Об официозной истории, которая отучает думать

О «школьной истории» России, ее несоответствии научным представлениям о прошлом и удобстве для авторитарного режима.

Образ истории, к которому апеллирует стандартный наш соотечественник, который не занимается историей специально, - это образ (условное его называю) школьной истории. Это такое длинное повествование об общей судьбе русского народа и примкнувших к нему народов, которые проделали гигантский героический путь, и на этом героическом пути у них были разные герои и злодеи. И вот школьник, становясь образцовым гражданином, должен овладеть, усвоить это повествование, и понять, кто для его нации злодеи, а кто герои, и действовать дальше соответственно.

В чем неудобство этого образа? И в чем неудобство такой школьной истории?

Неудобство ее понято давно, в середине XX века. Поскольку такой образ истории заставляет подозревать, что у нации есть судьба. Что у нации есть некоторые постоянные структуры, которые коренятся в обычаях, культурных навыках, и они стабильно высоко отличают одну нацию от другой, формируются общей исторической судьбой, и это диктует некое общее будущее.

Такая постановка вопроса предназначена для одной-единственной цели - создавать высоко мотивированную армию индустриальной эпохи, которая с массовым оружием стандартного производства готова построиться в колонну

по три и идти убивать соседнюю нацию, которая покушается на ее жизненное пространство.

Больше ни для чего такой образ истории не нужен и не годится, поскольку он никакой научной картине прошлого не соответствует. И мир в его цивилизованной части, со второй половины XX века, по крайней мере, с 70-х годов уже точно, от такого образа истории отказывается.

Итак, карикатурный образ школьной истории, принятой в России.

Была великая могучая держава Киевская Русь (Древняя Русь с центром в Киеве). Она была единая и могучая, всем правил могучий князь киевский, из киевского центра. Народ богател, ходил в походы на Византию, все процветало. Но тут князей стало много. Эти дурни, по своей корысти нелепой, разнесли великое могучее государство на удельные лоскутья. Народ начал бедствовать и переживать страшные несчастья. И захирел до такой степени, что пришли дикие степники-кочевники, и его завоевали и поработили. 250 лет им помыкали всячески. Наконец явились могучие и мудрые московские князья, железной рукой в ежевой руковице собрали русский народ в единое, такое вертикально интегрированное государство. И русский народ должен на эту вертикально интегрированную власть молиться, потому что, как бы оно ни безобразничало, без вертикального интегрированной власти ему, русскому народу, конечная погибель: он без нее существовать не может, потому что все время Россия, всю тысячу лет своего существования - осажденная крепость. Сначала это были дикие степняки, потом крестоносцы, потом всякие поляки с венграми, потом шведы с литовцами, потом французы начали безобразничать, потом англичанка начала гадить, а вот потом американцы начали гадить. Страна наша тысячу лет непрерывно отбивается от внешних врагов, которые хотят разодрать ее территорию. Непрерывно ведя в течение 400 лет оборонительные войны, российское государство расширилось от пределов московского княжества до Тихого океана.

Но этот парадокс как-то никого не увлекает почему-то: как можно, ведя оборонительные войны, так расшириться?

Беда этого образа истории в том, какие идеи он продуцирует. Вот такая картина исторической судьбы.

Значит, Русь - всегда крепость, осажденная врагами. Поэтому нечего умничать. Мы никакие не граждане, мы - гарнизон с осажденной крепостью. Надо все ресурсы вручить коменданту, пусть он распоряжается - не до жиру, война. Лучше всего, пусть он и распоряжается. Никакой демократии при этом не может быть, потому что мы в осажденной крепости. Комендант может как угодно помыкать нашими человеческими правами, потому что в военное время это важнее любых человеческих прав. Поэтому любые репрессии в отношении граждан допустимы, если это вызывается государственной потребностью. Вот прямые следствия из этой картины исторического прошлого.

Эта схема живет, потому что она удобная для этого авторитарного государства. Поскольку эта схема продуцирует идею, что история есть продукт действия не человека, а некоторых надчеловеческих сил, некоторых больших общностей, которые и являются, собственно, субъектами истории.

В соответствии с этой схемой субъектами истории является не индивидуальный человек, а нация, или, потом, цивилизация, или, потом партия, класс, то есть нечто, некоторая общность, интересы которой ставятся выше интересов индивидуального человека.

