций внутри самой Демпартии, в основном между либералами Севера США и южными расистами. Тогда «идеология» действительно имела смысл, но она осталась и тогда, когда южные расисты исчезли из Демпартии. То же произошло и в Республиканской партии, где постепенно исчезли умеренные консерваторы Северо-востока страны, и ключевые позиции заняли радикальные республиканцы Юга, занявшие место южных демократов-расистов.

Однако проблема не только в «идеологических вопросах». Ли поднимает большой материал по неидеологическим вопросам, например голосования по вопросам процедуры. Скажем, стоит ли провести дебаты или же ограничиться голосованием. Либо по вопросам коррупции в государственных учреждениях или в вопросе посылки станции на Марс. Даже там результаты голосования в Сенате строго партийные.

Еще одно интересное наблюдение в книге – поляризующая роль президента США в Сенате. Ли отмечает, что время, потраченное на обсуждение президентской повестки дня в Сенате, все время увеличивается. При чем, совершенно не важно, кто контролирует Сенат. Даже во время, когда Белый Дом и Сенат в руках разных партий, только тогда уже Сенат действует против президентских инициатив. Еще более «партийным» становится голосование, если президент занимает определенную позицию по обсуждаемому вопросу. Президент все больше и больше превращается в лидера своей партии. Создается ситуация, которую как раз и хотели предотвратить отцы-основатели, авторы Американской конституции. Даже местные или промежуточные (как в этом 2010 г. когда не избирают президента, а лишь Палату представителей и треть Конгресса) все больше и больше становятся референдумом деятельности президента США. Естественно, что партии соревнуются в том, чтобы повысить, либо понизить его шансы на следующее избрание.

Все бы было нормально, если бы не уникальное право меньшинства в Сената блокировать законодательную инициативу, имея всего 41 голос (из 100). В поляризованном обществе, как современное США, очень редко случается, когда меньшинство в Сенате имеет меньше 41-го голоса. Поэтому тенденция усиления партийности и осознание, что интерес партии меньшинства состоит в подрыве инициатив правительства, позволяет меньшинству эффективно лишить большинство возможности править страной. Что и происходит в Вашингтоне в последние два десятилетия.

Лишь на первый взгляд, легко исправить ситуацию, поскольку принцип власти большинства – это уважаемый и хорошо приемлемый принцип американской жизни. Однако здесь замешаны локальные интересы, интересы Большого бизнеса, для которого чем меньше регулирования, тем больше барыши. И самое главное, исправлению ситуации мешает убежденность американцев, что они голосуют не за партию, а за индивидуума, которого они «любят» или «не любят». Книга Ли не дает рецептов исправления дисфункциональности системы американской власти, но она ставит вещи на свои места.