Новая авторитарная модернизация или Big deal по-русски

Сегодня партия тех, кто считает, что с обществом ничего хорошего не произошло, чрезвычайно многочисленна, а партии, считающей иначе, во власти как будто не существует.

Из всех громких, провокационных или спорных заявлений наших правителей, прозвучавших за последние две недели, мне, честно говоря, не нравится ни одно. Просто потому, что ни одно из них, даже энергичные сабельные атаки Алексея Кудрина и Сергея Миронова на «Единую Россию», не объясняют, что же происходит на самом деле. И что у наших правителей в головах.

А вот речь первого вице-премьера Игоря Шувалова, произнесенная 4 февраля на форуме «Россия 2010», объясняет очень многое. Позволю себе привести развернутую цитату из нее:

Россия - очень сложная страна. И любая попытка дестабилизировать социальную ситуацию, социальные отношения, конечно же, следом приводит к тому, что мы не сможем далее осуществлять экономические изменения, не можем принимать реальные экономические законы, и реализовывать их в жизнь. Это очень важный момент, поскольку это Россию отличает от многих других государств, ведь правительства некоторых других государств могут игнорировать в значительной степени короткие колебания общественных волнений. В России же подобная ситуация, как мы наблюдали в начале 1990-х годов, очень опасна. Она блокирует деятельность и законодательства, и правительства по проведению реформ. Мы понимали, что 2009 год будет достаточно сложным, и мы будем должны его закончить с фактором социальной стабильности, чтобы с выходом из кризиса модернизационная повестка была номером один.

Этот пассаж вполне можно назвать доктринальным. Шувалов в доступной и связной форме высказал главную идеологическую установку так называемых «правительственных либералов». Которую, при желании, можно назвать и «путинским консенсусом», но сформулированным не для общества, а, грубо говоря, для элиты. К сожалению, речь Шувалова при ее политическом истолковании ставит крест на популярной в последнее время концепции, согласно которой кремлевские и правительственные либералы намерены претворять в жизнь целый модернизационный пакет из экономических и политических реформ.

Высказывание Шувалова чем-то похоже на математическую задачу. Если хочется проводить «правильные» экономические реформы, необходимо создать ситуацию, при которой правительство и законодатели могут не ориентироваться на «краткосрочные общественные волнения». Которые, в свою очередь, неизбежно возникают в связи с определенной спецификой российского общества, плохо реагирующего на любые либеральные по сути преобразования.

Поэтому необходимо а) создать политические институты, способные без серьезных для себя потерь демпфировать такие колебания, б) сохраняя либеральный экономический курс «на реформы», не терять из виду социальные приоритеты. То есть не отказываться от широкого спектра дотационных программ и раздачи бюджетных средств, очень постепенно заменяя наиболее устаревшие и затратные из них более современными.

В определенном смысле, Шувалов в 2010-м как бы заново формулирует популярную в начале 2000-х, еще до «дела «Юкоса» и выборов 2003 года, идею «управляемой демократии», ставшую неофициальной идеологией администрации президента времен Александра Волошина. Тогда тоже речь шла, вполне по Марксу, об опережающем строительстве экономического базиса, на котором потом и только потом будут построены настоящие демократические институты. Теперь, спустя почти десять лет, высокопоставленные экономические менеджеры готовы продлить действие контракта, или «большой сделки» с «неполноценной» политической системой, имея в качестве цели не наведение порядка в экономике и обеспечение экономического роста (программа ЦСР Германа Грефа), а Концепцию долгосрочного развития и модернизацию по плану Шувалова, Собянина, Дворковича или Набиуллиной.

Подобный контракт (реализация модернизационного плана и «Стратегии 2020», обеспеченная сохранением действующей политической системы) вполне четко задает параметры предстоящих выборов 2011-2012 годов. Высокопоставленные функционеры из правительства, Кремля, «Единой России» уже сегодня в частных беседах совершенно определенно говорят об инерционном характере и сценарии этих выборов.

Да, все они понимают, что есть ряд почти политтехнологических деталей, вроде персоналии «номера один» в списке партии власти, кандидатуры будущего президента или способа его выдвижения (коалицией партий или только «Единой Россией»). Но в целом, для них совершенно очевидно, что никакой специальной политической модернизации под эти выборы никто из высшего начальства устраивать не намерен.

