Почему партизаны не расстреливали нацистских полицаев

Анатолий Тасминский по крупицам собирает информацию о партизанском движении. В Белоруссии воевал в должности комиссара отряда его отец, Иосиф Тасминский. Об этом-то формировании и пишет в своей книге «Отряд» полковник в отставке Анатолий Тасминский.

«Нет на них патронов. Заколоть!»

«СП»: - Анатолий Иосифович, удалось ли вам в «Отряде» донести до читателя всю правду о войне?

- Да, я отдавал себе отчет, что писать надо только о том, что действительно имело место. И потому за основу брал только то, что подтверждалось перекрестьем воспоминаний ветеранов Отряда и документами партизанского отдела Национального архива Республики Беларусь. При встречах ни один из ветеранов не упрекнул меня в том, что в книге есть домыслы или неправда. Наоборот, все отмечали: в книге только правда, чем я очень горжусь.

Буду откровенным, неточности – были. На них мне указал один из ветеранов – Герой Советского Союза Виктор Ильич Ливенцев, бывший в «то» время сначала подпольщиком, потом командиром отряда, а затем и командиром большой партизанской бригады. Так, в «таком-то бою» из пушки по позициям врага, блокировавшего партизан, стрелял именно он, Ливенцев, у меня же назван другой человек. Но ветеран тут же успокоил меня: «Не переживайте. Уж у меня в этом отношении опыт есть! Сколько раз бывало: в бою идем с товарищем рядом, а после, вспоминая перипетии боя, не можем согласиться друг с другом в описании отдельных эпизодов – каждый по-своему рассказывает! Ну, а если минуло с тех пор десятки лет… Чего уж там… Важно, что у вас в книге поданы правдиво схемы боёв, точны даты. Что ещё? У вас почему-то бойцы-партизаны часто обращаются к командному составу по имени отчеству, а то и просто по имени. Нет, у нас было одно – «командир!».


«СП»: - Что вас, писавшего книгу по многочисленным воспоминаниям самих партизан, поразило больше всего в их рассказах?

- Многое. Например, партизаны порой вынуждены были сидеть на голодном пайке – не только в прямом смысле, но и в плане боеприпасов, стараясь, как только это было возможным, экономить патроны. И по этой причине возникали (тоже вынужденно!) разные ситуации… Перед очередным выходом на задание, бойцы получали строгий инструктаж – экономить патроны и боеприпасы. Патроны выдавались поштучно – чуть ли не под расписку. А это значит, что на обычный (даже не затяжной) бой их просто могло не хватить. Подкараулили, атаковали немцев или полицаев, внесли панику в их ряды, перебили, пока они не опомнились, кого-то взяли в плен, собрали документы, трофейное оружие и боеприпасы – и так же внезапно растворились в лесу. А там уже пусть оккупанты поднимают тревогу и прочесывают район – партизан в нем уже и след простыл. Любая же затяжная перестрелка вела только к полному расходованию запаса патронов и к трагическим последствиям. Ведь безоружный партизан – уже не воин.

А далее… Представьте, что бой закончился, бойцы прибыли в расположение отряда и привели с собой пленных полицаев и фашистов. Что с ними делать?

Как правило – расстрел! Но бывает и так, что даже на расстрел полицаев и карателей патронов жаль – еще в бою пригодятся. И тогда следует решительное командирское: «Да только жаль на эту сволочь патронов. Заколоть!». И – закалывали.


Как крысы в бочке

Всякое бывало. Однажды из-за отсутствия патронов были заколоты четверо фашистских приспешников, которых должны были расстрелять. Об этой истории поведал мне старик ветеран-партизан Федор Дмитриевич Савончик. После очередной удачной операции партизаны вернулись на базу и доставили пленных из числа полицаев. Некоторые бойцы были специально внедрены в ряды предателей с целью координации действий основных сил партизан – они, сняв ненавистные мундиры, снова влились в состав отряда. Кого-то из тех, кого силой и принуждением заставили служить полиции, просто распустили по домам. Да и как их было наказывать – это были или совсем уж старики, или зеленые подростки. А вот с теми, кто добровольно пошел в полицию и измывался над своими же соотечественниками, разговор был совсем другой и короткий – расстрел. Таких оказалось четверо.

Но патронов-то лишних нет. И снова встал вопрос о вынужденном приведении приговора в исполнение с помощью штыка. «Кто будет колоть?», – обращается командир к строю бойцов. «Я! – делает шаг вперед один из партизан, Селезнев, – я выполню ваш приказ!» Много горя и боли доставили бойцу и его семье изверги из полиции – пришло время расплаты. «А ну ложись!», – командует он одному приговоренному. Следуют несколько страшных чмокающе-хрустящих удара, и полицай готов. Участь остальных такова же – боец расправился с ними с помощью штыка.


«СП»: - Да, суровая партизанская реальность…

- Вообще, были случаи, когда партизаны предоставляли страшную роль палачей самим полицаям. Как это было в операции марта 1943 года. Партизанам тогда в посёлке Глуша удалось захватить казарму полицаев. Взяли всех – а их было двадцать три – фашистских прихвостней, и, не поднимая шума, повели в лес (сначала ползком, пока не выбрались за поселок, а выбрались – в колонну по два). По пути выяснилось, что у одного из предателей есть «кровник» среди партизан – Федор Злобин: некоторое время назад тот полицай убил близкого товарища Фёдора – Никиту Храпко, присвоив именное оружие убитого и кожаную куртку.

