Тоскливая модернизация. Из жизни головоногих

Мейнстримные интеллектуальные группировки ведут себя иначе. Их форму борьбы наиболее ёмко отражает эпитет «моллюскообразная». Смысл головоногой дискуссии заключается в том, чтобы максимально быстро и плотно заполнить своим ментальным телом предложенную им раковину. Раковина - это понятия, озвучиваемые властной вертикалью. Например, «модернизация», «средний класс» и проч. Как только появляется подобная раковина-понятие, разного рода стратегические центры начинают конкурировать между собой за семантическую привилегию толкования данного понятия.

Так называемая общественная дискуссия в современной России имеет две основные формы: позиционную и моллюскообразную.

Позиционная дискуссия - это когда давно окопавшиеся интеллектуальные группировки согреваются в своих давно обжитых окопах, где заняты главным образом производством высказываний, находя у соратников безоговорочную поддержку, а противников - невыносимое отторжение. Противники символически стигматизируются (в качестве «либерастов», «нациков» или «фашистов») и выносятся за горизонт возможного диалога - как субъекты, с которыми коммуникация невозможна по определению.

В своей стилистически сниженной форме позиционная война превращается, впрочем, в свою противоположность - у неё есть свой внедискурсивный антипод. Ведь уличное пространство организовано иначе, чем интеллектуальное. В окопе (на своём портале) там не отсидишься. Непримиримость оборачивается здесь прямым насилием - например, уличной войной фа и антифа. Если коммуникация невозможна, то улица диктует логику столкновения, а не игнорирования: на улице изолированная позиционность литераторов переходит в свою прямую насильственную противоположность. И высокая и низкая формы такого конфликта, впрочем, маргинализованы.

Мейнстримные интеллектуальные группировки ведут себя иначе. Их форму борьбы наиболее ёмко отражает эпитет «моллюскообразная». Смысл головоногой дискуссии заключается в том, чтобы максимально быстро и плотно заполнить своим ментальным телом предложенную им раковину. Раковина - это понятия, озвучиваемые властной вертикалью. Например, «модернизация», «средний класс», «суверенная демократия» и проч. Как только появляется подобная раковина-понятие, разного рода стратегические центры начинают конкурировать между собой за семантическую привилегию толкования данного понятия. Делается ли это из корысти или из бескорыстной воли к семантической власти - не так уж важно, главное, что азарта и задора в подобном головоногом состязании с избытком.

Особенность новейшего периода моллюскообразности заключается в том, чтобы, заполняя собственным смыслом предложенную раковину, повредить её минимальным образом. Отчего становится скучно. Положение не спасает даже стилистика очень-очень энергичного высказывания, в которую облекают свои реплики все участники моллюскообразной дискуссии.

В хвосте единственного субъекта преобразований

Именно такой цефалоподной скукой веет от очередного витка обсуждения темы модернизации, инициированного докладом ИНСОРа «Россия XXI века: образ желаемого завтра».

Некоторое время назад российский политический класс усвоил сугубую значимость политической утопии. С тех пор моллюскообразная дискуссия постоянно упражняется в искусстве утопии, каковая, видимо, магическим образом должна пробудить политическую активность, направленную на преобразование России. Именно такая утопия и стоит в центре доклада ИНСОРа. Заводит ли она кого-то на труд и подвиг? Едва ли. И в первую очередь потому, что представляет собой вовсе не полёт смелой мысли, а чуть более плотное (например, в части реформы МВД) ментальное заполнение той самой раковины, схематический каркас которой нам и так более или менее известен по высказываниям Д. Медведева и В. Путина. Ибо как можно закончить, например, такое провиденциальное положение доклада ИНСОРа: «Ядром партийной системы являются правоцентристская и левоцентристская партии»? Разумеется, только пояснением в скобочках «как это и было запланировано в начале века в АП РФ».

Да и в части реформы МВД всё та же головоногость. Ибо что видит первым делом сегодняшний посетитель сайта президента РФ? Врез из выступления Д. Медведева в Горках: «...то, что деятельность МВД требует довольно серьёзной корректировки, сомнений ни у кого не вызывает».

