И перед Россией, и перед Китаем стоит задача "не упустить" Иран

Старший аналитик Центра изучения кризисного общества Сергея Балмасов прокомментировал сайту возможное участие президента вступление Ирана в саммите Шанхайской организации сотрудничества, который открывается 10 июля в Уфе. По мнению эксперта, членство Ирана в ШОС не устранит нарастающих противоречий между Москвой и Тегераном, учитывая их конкуренцию в стратегически важных для двух стран регионах Большого Кавказа и Центральной Азии.

Пресс-секретарь главы российского государства Дмитрий Песков заявил, что президент Ирана Хасан Роухани примет участие на саммите ШОС в Уфе, а также о том, что ожидается двухсторонняя встреча президентов России и Ирана.  Столица Республики Башкортостан 8–10 июля принимает международные саммиты ШОС и БРИКС. В этом году Россия председательствует в обеих этих организациях. 

В появлении Хасана Роухани в Уфе ничего сверхъестественного нет, иранские президенты и ранее появлялись на саммитах данной организации.

Другое дело, что ситуация сейчас в мире и регионе Большого Ближнего Востока реально изменилась.

И перед Россией, и перед Китаем стоят задачи «не упустить» Иран перед ожидаемым и неизбежным снятием с него санкций, что является лишь делом времени и «форм».

Западные структуры уже заявляют о готовности вложить в проекты на территории Ирана как минимум 100 миллиардов долларов.

В первую очередь, это угрожает китайским интересам, учитывая тот факт, что за время санкций Пекин заметно укрепился на иранском рынке, тогда как для России, не имеющей таких успехов, важность укрепления связей с Ираном, прежде всего, политическая.

Отношения двух стран в последние годы были омрачены нарушением военно-технических связей и отказом поставлять Ирану зенитно-ракетные комплексы С‑300. Тем самым бывший российский президент Дмитрий Медведев продемонстрировал важность для руководства РФ прежде всего связей с Западом.

За период после президентства Медведева мало что изменилось в этом направлении. За три года с момента возвращения Владимира Путина в кресло президента Иран так и не получил ЗРК С‑300. Разумеется, Тегеран не устраивают предлоги, что Москва просто не успевает или не может выполнить этот контракт по техническим причинам,  в том числе из‑за загруженности российских предприятий.

Определенная часть иранского руководства даже готова была пойти на покупку «законсервированных» С‑300 на иных условиях. Однако до сих пор Россия этот вопрос не решила в положительном для себя ключе. И, наконец, резкая активизация российско-саудовских связей, в том числе  в ядерной сфере, вызвала дополнительное недовольство Ирана действиями России», — добавил политолог.

Следствием такой политики России стало усиление опасений Тегерана относительно искренности Москвы. Это заставило Иран вспомнить старые исторические обиды, связанные с тремя войнами XVIII–XIX веков и частичной оккупацией Персии сначала войсками Российской империи, а затем и СССР.

Соответственно, активизация связей с ШОС служит для обеих сторон возможностью хоть частично сгладить «шероховатости» в двусторонних отношениях. И сейчас для этого наступает момент истины.

Впрочем, даже в том случае, если Иран и будет принят в данную структуру полноценным членом, для России это мало что меняет. РФ является влиятельным, но не эксклюзивным членом данной организации.

Не меньшим влиянием в ШОС обладает Китай, к тому же имеющий с Ираном куда более внушительные экономические связи, чем у Тегерана с Москвой.

Решение, вероятность которого усиливается по мере приближения момента снятия с исламской республики западных санкций, будет во многом решением не только и не столько России, сколько Китая.

Членство Ирана в ШОС не устранит нарастающих противоречий между Москвой и Тегераном, учитывая постепенное усиление их конкуренции в стратегически важных для двух стран регионах Большого Кавказа (особенно в Армении и в меньшей степени в Грузии) и Центральной Азии (особенно в Туркмении, учитывая растущие энергетические связи двух стран и в Таджикистане).

Идея вступления Ирана в ШОС не нова. По сути, это многолетняя задумка иранского руководства. Но если раньше, в период Ахмадинеджада и его предшественника, она во многом имела целью получить дополнительное военно-политическое влияние перед лицом возможной американской агрессии (в случае перевода статуса Ирана из наблюдателей в полноценные члены остальным участникам данной структуры, согласно ее статусу пришлось бы на это реагировать), то теперь акценты уже несколько сместились.

Ирану по-прежнему нужны военно-политические гарантии на случай неизбежного дальнейшего обострения в регионе, но теперь Тегеран нуждается в дополнительном закреплении своих успехов в торгово-экономических и финансовых связях с государствами центрально-азиатского региона.

В том случае, если Иран закрепит и повысит свой статус в ШОС, у него уже не останется «стеснений» для постепенного заполнения политических и экономических «лакун», оставленных в центрально-азиатском регионе Россией.

Подобному положению дел отвечает и стратегия в этом регионе Китая, укрепляющего здесь свое влияние. И передача Тегерану как важному энергетическому партнеру условного если не контроля, то влияния над его частью, отвечает как раз интересам КНР. Соответственно, в ближайшие годы влияние Ирана в Центральной Азии будет только нарастать, а вступление в ШОС, способствующее одновременному снижению влияния в регионе и России, и Запада, будет максимально этому способствовать.

Это отвечает стратегическим интересам Ирана в диверсификации своих связей и укреплении своего статуса региональной сверхдержавы.