Немота "Русской весны"

Любая война имеет свой язык. "Боши", "лапотники", "фрицы", "тараканы" — все это может многое сказать не только об адресатах кличек, но и о тех, кто их придумал. Язык войны на Украине не исключение.

Первое, что здесь бросается в глаза, это словарный запас сторон. Посмотрите, сколько названий придумали в Киеве: "ватники", "колорады", "Луганда и Донбабве". А в ответ — или совсем необидное "укропы" и "укры" (это вообще пусть идиотское, но самоназвание). Или затасканные до утраты смысла штампы советской пропаганды: "фашисты", "каратели". Но даже от них федеральные СМИ РФ в июне отказались: теперь градус общественного негодования происходящим поддерживают только картинки с трупами детей, а ведущие говорят: "украинские войска", "силы Киева" и разве что именуют нацгвардию "так называемой".

Почему ополченцам и поддерживающей их Москве так явно не хватает эмоциональных, а главное – адекватных слов? Киев креативнее? Вряд ли. Просто по каким-то не очень ясным причинам Киеву такое "можно", а ополченцам и Москве "нельзя". Это ощущается кожей. Украина позволяет себе расчеловечивать защитников ДНР и ЛНР, а те их – нет. Самоцензура ополченцев и цензура в российских СМИ укрепляют в противнике уверенность, что тот обладает неким моральным превосходством.

Такая же система табу отмечалась участниками Великой Отечественной по отношению к пленным немцам. И, если верить Шаламову, — по отношению к бандеровцам в ГУЛАГе. Их не убивали за сопротивление администрации, за создание сетевых структур, за убийства осведомителей. А потом выпустили  и многие из них вернулись на родину. Что было потом, все знают.

Отчего же "им" можно доходить до крайностей в действиях и риторике, а "нам" нет? Наследие нацполитики большевиков? Но она не помешала выселить чеченцев и крымских татар? "Человечность" правящих элит СССР-РФ? Я бы поверил, не будь они так бесчеловечны к своим. Карго, побуждающее относиться ко всему, что западнее, лучше, чем к себе? Но распространялось ли это на Украину, если даже Болгария была "не заграница"? Кроме того, основа карго — обожествление технологий, а тут все значимые успехи Украины — локальный продукт советской кооперации. Украинство, напротив, всегда ассоциировались с сельской архаикой, которую идеализировало.

Так что же мешает ополчению и поддерживающим их публичным институтам России отвечать дегуманизацией на дегуманизацию – тем более, что в ряде случаев для этого не надо ничего придумывать: достаточно просто назвать вещи своими именами?

Мне кажется, в основе немоты лежит неспособность сформулировать четкие и единые для всех, кто "по эту сторону", цели и задачи войны. Все знают, против чего воюют – а вот за что? Тут у нас полная фрагментация диска.

Почти невидимый ныне Царев с подачи Путина и федеральных СМИ долго трубил в пустоту о "Новороссии", но все понимали, что это лишь один из эвфемизмов России, удивляясь, почему нельзя сказать все как есть. А с эвфемизмами в голове ярких и хлестких кричалок не придумаешь.



Часть русских националистов деятельно помогает ополчению. Это находит отклик и на Украине, где государственная русофобия осточертела многим. Но насколько полно отражает повестку война под русским национальным флагом? Кто может считаться русским? Берут ли в русские украинцев? Какое место уготовано другим этносам в идеальном государстве Просвирнина, декларируемом как некая противоположность нынешней "многонационалии"?

Стрелков отважно воюет "за царя и отечество", понимаемое как дореволюционная, бунинско-булгаковская Россия. И это, кстати, прямо проецируется на язык: вчера он запретил ополчению ДНР материться. Но в притягательности "белого проекта" для жителей Донбасса есть сомнения. Ведь Стрелков пока не объяснил, как и на каких принципах будет построена жизнь в стране вечной "русской весны". Нельзя материться – ок, но будут ли, например, в ней "копанки"? И если да, то кто будет в них умирать?

Многие, кто побывал в эти месяцы на Донбассе, отмечают: идеи социальной справедливости его людям гораздо ближе, чем эстетика возрождения Российской империи. Борис Кагарлицикий называет их "православно-советскими социалистами", и он, пожалуй, ближе всего к истине. Отталкиваясь от этих настроений, можно и кричалок насочинять, и обрести понятный во всем мире язык.

Но может ли нынешняя РФ, чьи СМИ остаются единственным рупором восставшего Донбасса, подхватить антиолигархические просоветские лозунги? Очевидно, что нет: это противоречит ее природе. Максимум, что эта Россия себе позволяет – умеренный корпоративный антиглобализм и попытки прикрыть отсутствие подлинной альтернативы Западу лозунгами о защите неких традиционных ценностей в духе "папа сверху – мама снизу". А как звать за собой людей, если нет альтернативы?

Варианты есть. Например, можно признать вслед за Киевом, что это – "русско-украинская война". В сущности, Украина ставит так вопрос в одностороннем порядке уже давно. Еще в 1992 году офицеров советского ЧФ при вербовке в ВМС Украины спрашивали: "Вы готовы воевать с Россией?". Теперь этот вопрос поставлен перед остальными жителями страны. По ответившим "да" стреляют ополченцы, по ответившим "нет" — украинская армия.

Но Украина, в отличие от России, может быть национальным государством, хотя и она, как мы все видим, платит за это территориями. РФ же подобные декларации не только мешают добиваться реальных целей (воссоздание буржуазной империи), но и чреваты распадом. И, опять же, это вряд ли притянет украинских пассионариев.

Вот потому-то "Русская весна" и нема. Белая риторика, возможно, отвечает ее задачам, но отталкивает бедных и нерусских. Красная привлекательна для большинства, но противоречит необъявленным целям. В результате у российского агитпропа нет своего мифа, нет военного лексикона, просто нет слов. И он блуждает в трех соснах — между выхолощенным казенным антифашизмом, православным глэм-роком и стоками западного медиамаркета.