Вот для чего нужна эта конструкция. И только в рамках этой конструкции важен пункт о том, что история не допускает сослагательного наклонения. Только для того, чтобы убедить человека, что он должен подчинить свои интересы интересам более высоких воображаемых сообществ, как они сейчас именуются в целом, - только для этого нужна эта идея тотально целеустремленной и тотально предопределенной и мотивированной истории, которая якобы движется каким-то механизмами, не зависящими от воли человека.

Об интерпретации Второй мировой войны

Если Советский Союз участвует во Второй мировой войне, то, стало быть, он в ней участвует с 17 сентября 1939 года. С начала польской кампании. И участвует в ней, получается, в качестве фактического союзника гитлеровской Германии, с которой он по пакту Молотова-Риббентропа, а точнее, в силу секретных приложений к нему, разделил Восточную Европу, в точности в начале Второй мировой войны. Ведь Вторая мировая война для всех состоит из множества частных кампаний. Это не то чтобы один окоп. Одно дело - война на Тихом океане, совсем другое - война в Африке. Это чрезвычайно сложная, состоящая из многих элементов, Вторая мировая война.

Но только в России отрицается участие Советского Союза во Второй мировой войне: считается, что он ведет свою - Великую Отечественную. Во-первых, для того, чтобы избежать вот этого неприятного разговора о советской «борьбе за мир» в 1939-41 годах. Вот это же абсолютно непроходимый вопрос для любого студента и, упаси бог, абитуриента...Абсолютно непроходимая вещь. Как, борьба за мир? При этом - Бессарабия, Польша, Финляндия. Что за борьба?

Ну скажите вы, что мы вступили во Вторую мировую войну, и все станет ясно и понятно. И станет понятно, что за договор о дружбе и границах с Германией, о чем он.

Иначе же невозможно объяснить, что за договор о дружбе и границах был подписан осенью 1939 года вслед за секретным пактом. И будет понятно, что за война в Финляндии, для чего она. Очень многое станет просто объяснить, если вы признаете, что Советский Союз вступил во Вторую мировую войну на стороне Германии. Но нет, этого нельзя признавать. Это очень как-то стыдно. Потому что вышел Советский Союз из войны в 1945 году на другой стороне, примкнув к другой коалиции. Он в ходе войны поменял сторону.

О личности и сослагательности в историческом процессе

Историк изучает действия людей, которые наделены не просто разумом, но и волей. И вот это сочетание качеств - наличие разума и воли - делает невозможным применение к человеческому деянию и к человеческому сообществу, соответственно, как к совокупности множества деяний, какого-либо общего закона.

Это очень смешно, но я очень люблю этот пример. Те, кто читал мою книгу, меня извинят, но я очень люблю этот пример - он очень внятный и понятный. Вы помните, как Алиса играет в крикет ежами?

Вот предсказать, куда покатится деревянный шар после относительно упругого соударения, довольно просто, это простая физическая задача. А живой ежик - бежит куда хочет, и предсказать этого ну никак нельзя.

Ровно то же происходит с историей. И поэтому невозможно на основании даже относительно полного знания настоящего положения социальной системы - невозможно никакое хоть сколько-нибудь научное предсказание на будущее, поскольку любое такое предсказание, которое строится на основании продления ныне существующих тенденций на будущее, оказывается ложным. Ложным, именно в силу того, что у человека есть разум и воля.

Почему важно учитывать сослагательность, когда вы говорите об истории? Пока вы не понимаете сослагательность, вот эту вариативность исторического процесса, вы не понимаете, что произошло в прошлом. Если вы рассматриваете только то, что фактически случилось, то из поля вашего внимания уходят те смыслы, которые не реализовались, то, за что боролись те люди, которые оказались проигравшими. В результате утрачиваются исторические опыты и навыки, которые могут быть востребованы при следующих выборах.

Мы совершенно не знаем, опыт какого средневекового святого нам понадобится через тысячу лет. Может понадобиться. Поэтому нужно знать.

За что боролись люди в смуту на разных полюсах, кто проиграл и что проиграл. Пока вы не понимаете, кто проиграл и что проиграл, вы на самом деле не можете понять, что именно выиграло, что, собственно, означала эта победа в рамках той структуры и той ситуации.