Я не могу назвать там ни одной ключевой идеи, которая была бы оригинальна. Идеи, которые комментаторы отмечают как смелый вызов действующей власти, - в сфере партийной жизни, сроков президентства и т.д. - есть лишь нюансированная акцентуация тех самых целей, которые озвучивает исполнительная власть в качестве результата своих действий in the long run.

Ненамного лучше выглядят высказывания противников авторов доклада, даже если они, опять же в форме решительного литературного стиля, формулируются как антитезисы (как это сделал В. Иноземцев ). А выглядят они не более чем тонко нюансированной вариацией одной и той же темы. Главные дизайнеры властного дискурса заявляют европейский выбор, его решительно подтверждают стилистически фрондирующие авторы доклада «Россия XXI века», а затем - разумеется, решительно несогласные с предыдущими авторами - В. Иноземцев, Б. Титов и Г. Явлинский в статье «Modernizatsya.ru: Компас для реформ».

Различие между докладом ИНСОРа и, например, статьёй «Modernizatsya.ru», конечно, есть. Но выражает оно, рискну предположить, не более чем колебания внутри самой административно-властной вертикали: авторы первого делают акцент на том, что модернизация необходимо предполагает политическую либерализацию, тогда как авторы второй подчёркивают первостепенную важность индустриально-технологической составляющей. Хотя все необходимые реверансы в пользу сложности и необходимости комплексных мер встречаются и в том и в другом тексте.

Эти косметические различия, впрочем, не могут скрыть главного - они плетутся в хвосте направлений и понятий, заданных политическим руководством страны. И, что не так очевидно, но ещё более показательно, обращены только и исключительно к этому руководству, которое призывается то к решительным мерам по секвестрованию роли государства, то к интенсификации государственной индустриальной политики.

Другого адресата у авторов просто нет. Особенно откровенны здесь авторы доклада ИНСОРа: «Для подлинно инновационного развития (а по большому счёту и для обеспечения самого инновационного старта) уже нужна другая страна - с другой системой ценностей и отношений, с другой политикой и социальной средой, с другой системой управления, с другим настроем в бизнесе».

Это не экспертиза

Интересен статус подобных сочинений. Что это такое? Научная работа? Нет, там нет никаких логически связных аргументов, нет описания эмпирической базы, нет даже ссылок на какие-то источники информации авторов. Все сведения рождаются у авторов как Афина из головы Зевса - в готовом боевом облачении. Может быть, это партийно-идеологическая агитация? Тоже нет. Тексты не адресованы массовому читателю. Ещё бы, ведь в лучшем случае лишь оскорбят этого читателя. Ибо как ещё прикажете расценивать приведённую выше цитату про то, что для реализации предлагаемых преобразований господам из ИНСОРа требуется «другая страна»?

Может быть, наконец, это то самое экспертное знание - когнитивный оплот современного общества? Нет и ещё раз нет! Ибо нормальное экспертное знание предполагает ответ на вопрос, что получится, если события будут развиваться таким вот образом, а что получится - если, наоборот, таким вот образом. Это разъяснение для неспециалиста разворачивания причинно-следственной связи с определёнными граничными параметрами. Такое, чтобы неспециалист мог взвесить последствия и принять решение (такова функциональная роль экспертного знания как такового). Ничего подобного в приведённых текстах нет.

Их суть - помимо жанровой литературной классификации в виде утопии или фэнтези - можно определить как риторическое сочинение идеологической направленности. Модест Колеров (здесь я с ним согласен) не случайно находит в тексте доклада ИНСОРа «привычную для либералов и реформаторов комсомольско-профсоюзно-партийного происхождения манеру копировать язык ленинско-сталинско-брежневской пропаганды». Ведь цель подобных риторических сочинений - показать, что только авторы знают, что и как нужно делать, тогда как конкуренты полностью заблуждаются.

Желательно также припугнуть читателя: не сделаешь, как мы советуем, всему хана. Образцово этот риторический приём реализован в докладе ИНСОРа (перечень «худших вариантов» - «экономический коллапс», «катастрофическая депопуляция» и проч.). Иными словами, если экспертиза предполагает объяснение и здравую оценку различных возможных вариантов развития событий, что должно помочь другим людям принять верное решение, то назначение этих сочинений совсем другое - доказать безальтернативный характер собственной идеи, точнее идеологии. Ведь последняя и есть идея (неважно, откуда взявшаяся), маскирующаяся в форму знания.

