Почему культ Сталина так и остался неразоблаченным

25 февраля 1956 года, в последний день заседания ХХ съезда КПСС, прозвучал знаменитый секретный доклад Никиты Хрущева, в котором было заявлено, что в стране долгие годы существовал культ личности, а режим Сталина был прямо назван преступным. Вопрос, почему же вслед за этим не последовало фундаментальной перестройки самой системы, стал главным в разговоре историков Бориса Беленкина, члена правления Международного общества «Мемориал», и Александра Данилова, руководителя Центра гуманитарного образования издательства «Просвещение». Дискуссия прошла в рамках проекта «Исторический момент» Фонда Егора Гайдара и Вольного исторического общества. Ведущим выступил Николай Сванидзе.

Что сказал Хрущев

После выступления Хрущева на ХХ съезде было дано указание распространить текст доклада среди членов партийных ячеек с пометкой, что текст не предназначается для печати. В смягченном виде доклад лег в основу Постановления ЦК КПСС «О преодолении культа личности и его последствий», опубликованного «Правдой» в июле 1956 года. Сам же текст доклада, каким он был изначально подготовлен, был опубликован только в 1989 году.

В какой мере опубликованный текст соответствовал тому, что Хрущев говорил непосредственно на заседании, неизвестно. «Что было произнесено Хрущевым, предмет особого разговора. Это был импульсивный человек, он никогда не читал текст, который был дан, полностью, он делал свои вставки», – поясняет Александр Данилов. Возможно, что техническая запись доклада, каким он был произнесен, и существует, однако на данный момент она недоступна.

Так или иначе, если судить по опубликованному тексту доклада, Хрущев заявил, что культ личности противоречит марксистской теории, что Сталин нарушил ленинские принципы коллективного руководства, что репрессии против партийного руководства и многих рядовых членов партии были неоправданными и что единовластие Сталина привело к особо тяжелым последствиям во время Второй мировой войны. При этом Хрущев не ставил под сомнение оправданность советской политики начиная с 1917 года и ничего не говорил об ужасах коллективизации и масштабе репрессий, направленных на другие слои населения.

Удержать власть

«Может быть, можно было сказать людям больше? – задается вопросом Николай Сванидзе. – Выслушали доклад Хрущева, приняли к сведению, расстроились, огорчились, потряслись, но небо не рухнуло». Возможно, если бы населению рассказали больше о преступлениях сталинского режима, то и сам процесс десталинизации не остановился бы, не завершившись. Ведь уже в 1965 году, в двадцатую годовщину победы в Великой Отечественной войне, имя Сталина было вновь упомянуто в положительном контексте и вызвало бурную овацию, в то время как про преступный пакт Молотова – Риббентропа никто по-прежнему не знал.

Однако, по мнению Александра Данилова, важно понимать, что далеко не способность народа к восприятию информации была ключевым фактором в принятии решения о том, что сказать. «Вы понимаете, народ-то, конечно, к восприятию информации всегда готов. Другое дело, что будет после того, как он это услышит», – объясняет он действия власти. Уже после первых выступлений с пересказом доклада в Высшей партийной школе властной элите стало понятно, что люди будут настроены требовать и дальнейших объяснений, а к этому власть была не готова.

Александр Данилов рассказывает историю подготовки к докладу: «Почему доклад был закрытым? Объяснение дает фраза Ворошилова в записках Малина. Он говорит, что когда стали обсуждать, дать ли материал в отчетном докладе или потом отдельным докладом сразу после отчетного, дремавший Ворошилов встрепенулся и сказал: “Да позвольте, кто же нас в ЦК потом изберет? Давайте уж потом, когда выборы в ЦК пройдут, тогда мы и произнесем этот доклад”». Никто не собирался менять существующий строй, и главную задачу на тот момент власти видели именно в том, чтобы удержать ситуацию в стране под контролем.

«Вы его называете товарищем!»

По мнению Бориса Беленкина, есть и другая сторона проблемы. Ситуация середины 1950-х годов демонстрировала явную готовность общества к переменам, о чем свидетельствуют хотя бы те записки, которые получали партийные деятели от слушателей после выступлений с пересказом доклада Хрущева.

