Незамеченные сенсации Гайдаровского форума

В среду 14 января все ключевые чиновники экономического блока во главе с премьером встретились на Гайдаровском форуме в РАНХиГС: делились планами, обменивались взглядами на происходящее с рублем и нефтью, дискутировали о бюджетном правиле – словом, как обычно, без особого энтузиазма и успеха выполняли публичную часть своей чиновничьей работы. Не оставляя наблюдателям иллюзий о величии момента, приглашенный модератором Алексей Кудрин рассеянно именовал бывшего коллегу по правительству Германа Грефа Антоном Германовичем, отчего истинный Антон Германович – Силуанов – сконфуженно краснел, уступая очередь главе Сбербанка. Вице-премьеру Ольге Голодец Кудрин демонстративно дал слово последней, поставив прежде нее бывшего экономиста МВФ Кеннета Рогоффа. Ольгу Юрьевну финансовому крылу есть за что недолюбливать, вот и Кудрин, отодвигая ее черед, робко пошутил: мол, сейчас Голодец начнет требовать повышенной индексации социальных расходов, и все бюджетные споры насмарку, давайте лучше послушаем сначала про структурные реформы.

Споры министра финансов и министра экономики о приемлемой степени твердости бюджетной политики и неэффективности непроизводственных расходов вообще вряд ли способны развлечь кого-либо, кроме их спичрайтеров, тем более что твердят они год из года одно и то же, а на итоговых решениях это не сказывается. Вот и сейчас «непроизводственные» расходы на оборону решено не резать, хотя остальные сокращаются на 10%. Так что оценивать в таких дискуссиях стоит скорее интонации, намеки и общий настрой, способный хоть как-то передать атмосферу в высоких кабинетах. И с этой точки зрения вчера прозвучали несколько важных новостей.

Во-первых, в обиход вернулось слово «кризис», которого еще в декабре чиновники старались избегать. В речи Дмитрия Медведева, правда, кризис оказался опутан паутиной противоречивых смыслов: сейчас, по его словам, не то чтоб разразилась новая беда, но продолжается кризис 2008 года; притом – общемировой, хотя в пример премьер привел Бразилию и все-таки Россию. «Мы сами понимали в 2014 году, что ровно так все и будет, – обескураживающе признал председатель правительства. – Может быть, с нефтью оказалось чуть более сложно, чем мы ожидали. Так бывает. От этого не легче, конечно, но нам было понятно, чего ждать и чего не ждать». Вот так раз: знали, значит, но почему-то молчали.

Во-вторых, министры и их начальник пришли на форум до неестественности бодрыми и радостными. Даже Алексей Улюкаев, который обычно хмур, самокритичен, а год назад на том же форуме просил прощения за низкий экономический рост в 2013-м, на этот раз, при явном спаде, начал с того, что экономика страны – это еще не главное, важнее подумать, например, о семье. Антон Силуанов хвастался низким внешним долгом России и (кто бы мог подумать) ее рекордной привлекательностью для инвесторов с точки зрения доходностей государственных ценных бумаг, а Ольга Голодец – растущей рождаемостью (про смертность, конечно, лучше не вспоминать).

Дмитрий Медведев со свойственной прямотой отметил, что россиянам еще нужно радоваться: при крайне низкой производительности труда у нас относительно неплохие зарплаты и по сравнению с Европой почти нет безработицы. «Как показывает практика, рабочие места есть всегда, даже в кризис, просто люди не всегда об этом знают и по понятным причинам болезненно воспринимают потерю или вынужденную смену работы», – на раз расправился он с воображаемой проблемой россиян.

«К концу дискуссии я как-то совсем стал спокоен, – не скрыл премьер. – Похоже, наши проблемы настолько мелки на фоне конца капитализма и того, к чему готовиться в ближайшие 25 лет (на эту тему здесь же, вперемешку с обсуждением проблем России, выступал видный левый мыслитель Иммануил Валлерстайн.

– Slon), так что само по себе это уже внушает определенный оптимизм. Это очень приятно». То есть похоже, уже никто в правительстве даже не пытается всерьез изображать бурную деятельность по спасению страны. Единственная задача – сохранить лицо, переключить внимание на детали или наоборот на вселенский масштаб – и таким образом хоть как-то оправдать свое существование.

В-третьих, Медведев объявил несколько важных принципиальных решений: 

  • отказ от мобилизационной модели развития (означающей повышение налогов и другие способы изъятия финансовых ресурсов населения и частного бизнеса в пользу глобальных государственных нужд); 
  • сохранение режима плавающего курса рубля вопреки явному недовольству электората; 
  • признание Россией всех обязательств по зарубежным заимствованиям – правительство готово не только отдать свои долги, но и помочь погасить их корпорациям.

Ректор РАНХиГС Владимир Мау, сопровождавший премьера на форуме, отреагировал на это с явной отсылкой к статье Александра Аузана, где обозначены опасности и признаки мобилизационного сценария развития России: «Спасибо большое (…) за такую комплексную программу, которая, надеюсь, снимет некоторые вопросы, которые возникают, слухи, которые ходят».

Однако кроме Мау особого значения заявлениям Медведева никто не придал. Новостные ленты перепечатали отрывочные фразы в числе дежурных многажды говоренных банальностей, хотя речь премьера в этой, ключевой, части была образцово структурирована по пунктам, – ее явно готовили и ждали другого эффекта. Но общественного обсуждения вообще никакого не вышло: кому сейчас интересны обещания человека, который весной 2014-го уверял, что налоги расти не будут, а полгода назад предложил регионам их поднять?

Отдельный интерес, если уж браться за разбор подтекстов и намеков, – реплики главы Сбербанка Германа Грефа. Он выступил ровно в том же амплуа критика-правдоруба, которым произвел фурор на форуме ВТБ в октябре 2014-го, – упрекнул правительство в полном отсутствии целей и готовности обсуждать то, что действительно важно: «Вся дискуссия сводится к тому, сколько потратить и за сколько времени. Если мы обсуждаем только то, за сколько времени мы потратим резервные фонды, то значит, мы потратим их быстрее, чем можем себе представить, и с гораздо более печальными последствиями для экономики». Руководитель госбанка с болью в голосе признал, что доля государства в экономике растет и скоро «увеличится драматически»: сначала Центробанк утюжит финансовый сектор, в результате госбанки поглощают банки частные, а потом и предприятия, которые не в силах погасить долги. «Вся наша экономика будет государство. Это то, куда мы движемся», – констатировал Греф.

Поймать его на неискренности при этом довольно просто. В прошлый раз острие его меча было направлено на главу ЦБ Эльвиру Набиуллину, которая тогда еще колебалась в том, насколько резко имеет смысл поднимать ключевую ставку. Но сейчас – когда ставка взвинчена до предела и речь может идти только об ослаблении, а Сбербанк вот-вот получит крупнейшую государственную субсидию на докапитализацию – Греф приводит Центробанк в пример правительству как образец ясной логики и стратегического целеполагания. В кулуарах журналисты набросились на банкира с вопросами о размере государственного транша и о том, будут ли в результате скидки по кредитным ставкам Сбербанка. Греф от прямых ответов уклонился, но дал понять, что мечты о справедливой экономике – это одно, а бизнес – хоть и государственный – увы, совсем другое.