Технократы и мнимые гуманитарии

Есть, впрочем, в этой дискуссии момент, который показался мне действительно интересным - именно в силу своей необязательности на фоне всех этих надоевших «догоним» и «перегоним». К этому моменту обратился в своём тексте «Анти-Юргенс» В.

Иноземцев. Дело в том, что авторы доклада ИНСОРа сделали не вполне обычный акцент на необходимости некоего гуманитарного поворота: «Особое значение приобретает гуманитарная составляющая». Сам же В. Иноземцев является решительным сторонником технократизма, о чём он и пишет, в частности, в таких вот выражениях :

«...Современный мир во всё большей степени становится технократическим и управляемым, и почему авторы безапелляционно говорят о том, что «общий тренд предполагает сдвиг в сторону гуманитарного и социального знания», остаётся неясным. Напротив, достаточно самого поверхностного взгляда на современное западное «социальное знание», чтобы заметить, что оно становится по своему характеру всё более «естественно-научным».

Это действительно интересно. Потому что, на мой взгляд, и советская, и современная российская власть является до мозга костей технократической. Технократизм означает следующее: управление на основании точного знания. В советское время таким точным знанием был марксизм-ленинизм (опустим детское возражение «Ну какая же это точная теория? Вот у меня теперь действительно точная теория!»). Технократизм же нашей нынешней власти является не менее очевидным. Он выражается, например, в культе профессионализма: всем должны управлять «профессионалы». (Возникает, правда, вопрос - если управлять должны профессионалы, то как это, например, США могут управлять даже полные кретины вроде Буша-младшего?) Подобную установку на управление профессионалами символически закрепляют, в частности, всенародные телешоу В. Путина.

Что демонстрирует человек, несколько часов кряду отвечающий на вопросы обо всём на свете? То, что страна в надёжных руках людей знающих, понимающих и способных объяснить всё, что происходит в стране и мире. Возможно, В. Иноземцеву кажется, что это не настоящие технократы. Но дело здесь не в различии подлинных и неподлинных технократов. А в самом складе ума и строе мысли. Которые никак не изменились с советского времени. Задумайтесь, например, над следующим фактом нашей новейшей интеллектуальной истории: какая философская школа, полностью сформировавшаяся в советский период, благополучно пережила его крах и оказалась наиболее востребованной и, как следствие, наилучшим образом встроенной в новую систему? Это не какие-то там последователи В. Бибихина или М. Мамардашвили. А последователи Г. Щедровицкого. Моё объяснение этому феномену следующее: и советская, и, естественно, современная российская элита имеет инженерный, технократический par excellence образ мысли. Именно этой особенностью и воспользовались «методологи», конвертировав некоторые фрагменты философского знания в понятные технократам схемы коммуникации и управленческого действия. Они оказались востребованы не потому, что действовали сколько-нибудь эффективно, а потому, что понятны людям, мыслящим технократически.

По поводу этих «мифологем знания» - тотального технократизма российского управленческого слоя - С. Кордонский однажды заметил: «То, что ни одна из реформ управления не привела к тем результатам, на которые рассчитывали реформаторы, ничему их не научило. Реформаторы-управленцы в стране не переводятся, и на ошибках они не учатся».

Кстати, юридический стиль мышления отнюдь не является гуманитарным. Напротив, именно юристы наиболее склонны к технократизму в силу нормативного характера права.

Итак, технократ - это человек, который уверен, что владеет точным знанием, которое позволяет управлять обществом. (Конечно, я рассматриваю вариант «честного технократа», а не того, кто просто хочет создать видимость, что владеет такого рода точным знанием.)

А кто же такой гуманитарий? Это на самом деле тот, кто понимает, что точного знания по образцу естественно-научного (математизированного и строго каузального) об обществе и человеке как человеке быть не может. Из этого будет следовать вся манера мышления и характер действия человека с гуманитарным складом ума. Он не будет самоуверенно утверждать, что точно знает, как нужно действовать. Он не будет доверять никакому варианту историцизма (концепциям, претендующим на точное знание закономерностей исторического развития). Он будет стремиться создать благоприятные условия для свободного развития общества и экономики, а вовсе не направлять это развитие в то русло, которое представляется ему безальтернативным на основе его якобы точного технократического знания. И, что самое главное, он будет видеть в человеке не столько средство для достижения определённых целей (модернизации, индустриализации, коллективизации, демократизации и т.п.), а цель саму по себе.