Многие записки содержали вовсе не возмущение, а, наоборот, вопросы о том, каких перемен ждать дальше. По мнению Бориса Беленкина, это говорит о том, что общество было готово к содержательному разговору о наследии Сталина и демократизации управления страной.

«Товарищ Панкратова! Из доклада Хрущева “О культе личности” ясно, что Сталин совершил целый ряд преступных и кровавых дел. Вы его называете товарищем! Это значит, что вы разделяете эти его преступления. Где же тут последовательность, принципиальность и идейность». Это одна из 823 записок, полученных историком, членом ЦК КПСС, Анной Панкратовой после выступления в Ленинграде. Были и другие: «Во время Гражданской войны Троцкий вредил, а Сталин спасал от этого вредительства. Правильно ли такое утверждение?», «Говорят так: Сталин сделал много полезного. Но Бухарин и Троцкий тоже сделали что-то полезное. Как их оценивать? Кто больше принес вреда?».

Однако такого разговора не состоялось. Даже несмотря на то, что местные выборы в Верховный Совет 1955 года показали, что население готово участвовать в жизни страны и выдвигать предложения, этот сигнал был властью проигнорирован. «Для меня очевидно, что власти накануне съезда и, что самое потрясающее, после съезда, получив все эти записки, совершенно не интересовались общественным мнением», – считает Борис Беленкин. Власть не собиралась менять методы, и это подтверждает статистика: в период со смерти Сталина до 1991 года именно время правления Хрущева отмечено пиком новых репрессий.

История повторяется

«ХХ съезд – это наша историческая карусель, к которой мы все время возвращаемся, иногда буквально в исходную позицию, иногда сильно скакнув вперед», – считает Борис Беленкин. Незавершенный процесс десталинизации и постоянный отказ от реформирования самой властной системы заставляют и будут заставлять нас снова и снова возвращаться к этому событию, каждый раз оказывающемуся актуальным не только для историков.

За последние десятилетия было несколько таких возвратов. Первый, по мнению Беленкина, случился даже не в 1964 году, когда Хрущев был снят с поста первого секретаря, а в том же 1956 году, когда были наложены первые ограничения на распространение информации о сталинских преступлениях. Все это привело к тому, что уже в 1989 году только 10%, согласно опросам, считали ХХ съезд значимым событием в истории страны. Несмотря на открытие архивов в 1990-е и новую информацию о преступлениях сталинского режима, в 2000-е годы снова начались «заморозки», и фигура Сталина снова не оказывается в сознании населения однозначно негативной.

«Сталин не умер ни вчера, ни сегодня. Джугашвили – да, он похоронен у Кремлевской стены, а Сталин не умер, и сталинизм как явление через общественное его восприятие никуда не делся. В этом как раз и причина того, что мы сегодня вновь возвращаемся к этому вопросу. И в общественной жизни, и в политической», – считает Александр Данилов. Пока происходит только осуждение личности, как это было на ХХ съезде, а сам режим остается неизменным, этот вопрос не будет давать стране двигаться вперед.

Точка несогласия

Александр Данилов: Конечно, любые перемены в тот период времени могли прийти только сверху. Но к революции сверху были не готовы, и это не упрек им нас сегодняшних, а просто констатация факта, потому что они действительно были к этому не готовы. Еще в меньшей степени было готово общественное сознание и люди, даже просвещенные, образованные, не говоря уже о десятках миллионов наших сограждан, которые привыкли к той системе. Само падение Хрущева в 1964 году во многом было связано как раз с тем, что в то время никто не желал продолжать этого опасного курса.

Борис Беленкин: Общество было готово к большим реформам, но их не последовало. Не получив никаких реформ, никакой модернизации, общество осталось на месте. И эти возвращения к прошлому – результат именно несделанных реформ. Общество не может быть обществом, если оно готово к изменениям, а этих изменений не происходит. Это эксперимент над живым человеческим организмом, который довольно дорого стоит.