Минск — братская могила для репрессированных

Память десятков и сотен тысяч людей, казненных в Минске в годы сталинских репрессий, до сих пор не увековечена. У современного белорусского государства очень уж короткая историческая память, а любые попытки общественности напомнить о моральном долге перед предками вызывают стойкое отторжение.

Только в Куропатах лежит не менее 200 тыс. человек

На территории Беларуси как минимум 48 населенных пунктов, где советской властью проводились казни мирных жителей. Всего насчитывается более 120 мест расстрелов. В Минске как минимум 9 таких скорбных мест, где расстреливали или захоранивали расстрелянных, рассказал Naviny.by исследователь сталинских репрессий Игорь Кузнецов: «Это Куропаты, Лошица, Парк Челюскинцев, Тростенец, Кальвария, парк Тиволи, Масюковщина, Дрозды, район Трамвайного парка на Ботанической».

Согласно официальным данным, в период с 1920 по 1950 год в Беларуси было репрессировано около 600 тысяч человек.

«По моим данным, — говорит Игорь Кузнецов, — значительно больше: разным формам репрессий в Беларуси было подвергнуто 1 млн. 400 тыс. и более человек. Согласно сведениям, полученным по результатам эксгумации в Куропатах, там было расстреляно не менее 30 тысяч человек. Думаю, там лежит не менее 200 тысяч человек».

Памятные знаки есть в Куропатах, Лошице и Парке Челюскинцев. К слову, здесь проводились следственные действия в частном порядке. Данные о них были опубликованы в прессе еще в 90-х годах. Однако до сих пор не ясно, сколько там лежит людей и кто они. Что касается Лошицы, Зенон Пазьняк опрашивал местных жителей, на основании показаний которых было установлено, что там есть захоронения.

«Все остальные места захоронений не имеют документального подтверждения, но и, повторюсь, — отметил Игорь Кузнецов, — их наличие не опровергнуто. Мы судим о том, что там казнили людей, по собранным свидетельским показаниям».

По мнению Игоря Кузнеца, утверждать, что Минск фактически стоит на нескольких захоронениях, можно на основании совпадающих свидетельских показаний, а также косвенных данных. Кроме того, есть документы о выделении земельных участков в ведение НКВД.

Государство и историческая память

В Минске на слуху одно место захоронения жертв репрессий — Куропаты.

Власти к увековечиванию исторической памяти в Куропатах имеют, с одной стороны, непосредственное отношение — урочище внесено в Государственный список историко-культурных ценностей как место захоронения жертв политических репрессий 1930-1940-х годов и имеет статус историко-культурной ценности первой категории.

С другой, не определен собственник объекта, который бы отвечал за его состояние и сохранность, отметила в комментарии для Naviny.by общественный активист Анна Шапутька.

«Это ненормально, что памятник истории курируют птицефабрика и лесничество. Могилами, да и лесом фактически никто не занимается. Общественные активисты при расчистке леса убедились, что он находится в очень плохом, а некоторые деревья в аварийном состоянии. Власти не просто не выполняют свои обязанности по охране культурной ценности, но и делают все возможно для ее уничтожения. Постройка увеселительного заведения возле Куропат, ранее носившего название «Бульбаш-холл», — прямое тому доказательство. И хотя заведение не открыто, факт его существования оскорбителен для живых и мертвых», — сказала Анна Шапутька.

Она считает, что около Куропат в принципе не может быть ресторана: «Государство поступило бы правильно, выкупив постройку и создав там музей репрессий».

В Минске привозили расстреливать жителей Польши и Литвы

На муки и погибель везли в Минск людей из Западной Беларуси, Литвы, Латвии, отмечает искусствовед Сергей Харевский.

«Здесь похоронены представители разных национальностей, специально привезенных. И захоронения — это не только память о жертвах, но и какое-то сопротивление режиму», — сказал он.

Список мест захоронений еще не закрыт, отметил Игорь Кузнецов. Эксгумации проводились только в Куропатах: «Выборочная эксгумация показала, что это довоенные могилы разных лет. Вещественные доказательства (элементы одежды) свидетельствуют о том, что там есть прибалтийское захоронение. Эту версию не опроверг никто! В целом КГБ не подтвердил ни одного места захоронения, но в то же время не опроверг ни одного».

Игорь Кузнецов обратил внимание, что в Беларуси в принципе отрицается существование Белорусского катынского списка, то есть расстрелов здесь офицеров польской армии в мае 1940 года. Это документ, который, как считается, содержит имена не менее чем 3870 поляков, убитых НКВД на территории Беларуси в 1940 году.

По сведениям Игоря Кузнецова, сейчас польской стороной обсуждается возможность проведения третей эксгумации в Куропатах с целью найти польский след в захоронениях. Историк считает это нецелесообразным: «Даже первые две эксгумации показали, что захоронения раскапывались в предыдущие годы с целью уничтожения останков. Польский след маловероятно будет обнаружить. Однако даст право утверждать, что не существует Белорусского катынского списка».

К слову, такой точки зрения придерживается и глава государства. В Беларуси «никогда не расстреливалось польское население», заявил Александр Лукашенко на пресс-конференции 15 января 2013 года, отвечая на вопрос журналиста Польского радио о Белорусском катынском списке и возможности проведения раскопок в Куропатах.

