Россия глазами немцев: некоторые проблемы восприятия

Научный сотрудник Центра изучения кризисного общества Антон Каменский рассказывает о прошедшем в германском парламенте (Бундестаге) мероприятии, посвященном историческим основаниям российско-украинского кризиса. Встреча проходила под эгидой главной политической партии Германии — Христианского демократического союза (ХДС/ХСС). Напомним, Антон Каменский с марта текущего года проходит пятимесячную стажировку в Бундестаге в рамках международной парламентской стипендии.

Для участия в мероприятии собралась примечательная компания, включавшая журналистов, историков, германских и украинских политических деятелей и др. Все они, исходя из заявленной темы, старались нащупать историческую подоснову украинско-российского кризиса.

Как обнаружилось в ходе выступлений участников и последующей дискуссии, тема возникла в качестве реакции на использование Россией исторической легитимации своей политики на Украине (историческое воссоединение с Крымом; Новороссия и Малороссия и др.). Такая стратегия, как оказалось, очень сильно обеспокоила германскую политическую и научную элиту. Исходный тезис для дискуссии сформулировал один из лидеров парламентской фракции ХДС/ХСС Арнольд Ваац — нужно знать «настоящую историю», чтобы препятствовать ее ошибочной или намеренной фальсификации. Для пущей убедительности Ваац процитировал Антона Чехова. Разумеется, «настоящую историю» представляли приглашенные европейские историки.

Еще сильнее их волновала проблема строительства украинской политической нации. Даже существенно больше, нежели самих украинцев.

Как ни старался модератор дискуссии, редактор Die Welt  Рихард Херцингер вытащить из украинских гостей ответ на вопрос о том, существует ли вообще украинская политическая нация, ничего не получилось.

Представителя украинской Рады и посла Украины в Германии больше волновали сиюминутные проблемы: обещание реформ, поставки оружия и др. Забавно было наблюдать старания представителя украинского парламента защитить от российского влияния будущую конституцию Украины, мол, лишь украинцы будут решать то, каково будет ее содержание.

Депутат Бундестага Карл-Георг Веллманн (именно из‑за него разгорелся недавний скандал с российским черным списком европейских политиков), неправильно истолковав эти слова и подумав, что Украина хочет ограничить и европейское влияние на конституцию, ответил однозначно: у Украины должна быть «европейская модель» конституции без компромиссов, ведь в соглашении об ассоциации взяты все обязательства о полной перестройке украинской системы права в соответствии с «европейскими стандартами». Бунта суверенитета не вышло.

Однако само мероприятие натолкнуло меня на совершенно другие мысли, поскольку никакой дискуссии по существу не получилось. В Германии существует большое число институтов, занимающихся изучением стран Восточной Европы, и России в том числе. В России однозначно нет такого числа ученых, которые занимались бы изучением германского общества, его истории, политической жизни и др. Самое важное — не существует такой научной инфраструктуры для изучения западноевропейского общества. Мне казалось, что столь развитая научная система является огромным преимуществом германской внешней политики, позволяет ей ощущать глубинные трансформации и проводить гроссмейстерские партии. Однако украинский кризис продемонстрировал совершенно иное.

Во-первых, реакция на этот кризис в германском научном (экспертном) сообществе оказалась ничуть не лучше, нежели в России. Научные (экспертные) оценки, появляющиеся в средствах массовой информации или специальных публикациях, на конференциях и политических мероприятиях, оказались настолько идеологизированными и антирациональными, что диву даешься. Разумеется, среди них есть, скажем так, «профессиональные русофобы», однако речь сейчас вовсе не о них. Хотя на мероприятии выступали три видных европейских профессора, от них не удалось дождаться даже мало‑мальски научного анализа украинского кризиса. Историки занимались тем, что зачарованно клеймили аннексию Крыма, вдруг превратившись в видных юристов-международников, и сожалели о «фантомных болях постимперской России». Такое ощущение, что они сами уверовали в придуманную ими же картину мира, что стало бы плохим симптомом.