На основании последнего я должен сказать, что авторы доклада «Россия XXI века» отнюдь не являются гуманитариями. Вернее, они усвоили несколько правильных слов про важность гуманитарного подхода. Но не научились ещё этими словами пользоваться, оставаясь технократами до мозга костей. Вдумайтесь в следующее рассуждение:

«...В отличие от этапов индустриализации, урбанизации и т.п., полноценные модернизации постиндустриальной эпохи в условиях несвободы в принципе не реализуются. В современном мире главным ресурсом развития становятся творческие способности человека, его энергия и инициатива... Развитие обеспечивается на базе свободы и права. Только на этой основе возможно и удовлетворение державных, геополитических, силовых и прочих амбиций. Несвобода и бесправие граждан, наоборот, обрекают страну на вечное отставание и геостратегические провалы...»

Из структуры этого рассуждения явствует, что целью для авторов является «модернизация», «развитие», «удовлетворение державных, геополитических, силовых и прочих амбиций». А средством для этого как раз и выступает «свобода», «творческие способности человека, его энергия и инициатива». Человек с гуманитарной установкой никогда не рассуждал бы таким образом. Поэтому я не могу признать содержание и основные установки этого доклада гуманитарными. Человек здесь не цель, а всё ещё средство. Всё ещё «человеческий капитал» (постоянно используемое в докладе понятие) - то есть в конечном счёте инструментально, технократически интерпретированный человек, в которого, например, нужно инвестировать, чтобы затем получить с этого прибыток, навар в виде «развития», «модернизации» и прочих показателей, легко конвертируемых в столбцы технократической и бюрократической отчётности.

И это печально, потому что ни о каком гуманитарном повороте речь пока не идёт - технократизм на деле продолжает оставаться доминирующим стилем мышления и действия.

Наконец, совершенно нельзя согласиться с утверждением В. Иноземцева: «...достаточно самого поверхностного взгляда на современное западное «социальное знание», чтобы заметить, что оно становится по своему характеру всё более «естественно-научным». Фраза построена по классической риторической схеме: неубедительно, следовательно, нужно повысить голос. На самом деле если указанная тенденция и была очевидна, то в лучшем случае в конце XIX века. Исторические аргументы я здесь опущу, используя более простой аргумент в пользу своего утверждения.

Что означала бы натурализация социально-гуманитарного знания, о которой говорилось в приведённой цитате? Только одно: это знание становится всё более точным - другого научного смысла у этой трансформации просто нет. Натурализация позволяла бы использовать не только специфические способы математизированного научного объяснения, но также и фундаментальным образом изменить характер предсказания в этой сфере. Именно на последней предпосылке основаны все притязания управленческого технократизма.

Однако это как раз очень легко проверить эмпирически, а не риторически. У каждого самоуверенного технократа есть интеллектуальная история его деятельности, документированная в текстах, подписанных его именем. Необходимо взять эти тексты и проверить, что именно точно (то есть не просто по смыслу, а в цифрах - ведь именно на этом основана его претензия) он успел предсказать. Если ничего - лучше ему вернуться к поискам более хороших социальных гипотез в рамках сугубо научной деятельности. Это будет честный и релевантный технократическим амбициям способ их проверки. Добавлю также, что в таких важных вопросах, как развитие общества, мы, конечно, нуждаемся в степени точности, которая намного превышает, скажем, точность метеорологических прогнозов погоды.

Эту тему я завершу высказыванием из недавнего интервью действительно крупнейшего современного социального учёного, оказавшего, кстати, колоссальное воздействие на процесс гуманитаризации как современной социологии так и, в частности, организационной теории, - Питера Бергера:

«За годы работы с социальными науками я понял, что лучше ничего не предсказывать. Несколько лет назад я написал статью о том, что после Второй мировой войны в мире произошло четыре важных события: резкий взлёт Восточной Азии, исчезновение советского социализма, культурная революция 60-70-х и рост религиозных движений, выходящих за рамки основных традиционных религий. Ни одно из этих событий не было предсказано, и даже сейчас мы не можем до конца их объяснить».

На самом деле в этих словах заключено намного больше строгости и точности, чем во множестве технократических утопий.