Гибель империи Путина

 России угрожают не мифические «иностранные агенты», а захват центра военизированной периферией

Забудьте Новороссию. Проект закрывается, словно «Дом-2», о чем нас только что известили руководители непризнанных республик. Взамен Донецка и Луганска 2015-й стал в России годом Чечни. Как прошлым летом мы учили названия Снежное, Счастливое, Торез, Славянск и Дебальцево, так в этом году мы вспоминаем подзабытые с середины 1990-х Ачхой-Мартан и Ножай-Юрт, разбираемся в отношениях тейпов Беной и Центорой. Чечня перехватила информационную повестку у Украины, а вторым, после Путина, ньюсмейкером России стал Рамзан Кадыров, с инстаграма которого начинают свой день ведущие политики и информационные агентства.

В январе 2015 года главным событием стал организованный Кадыровым митинг против Charlie Hebdo, собравший сотни тысяч человек. Убийство Бориса Немцова 27 февраля 2015 года имело, по версии следствия, отчетливый чеченский след, который, однако, затерялся в чеченских горах: вот уже два месяца чекисты не могут найти в Чечне важного свидетеля (а может, и подозреваемого), замкомандира батальона внутренних войск «Север» Руслана Геремеева. Неспособность федеральных силовиков провести следственные действия в Чечне имеет не меньший резонанс, чем само убийство. В апреле конфликт федеральных и чеченских силовых структур перешел уже на грань вооруженного столкновения, когда ставропольские полицейские в ходе спецоперации в Грозном убили жителя Чечни, после чего были тут же блокированы чеченским ОМОНом. Тогда лишь чудом удалось избежать стрельбы, а Кадыров эмоционально заявил, что отдал приказ стрелять на поражение по федеральным силовикам, «будь то москвичи или ставропольчане», если они проводят операции на территории Чечни без его ведома.

И наконец, 16 мая 2015 года с благословения и при личном участии Рамзана Кадырова в Грозном состоялась «свадьба века» между 17-летней Луизой Гойлабиевой и 47-летним (по другим сведениям, 56-летним) начальником Ножай-Юртовского РОВД Чечни Нажудом Гучиговым. Удивителен тут не сам факт «неравного брака» — как это ни печально признавать, подобное принуждение к браку существует во многих патриархальных местностях, а многоженство де-факто практикуется во многих мусульманских регионах и семьях России. Необычным является то, что это заурядное по меркам Чечни событие стало новостью федерального масштаба, и вот уже неделю не отпускает СМИ, социальные сети и ведущих политиков. Поднятаяправозащитниками и «Новой газетой», эта тема быстро дошла до политического Олимпа — и здесь Рамзан Ахматович решил использовать этот кейс для усиления своего влияния и устроить из свадьбы медийный спектакль. Патриархальному насилию здесь подверглась не столько сама девушка (не исключено, что ее скованность перед телекамерами была данью культурной традиции или непривычкой к вниманию журналистов), сколько российская Конституция (тут вспоминаются декабристы, подговаривавшие солдат требовать Конституции, говоря им, что это имя жены Великого князя Константина Павловича).

В показательном шоу с лезгинкой, кавалькадой «Поршей», девственно чистыми паспортами брачующихся и услужливой трансляцией телеканала Lifenews была очевидна спланированность медийной спецоперации. Кадырову было необходимо публичное унижение российского законодательства, общественного мнения, либеральных СМИ, а также части так называемой элиты, от Всеволода Чаплина до Елены Мизулиной, которые не усмотрели ничего зазорногов «чеченских традициях», включая многоженство. Представляется, что эта публичная порка была устроена если не с согласия Кремля, то с пониманием, что никакой реакции от него не последует. Так и произошло: Дмитрий Песков заявил, что Кремль «свадьбами не занимается». Кадыров в очередной раз сумел совершить невозможное: одновременно подтвердить лояльность Путину и выставить себя победителем в борьбе с федеральным центром.

В подобном вызове, который бросают столице имперские окраины, и в бессилии центра с ним справиться нет ничего необычного.

Через это проходили многие империи в стадии своего распада. Великий Рим пал не только потому, что был завоеван варварами извне, но потому, что варвары изменили его изнутри. Уже начиная с I века н. э., когда в битве в Тевтобургском лесу германские племена во главе с Арминием уничтожили римские легионы под командованием Квинтилия Вара и остановили продвижение римлян за Рейн, Рим начинает брать галлов и германцев на военную службу. Вдоль Лимеса — огромного оборонительного рубежа, протянувшегося на тысячи километров вдоль границ Империи от Дакии и Дуная до Верхней Германии и Адрианова вала в Англии, — формировались пограничные войска из местных жителей, которые со временем превращались в сельскохозяйственно-солдатские поселения. Одновременно варвары пополняли ряды римской армии, сражаясь в ее экспедициях. Если для римских граждан периода поздней Империи военная служба была тяжким бременем и малопочетным занятием, то молодые люди, жившие за границами Рима, обладали другой воинской этикой, мечтали о боевой славе, службе у августейшего императора. Как свидетельствует историкФранко Кардини, к IV веку в разговорной латыни термины miles (воин) иbarbarous (варвар) практически совпали, произошла варваризация армии, набранной из персов, даков, готов, аланов, сарматов.