Все-таки оставалась надежда на то, что научная элита сохранит иммунитет от однобоких политических оценок и клише, однако, как видим, особая подверженность интеллигенции красивым моделям и концепциям не является лишь нашей особенностью.

Во-вторых, очевидно, что сама германская внешняя политика потерпела крах, символом чего стал визит Ангелы Меркель и ее французского коллеги в Москву для инициации Минска-2. Обнаружилось вдруг, что вся «восточноевропейская» научная (экспертная) инфраструктура ввела принимающих решения политиков в заблуждение и оказалась наполнена выходцами из постсоветского пространства, которые совершенно не понимали свои собственные общества и были настроены воинственно ко всему, что не нравится Западу. С марта мне приходится наблюдать многочисленные комментарии русских/украинских и других экспертов в Германии, рассказывающих чудовищные небылицы о происходящем в России и Украине. Их личные предпочтения и взгляды затмили способность критического анализа реальности (если она была). Мне пришло в голову, что наши германские партнеры незаметно оказались в ловушке своей же «добродушной» политики. Они думали, что приобретают преимущество, а

оказалось, что ради жизни и работы в прекрасной Европе наши бывшие соотечественники сознательно создавали поток идеологизированной информации, вводя своих работодателей в параллельную и очень красивую реальность.

Подтверждение моим словам можно найти и в реакции германского правительства, почувствовавшего неладное. Так, в январе 2015 года было объявлено о создании нового независимого от правительства института изучения Восточной Европы и России в Берлине. Его учреждение стало непосредственным следствием украинского кризиса, правда, с замаскированными мотивами (как следствие аннексии Россией Крыма и наступления «новой эры отношений»).

Если честно, в определенной мере мы должны быть даже заинтересованы в функционировании такого института. А еще больше — в том, чтобы (вос)создавать свою научную (экспертную) инфраструктуру для рационального изучения как актуального состояния, так и фундаментальных изменений западного мира. Ведь внешнеполитические вызовы касаются не только украинского кризиса и политики Европы в отношении постсоветского пространства. Сейчас, к примеру, идут активнейшие переговоры о заключении между Европейским союзом и США Трансатлантического соглашения о свободной торговле (TTIP). Абстрагируясь от его геоэкономических последствий для России, скажу лишь, что оно позиционируется политической элитой Германии как еще один шаг к строительству единой «трансатлантической нации», чье значение выходит далеко за пределы экономических и политических отношений. Такие процессы необходимо своевременно осмысливать.

В заключение скажу: на Западе недостатка в искренних вопросах о том, что же происходит сейчас в России, не существует. Мне кажется, не прошло и нескольких минут с момента моего самого первого появления в бюро депутата из числа христианских демократов, у которого мне предстояло проходить свою стажировку, как мне задали множество вопросов о нашей стране. Путин, Крым, Украина, оппозиция, третья мировая война. Подавляющее большинство интересующихся не скрывает своего скепсиса в отношении сообщений германских СМИ (мол, слишком однозначная картина, так не бывает). Иными словами, обострившийся кризис в европейско-российских отношениях у множества немцев вызвал неподдельный интерес к происходящему в России, и несложные его толкования, представленные газетами и телевидением с подачи различных экспертов, удовлетворяют далеко не каждого.

Правда, есть и другая сторона. В случае, если вы начинаете отвечать что‑либо другое, кроме рассуждений о тяжкой жизни при диктатуре, о российской пропаганде и незаконной аннексии Крыма, интерес исчезает через мгновение. Только что автор вопросов занял удобную позу, приготовившись внимать вашему рассказу, вы видели его горящие глаза, полные любопытства, слышали сарказм в голосе в отношении германских новостей. И вдруг все это исчезает. Вдруг вы видите внимательно занимающегося чем‑нибудь другим человека, молчащего и как будто удивленного даже тем, что вы вдруг взялись рассказывать ему о какой‑то странной и такой непредсказуемой России. Сложно им.