Магия и крестоносцы на востоке Украины

У меня есть три коротких мысли о причинах и значении трагедии в редакции «Шарли Эбдо».

Первое. В дискуссии крайне важно помнить о том, что говорят знатоки исламского образа мыслей, такие как директор Эрмитажа и историк ислама Михаил Пиотровский. В европейском, то есть, христианском и ближневосточном сознании очень по-разному соотносятся слово (рисование и т.д.) и дело (убийство, сжигание домов и т.д.). Причем водораздел проходит не обязательно на границе христианства и ислама, известно ведь, что и  представители некоторых христианских народов, например, грузины выражение «я маму твою ....» воспринимают буквально и могут сильно покалечить за эту фигуру речи. Так что дело, вероятно, не в исламе, а в более древних доисламских верованиях, основанных на симпатической магии.

Я предположил бы, что решающую роль здесь сыграла святая инквизиция. Поскольку у кавказских и ближневосточных народов не было такого опыта, слово у них не девальвировалось, а сохранило и усилило свою колдовскую силу. Именно инквизиция с ее маниакальным вниманием к сказанному, а не сделанному (давно ли вы видели дожди из огненной саранчи?), к замыслу, а не к его реализации, девальвировала слово. Однако когда я поделился этой своей идеей с культурологом Александром Эткиндом, он уточнил: дело не конкретно в инквизиции, а в последовавшей вскоре за ней реформации. Примитивные христианство и ислам — это те, которые не прошли через опыт реформации. Как раз в контексте реформации проблемы метафоры и буквальности были центральными.

Торговля словами-индульгенциями, растиражированными печатным станком Гутенберга, привела миллионы европейцев к идее прямого общения с Богом — и так в итоге появился протестантизм. Этот опыт позволяет европейцу понимать, что между сказанным и сделанным вообще-то лежит огромная пропасть. Абсолютизация слова, рисунка, книги как раз объединяет радикальные формы ислама с радикальным иудаизмом и некоторыми православными сектами вроде хоругвеносцев. Приравнивание говорения (рисования) к действию в конце концов послужит толчком к таким же реформам, которые уже зреют в умеренных исламских кругах.

Второе. Тиражирование опасных карикатур — это иммунная реакция организма, столкнувшегося с инородными частицами. Получив первый шок, передовой отряд бойцов-макрофагов (тут его функцию исполнил редакционный коллектив «Шарли»), погибает, но выставляет опознавательные знаки, и так называемые клетки памяти начинают безумно размножаться, чтобы отразить последующие атаки. Это тот случай, когда социальная сеть работает разумно и по природным образцам. Организм, не тиражирующий память о болезни, обречен.

Перепубликации и массовые митинги, когда крупнейшие площади Европы напоминают зудящие от лимфоцитов лимфоузлы — признак здоровья общества.

Третье. В нашей стране мы наблюдаем удивительный феномен: независимый, как выяснилось, от российских законов и Конституции субъект федерации. Рамзан Кадыров, да будет устлана розами дорога его к славе, объявил Ходорковского, призвавшего к тиражированию карикатур «Шарли», своим личным врагом. Здесь проглядывает сращение кадыровщины как упрощенного ислама с упрощенным госправославием. В отличие от католической, православная цивилизация не испытала очистительной линьки реформации, поэтому повторяет аналогичный опыт только теперь. 

Это, кстати, не единственная параллель между современной Россией и средневековой Европой. В известном смысле война на востоке Украины и история про Русский мир — это типичная идеология крестоносцев готфридо-бульонского разлива. Важнейшая политтехнологическая задача, которую решали крестовые походы и теперь решила война в Украине — это избавление российского общества от пассионариев. Подобно крестоносцам, этих ополченцев, представлявших бы угрозу режиму и уютному «котреарху» в России, направили в безопасное русло. Собственно, Гиркин и признался, что он по приказу из Москвы поднес спичку к донецкому тлеющему углю, и в пламени этого минерала сгорели сотни тех, кто могли бы сейчас возглавить если не майдан, то такой майданчик в России. Теперь они все герои-добровольцы, сложившие свои головы. Правда, по свидетельствам моих конфидентов, Родина не очень заботилась об их посмертной репатриации, спустя много дней после боев их тела в камуфляже плыли по реке Донец в центре Луганска.

Идея Русского мира подобна идее Святой земли крестоносцев, простиравшейся от Туниса до Иерусалима. Этот идеальный мир обязательно должен быть вынесен за пределы исторических границ, только тогда он лаком и мало достижим, на пути к нему должны подстерегать страдания и болезни. Сам этот «Русский мир», как и мир крестоносцев, должен быть устроен по типу небольших княжеств с ужасной инфраструктурой, подчеркивающей святость.

Если бы в Первой мировой Россия не отступила под натиском Антанты, ей, возможно, перепал бы Константинополь, ведь в проекте Парижских соглашений 1918 года это было, и был бы вам русский мир. Но не случилось, и его приходится реконструировать, чтобы не повторилось парижское 7 января. Хотя кто может ручаться, что будет, если популярный еженедельник опубликует карикатуры на Владимира, в священной Корсуни приучающего мишек к ягодкам и медку.