Подойдя к предателям мимо зазевавшегося караульного, Злобин зарезал убийцу длинным ножом – отомстил за лучшего друга. А вот что дальше было…

Под покровом ночи строй партизан ничего не нарушало – они с пленниками направлялись на базу без проблем. Но, как только забрезжил рассвет, колонну партизанскую стали преследовать отдельные самолеты врага: взрывы бомб заставляли колонну бросаться из стороны в сторону. Возникла угроза: полицаи могут разбежаться. На всякий случай загнали предателей в небольшой дровяной сарайчик в деревушке, попавшейся на пути. Заперли их там, и стали раздумывать: «Не слишком ли много риска – вести полицаев на базу. Одно точное попадание бомбы – и погибнем все, и мы, и полицаи… А ведь на базе отряда их, полицаев, точно ждет расстрел…
Нашли выход, такой: пусть эти прихвостни немецкие сами себя и казнят! Здесь и сейчас!

«Вас слишком много – нам столько не нужно, – объявил командир партизанского караула. – В лагерь с нами пойдет лишь половина. Вот и разберитесь сами с собой, кто пойдет дальше, а кто останется здесь – поленьев в сарае для этого хватит»…

И через тонкие доски дровяного сарая было слышно, как уничтожают друг друга полицаи. Дальше оставалось добить оставшихся в живых – участь их все равно была решена. Но это не было стремлением поглумиться или проявлением нездорового садизма. Жестокость эта вынуждалась обстоятельствами… У партизан просто не было другого выбора.


Цена отряда – гибель ребенка

«СП»: - Каратели, наверное, не раз пытались уничтожить отряд?

- Конечно, они предпринимали такие попытки. Был трагический случай, связанный с этим. Отец мой часто о нем вспоминал! Так, летом 1942 фашисты окружили партизан, загнав их на остров посреди болота. Был только один выход: уйти под покровом ночи по броду (гати) за проводником след в след. Само собой разумеется, обоз бросили там же, на острове. С наступлением темноты пошли гуськом один за другим, касаясь впереди идущего, чтобы не уйти в сторону от гати. Среди идущих – муж и его жена с грудным ребенком. В какой-то момент женщина поняла, что грудничок сейчас, в самый неподходящий момент, заплачет. Чтобы этого не произошло, она прижала его к груди в надежде, что запах материнского молока поможет ему успокоиться. Ведь если ребенок заплачет, немцы тут же поймут, в чем дело – и тогда отряд будет погибнет. Вот мать еще сильней прижала грудничка: «Потерпи, родненький, еще чуть-чуть, сейчас… Ну еще, еще потерпи… ». А ребенок как будто понимал, что нужна тишина – ни звука! Отряд благополучно вышел из фашистского кольца. Наконец, командир отдал распоряжение о привале. И тут мать поняла: ребенок не уснул… он мёртв. Задохнулся, плотно и долго прижатый к материнской груди.


Подарки от бобруйского гестапо

«СП»: - Не засылали в партизанский отряд шпионов, предателей и прочих «гостей»?

- Было и такое. Весной 1943 года в лагерь вдруг прикатил грузовик, груженый разным добром – сигаретами, рафинадом, спиртным. В кабине – двое немцев в годах, одетых в офицерскую форму. Груз сопровождали, в кузове, две женщины, а всю эту компанию, соответственно, – партизанские разведчики, перехватившие машину на подъезде к базе. Немцы назвались антифашистами, которым в кои-то веки, улучив подходящий момент, удалось перебежать на нашу сторону, угнав еще и грузовик с товаром. Ну, что ж, решило командование, последователям Тельмана место в отряде найдется. И лишь у отрядного контрразведчика Виноградова вся эта история вызвала подозрения.

«Антифашистов» устроили в землянке и дали полную свободу передвижений по территории отряда, чем они и воспользовались, осматривая «достопримечательности» в расположении лагеря: недостроенную мельницу, оружейную мастерскую, в которой партизанские кулибины мастерили много чего и даже самодельные автоматы. Заглянули и в мастерскую Молоковича, который однажды подобрался к сбитому немецкому самолету и демонтировал с него все алюминиевые части. А из них, расплавив алюминий в немецких касках, отливал столовые ложки. Немцы-«гости» ходили, осматривали и как будто запоминали расположение землянок, кухни, мастерских и прочих сооружений в лагере. А партизаны – в свою очередь – присматривались к «тельмановцам».

Партизанский чекист Виноградов наконец решил действовать. Первым делом он пришел к выводу, что необходимо произвести тщательный обыск прибывших. А так как наименьшие подозрения, по логике, вызывают женщины, с них и решено было начать. Поручение обыскать их было дано Марии Болбас и Марии Масюк. И обыск принес ошеломляющие результаты: женщины-«гости» прятали на себе ампулы с ядом.

Для дальнейшего разбирательства немцев отправили в спецотряд НКВД: там было несколько настоящих немецких антифашистов. Они-то и разоблачили лже-тельмановцев. Выяснилось, что основной целью «гостей» было отравить руководство партизанского отряда, подсыпав яд им в еду. И вся эта коварная операция была задумана и разработана спецами из бобруйского гестапо.