А сами выборы должны лишь обеспечить легитимный переход правящей команды в новую конституционную реальность увеличенных президентских и парламентских сроков.

Парадокс такого пакета состоит в том, что, исходя из его логики, любая либеральная политическая мера, способная нарушить социальную стабильность или поставить ее под угрозу, должна автоматически отторгаться. Причем отторгаться, прежде всего, как раз так называемыми либералами - по причине того, что такая мера способна повредить их главному проекту. Грубо говоря, тому же Шувалову или Кудрину может не нравиться «Единая Россия» в ее сегодняшнем виде, но не один из них не станет предлагать начальству политическую модернизацию, понимая, что рискует необходимым для движения вперед думским большинством. Точно так же им наверняка не нравится редакционная политика основных федеральных телеканалов, но и появление в их эфире Владимира Мау, профессоров РЭШ или ВШЭ, чьими данными, к слову, правительство и Кремль охотно пользуются, с критикой экономической программы властей никому из них не понравится тоже.

Для иллюстрации тезиса можно вспомнить темы четвергового совещания президентской комиссии по модернизации в Томске. Не обсуждается вопрос высвобождения общественных энергий или потенций для задач модернизации. Создания широких специальных режимов для десятков тысяч предприятий малого бизнеса. Или реформирования политических институтов. Обсуждаются, грубо говоря, механизмы ручного принуждения крупного бизнеса к инновациям, и компенсации в виде точечного стимулирования этого бизнеса. А еще - роль государства как единственного глобального венчура, получающего разработки от госнауки (система РАН), проводящего экспертизу и назначающего ту или иную крупную компанию ответственной за внедрение этих разработок.

Общим место стало утверждение, что всё или почти всё плохое во втором сроке президента Владимира Путина было связано с оттеснением либералов касьяновско-волошинского призыва от власти и почти тотальным господством силовиков в Кремле и правительстве. Но против такого взгляда на вещи есть два сильных аргумента. Первый - исторический. С определенной точки зрения, все действия Путина, начиная с отставки генпрокурора Устинова в 2006-м, были направлены на то, чтобы не пускать силовиков ни к операции «Преемник», ни к созданным им самим институтам публичной политики. Второй - окружающая действительность, в которой силовики - тот же Игорь Сечин - давно «на гражданке», а музыку и в Кремле, и в правительстве заказывает относительно солидарная и идеологически довольно монолитная вроде бы либеральная команда. Но этой команде сегодня, точно так же, как и пресловутым силовикам в 2007-м, никакие значительные политические перемены не нужны. Просто потому, что на повестке - важные, судьбоносные и этапные экономические и менеджерские задачи, задачи модернизации.

Публичное воскрешение этой, мягко говоря, не новой доктрины требует вполне определенного политического ответа на политические вопросы. Если спустя десять лет после ее появления на свет власть (правительство и законодателей) нужно по-прежнему прятать от негативных колебаний общественного мнения за низкокачественными политическими институтами и социально-ориентированным бюджетом, то, получается, что общество за десять лет никак не изменилось. Если да, то выходит, что поставленные еще десять лет назад задачи из области социальной инженерии не решены, и, возможно, сама идея опережающего строительства экономических институтов была неправильной. А значит, сегодня неправильной может оказаться и идея опережающей экономической модернизации.

А если общество все же изменилось, выросло и стало сознательней, то не являются ли эти самые заграждения от «коротких колебаний общественных волнений» препятствием для перехода к какой-то новой, качественно другой политике?

Сегодня партия тех, кто считает, что с обществом ничего хорошего не произошло, чрезвычайно многочисленна, в ее рядах, по всей видимости, и премьер, и президент, и почти весь экономический кремлевский и белодомовский бомонд. А партии, считающей иначе, во власти как будто не существует, по крайней мере, она не видна глазу.

Но если допустить, что перемены есть, и они значительней, чем предполагается, то тогда практическое применение этой стройной системы взглядов может привести к непредсказуемым последствиям. Поэтому, наверно, социальным менеджерам, проектирующим сегодня очередную экономическую либерализацию без либерализации политической, стоит задаться одним вопросом. Не является ли для власти слишком большим политическим риском повторное применение стратегии, которая либо не принесла никаких результатов за десять лет, либо, в силу собственных издержек, не позволяет им увидеть этот результат?