Одновременно шла варваризация самого Рима, массы германцев обустраивались при императорском дворе, распространялись германские обычаи и менталитет. Германцы становились телохранителями императоров, высшими военачальниками и сановниками.

Из представителей племен, живших вдоль Дунайского Лимеса, германцев и скифов, император Каракалла в начале III века создал собственную гвардию. Подобно Калигуле, он сам вел солдатскую жизнь и любил подражать привычкам и внешнему виду германцев, даже носил белокурый парик с локонами на «германский манер» (more germanico). Нравы описанных Тацитом тевтонских лесов воцарились в палатах Вечного города, императорский двор превратился в comitatus, воинскую свиту, а сам дворец (palatium) теперь было принято называть «лагерем» (castra).

Да и сами императоры все чаще происходили из провинциалов, выходцев из отдаленных углов империи, как полуварвар Максимин Фракиец, рожденный от гота и аланки. Бывший в детстве пастухом и в юности — предводителем молодежной банды, он обладал огромным ростом и физической силой и вскоре отличился в сражениях на стороне римлян. В 235 году он был избран на правление не Сенатом, но армией в соответствии с германскими обычаями, став типичным «королем с дружиной». Он презирал всякого, кто не носил оружия, будь то сенатор, ремесленник или ученый; римские граждане были для него лишь стадом баранов, которых надо стричь. С этого времени, еще за два с лишним века до падения Римской империи, варваризация армии, двора, нравов, упадок римского гражданства стали необратимыми: позднеримские писатели прямо называли Империю «жилищем варваров», и отдельные антиварварские восстания в Милане, Тулузе или Константинополе были последними вспышками умирающего римского духа, прежде чем вождь германцев Одоакр 4 сентября 476 года заставил отречься последнего римского императора Ромула Августа, завершив тем 12-вековую историю Империи.

Россия — не Рим, Кавказ — не Лимес, чеченцы — не варвары. Но есть определенное историческое сходство с тем, как происходит гибель империи, утратившей собственный иммунитет, институты, гражданство, как дряхлеет имперский этнос в «инерционной фазе» (по Гумилеву), уступая место молодым пассионарным народам, вооруженным моралью воинов, желанием и умением грабить и паразитировать на чужих ресурсах. Сегодня в России роль такого разрушительного (и одновременно формообразующего) элемента играет Чечня, которая становится новым альтернативным центром силы, одновременно получающим ресурсы и исключенным из российского законодательства. Рамзану Кадырову удалось добиться гораздо большего, чем его отцу или Джохару Дудаеву, — в условиях неумолимо слабеющей власти в Москве (и под аккомпанемент заверений Рамзана Ахматовича, что он является верным «пехотинцем» Путина, как те самые германские вожди при римском императоре) Чечня де-факто получила суверенитет, как свидетельствует эпизод со ставропольскими силовиками, и собственную правовую систему, основанную на шариате и адате, как красноречиво показала свадьба в Грозном.

На наших глазах происходит чеченизация российской политики; а если брать шире, то с добровольным (и радостным) отказом России от петровского наследия и европейского проекта происходит демодернизация, архаизация, ориентализация и, если так можно выразиться, «ордынизация» России. Патриархальные нормы гор находят отклик в патерналистском и нелиберальном российском обществе; существует очевидное взаимопонимание между православными и исламскими фундаменталистами, а бандитские привычки абреков созвучны культу силы и практикам насилия современной российской культуры.

Золотые «стечкины», кадыровские охранники и неприкосновенные кавказские сенаторы органично вписываются в московско-ордынский пейзаж.

Россия постепенно становится Чечней, модели, зародившиеся на полувоенной периферии, от рутинного полицейского насилия, пыток и похищений, до крупномасштабного и бесконтрольного присвоения бюджетных средств и, как мы теперь видим, фактической легитимизации многоженства, начинают применяться по всей России. Чечня, бывшая пространством исключения и «чрезвычайного положения», становится нормой, моделирует российские внутриполитические процессы, хвост виляет собакой. Подобный захват центра периферией характерен не только для Чечни. До последнего времени такой же моделирующей окраиной была для России т. н. «Новороссия», где осуществлялся чудовищный сплав русского национализма, махрового сталинизма и криминального беспредела под обличьем «рабочей республики» и социальной справедливости: все это нашло сочувственный отклик в сердцах многих россиян, а боевик Моторола (тоже, кстати, многоженец) стал неофициальным героем России. Между тем кадыровские отряды сражались в рядах ополчения ДНР и ЛНР. Подобный захват России окраинами, от Чечни до «Новороссии», сколько бы они ни рядились в георгиевские ленты, является самой реальной угрозой суверенитету РФ, а вовсе не мифические «иностранные агенты» и «нежелательные организации». Именно здесь происходит окончательный распад Российской империи: провинции постепенно захватывают центр, ослабляют и развращают его.

Ибо в конечном счете скандальная «свадьба века» свидетельствует о разврате. Дело даже не в том, что несовершеннолетняя девушка была против воли взята второй женой уважаемого начальника-силовика, это, увы, местная культурная норма.

Речь идет о разврате власти, об упоении силой и вседозволенностью.

Как афористично выразился больше ста лет назад английский историк и политик лорд Актон, «власть развращает, абсолютная власть развращает абсолютно». В Чечне и все более в самой России мы имеем дело с тем самым развратом абсолютной власти, против которого бессильны закон, СМИ и гражданское общество.