Савченко: я заложница Путина?

Украинская летчица рассказала, какой депутатский запрос она направила в МИД Украины и почему она совсем не знает российскую тюрьму, которая для нее как монастырь

Надежда Савченко уже 55 недель находится под стражей в России, куда ее привезли из Украины, обвинив в пособничестве в убийстве двух российских журналистов, покушении на убийство нескольких мирных граждан и незаконном пересечении границы.

В ближайшие недели Генпрокуратура утвердит обвинительное заключение, дело направят в суд, и в начале августа могут состояться предварительные судебные слушания.

Члены ОНК Зоя Светова и Людмила Альперн навестили украинскую летчицу в одиночной камере больницы московского СИЗО «Матросская Тишина»

— Вы набрали вес, потерянный за время нескольких голодовок?

— Да. Сейчас вешу 69 кг, как и до ареста. Физически чувствую себя нормально. Морально — очень тяжело. Приходил психолог. (Психолога предоставил СИЗО «Матросская тишина». — Открытая Россия)

— Почему вам понадобилась помощь психолога?

— Я в российской тюрьме уже больше года. Почти все это время провела в одиночке. Поговорить не с кем.

— Но ведь к вам регулярно приходят адвокаты?

— Да, адвокаты приходят, но мы говорим по делу, а другого общения особенно нет. Был какой-то период, когда и правозащитники редко приходили, вот и захотелось поговорить с психологом.

— Вам не нравится сидеть в одиночной камере? Предпочитали бы сидеть еще с кем то?

— Сейчас уже трудно что-то изменить. Но мне еще в Воронежском СИЗО в личном деле написали три полосы: склонность к побегу, склонность к нападению и к самоубийству.

— Почему так?

— Я сказала, что мне проще было бы умереть в Украине, чем сидеть в России. Это, вероятно, сочли «склонностью к суициду».

Следователь объяснил мне, что боится за мою безопасность, что сокамерницы, когда узнают, что я совершила, могут меня убить. На самом же деле, я думаю, следователи и сотрудники тюрьмы просто боятся, что я буду агитировать своих соседок.

Так что, если я сейчас напишу заявление о том, что хочу с кем-то сидеть в камере, они что-нибудь такое придумают, чтобы меня все-таки оставить в одиночке.

— Думаете ли вы о том, что если вас осудят, то вы окажетесь в российской колонии и там будет много разных женщин, с разными взглядами, с разными жизненными установками, и вы уже вряд ли сможете весь срок провести в одиночке?

— Я о колонии совсем не думаю. Если я буду об этом думать, то точно рехнусь. Я пока себя ни к колонии, ни к смерти не готовлю. Я не смотрю в будущее. Вот смотрите: мне принесли холодильник, который я просила, и «есть работа для пилота» — я его мою.

(Холодильник Надежде Савченко передал фонд Елизаветы Глинки «Справедливая помощь». На оформление всех необходимых юридических документов для передачи двух холодильников в СИЗО «Матросская тишина» ушел почти месяц.

— Открытая Россия)

— А что вы будете класть в этот холодильник? В прошлый раз, когда мы с вами виделись, вы просили, чтобы вам передали творог, фрукты, овощи, ягоды. Оказалось, что в летнее время не разрешено передавать творог, так же, как не положены ягоды — черешня, вишня. Можно передавать только яблоки, апельсины, киви, которые и так не портятся.

— Да, на днях ко мне приходила на свидание сестра Вера, она передала мне в передаче сыр, колбасу. Разрешили свидание на целых полтора часа.

— Получается, что вы российскую тюрьму совсем не знаете, хотя сидите в ней больше года?

— Да, тюрьма для меня — это как монастырь. Но я, конечно, понимаю, что она совсем не такая, как я ее знаю.

— Что теперь с вашим уголовным делом?

— Следствие закончено. Я закончила знакомиться с материалами уголовного дела. Ничего нового, ничего интересного я там не увидела.

Обвиняют меня по статье 105, часть 2 («убийство одного и более граждан) и статье 322, часть 1 («незаконное пересечение границы»).

— Я слышала, что вас обвиняют еще и в покушении на гибель мирных граждан, которые оказались в тот день там, где вы попали в засаду.

— Да, это так. На меня вешают и это преступление, но нигде в деле не говорится, как погибли эти люди. Я говорю: покажите мне, кто эти люди. Это граждане Украины, но в уголовном деле даже нет экспертиз их тел.

— Вас ведь и обвиняют в покушении на убийство, то есть не факт, что люди погибли.

— Следствие считает, что я наводила орудия на группу мирных граждан. Но никаких доказательств этому нет.

— Вы написали ходатайство о том, чтобы ваше дело рассматривал суд присяжных?

— Да, написала. Все то время, что я сижу в тюрьме в России, мне и моим адвокатам отказывают во многих ходатайствах: суд не отпускал меня на сессию ПАСЕ, наплевал на то, что мой народ выбрал меня депутатом Верховной Рады, а потом я стала делегатом ПАСЕ от Украины. Ни следствие, ни суд не признают того, что я депутат Верховной Рады и что я делегат ПАСЕ.

Говорят: когда вас задерживали, вы были просто военнослужащая.

Мне говорят, что я заложница Путина. Хорошо, что не наложница!

— Я слышала, что вы послали депутатский запрос в МИД Украины по поводу украинских граждан, которые содержатся в российских тюрьмах. Что вы спрашивали у украинского МИДа?

— Я послала список украинских граждан и спрашивала, что происходит с этими украинцами в России.

— Вы продолжаете делать аппликации и оригами. Удалось ли вам передать бумажный кукольный театрик «Буратино»девочке-сироте с ДЦП, о которой вам написали российские волонтеры?

— Моя сестра Вера получила эти кукольные фигурки на складе СИЗО и пошлет их по почте.