«Платите деньги, если вас что-то интересует. Мы все проведем и вам ответим. Какие проблемы? — сказал Лукашенко. — Поляки не чужие нам люди. Заплатите деньги — проведем раскопки, где вы считаете нужным, и ответим на ваш вопрос. Обойдемся без польских специалистов. У нас хватает белорусских. Мы к вам не едем раскопки проводить, и вам к нам не надо ехать. Нам смоленской истории хватило. Мы сами честно и принципиально это сделаем. Если журналисты хотят сопровождать этот процесс — пожалуйста».

По мнению Игоря Кузнецова, есть вероятность, что расстрелянные поляки похоронены в других местах. Так как, скорее всего, документы, касающиеся захоронений, так и останутся недоступными для общественности, другого метода, кроме как проводить эксгумацию, чтобы выяснить истину, нет.

Например, отметил Игорь Кузнецов, искать надо в урочище Благовщина в Тростенце — втором по масштабам захоронении после Куропат месте. Городскую свалку, которая находилась там с 1956 года, историк назвал свидетельством отношения власти к проблеме и «маскирующим объектом для скрытия захоронений».

Недалеко от этого места находятся 34 рва-могилы, где проводились расстрелы в период нацистской оккупации. На территории лагеря смерти Тростенец планируется строительство мемориала. Миллион евро собрали граждане Германии. Силами же общественных активистов здесь установлен крест, который призван обратить внимание на односторонне отношение государства к погибшим в Тростенце — увековечивание памяти жертв нацизма и игнорирование убитых советской властью.

Почему власти боятся правды о репрессиях?

Расстрелы времен сталинских репрессий являются как будто чистым листом белорусской истории. Архивы по этому периоду фактически недоступны, и государство не спешит предоставлять к ним доступ.

Игорь Кузнецов не исключает, что власти ошибочно считают, что в случае открытия архивов, рассекречивания мест захоронения начнутся какие-то социальные волнения. Однако опыт России показывает, что этого не произойдет. Кроме того, люди, которые имеют отношение к преступлениям тех лет, уже в большинстве своем умерли.

Однако доступ для историков к архивам КГБ закрыт, утверждает Игорь Кузнецов. Между тем в 2012 году архивы должны были открыть информацию о 1937 годе (по закону информация хранится в закрытом доступе в течение 75 лет). Но никто кроме родственников репрессированных в настоящее время не имеет доступа к информации о тех событиях.

Да и родственники, отмечает Кузнецов, получают ее в урезанном виде: «Люди рассказывают, что часть страниц личного дела недоступна для прочтения, находится в конвертах. Думаю, когда архивы станут для специалистов или родственников доступны, большая часть информации окажется уничтоженной. И мы не узнаем, кто и где был расстрелян. Однако это не снимает с нас моральной обязанности хотя бы символично увековечить память тех людей, которые были уничтожены».

Анна Шапутько считает закрытость информации о репрессиях подтверждением ментальной близости совершенной белорусской власти к прежней советской:

«Современная белорусская власть не отошла далеко от советской. Дай волю нашим силовым структурам, и всё повторится. Если бы обстоятельства чуть-чуть изменились, в стране усилились бы репрессии. Вспомните 2010 год и то, как много политзаключенных появилось в Беларуси. У нас нет разделения властей, поэтому решения судов такие, какие есть. И в любой момент репрессии могут начаться снова».

История репрессий — это и история семьи искусствоведа Сергея Харевского, у которого «половина родни пропала перед началом войны». Один из его дедов, который пытался в Минске затеряться и избежать репрессий, однажды попросту не вернулся домой. «Это живая память для многих и многих людей», — говорит Сергей Харевский.

Когда спрашивают, почему белорусы такие, как теперь, говорит он, всегда надо помнить — в одну ночь с 29 на 30 октября 1937 года было расстреляно 100 белорусских поэтов: «Далеко не каждая европейская нация имеет столько имен в истории литературы!»

Сергей Харевский считает позорной ситуацию вокруг захоронений жертв сталинских репрессий в Беларуси: «Не требуется доказательств, что события 30-х годов являлись преступлением. Признано, что Минск стал братской могилой тысяч и тысяч людей, каждый из которых был чьим-то предком. Нельзя закрывать на это глаза».

Сергей Харевский отмечает, что не понимает власти в их сопротивлении 
увековечиванию памяти жертв репрессий:

«Увековечивание мест захоронения сделало бы Минск городом более насыщенным памятью, так как жизнь города — это не только развлекательные мероприятия и красивые места, но и память. Пока мы не осмыслим свое отношение к проблеме, не осмыслим место Минска как столицы, а свое — как нации. Пора уже осознать, по какую сторону добра и зла мы находимся. Не может быть относительной правды. Она одна — сотни тысяч людей были замучены и убиты в Минске. И можно быть либо на стороне жертв, либо на стороне их палачей».

Вместе с тем Сергей Харевский отметил, что наша жизнь не изменится только потому, что мы увековечим память жертв сталинизма в Минске. Однако знаки памяти создают атмосферу, при которой людям проще оставаться людьми.