О западном лицемерии и отечественной наивности

В последнее время, на волне патриотического подъёма,  было совершено ошеломляющее открытие. Оказывается Запад – лицемерит.

Открытие  настолько эпохальное, что сравнить его можно разве  с тем, которое было сделано на рубеже веков.  Тогда  вдруг обнаружилось, что по-английски, оказывается, тоже можно сказать глупость. Прежде десять лет были уверены, что нельзя, поскольку английский – это что-то вроде того  чаемого дивного языка, создать который некогда мечтал Декарт: на нём в принципе нельзя сделать ложное утверждение. Как слушали на протяжении всех 90-х, как внимали всякого рода советникам, консультантам, профессорам и прочим мудрецам, прискакавшим в  ельцинскую Россию, по словцу Пушкина, pour etre outchitel. Стоило кому-то сказать: «Во всех нормальных странах так и так» - и все тут же почтительно умолкали и бежали воплощать в жизнь высшую западную правду и мудрость. Потом оказалось, что и мудрость – далеко не так мудра, как мнилось, да и нам чаще всего не подходит, но это как-то так, замяли. Мудрость и престиж Запада в общем мнении всё-таки устояли, хотя  и полиняли слегка.   

А теперь новый удар, новое сделано открытие: Запад, оказывается, привирает, лицемерит, а если попросту – врёт, как сивый мерин, отстаивая всеми силами и средствами свои интересы на Украине.   И это  не какие-то там высоколобые умники уразумели или  записные националисты, а, так сказать, широкая российская общественность внезапно открыла для себя лицемерие Запада. Открыла – и отшатнулась. И как тут не отшатнёшься, когда Виктория Нуланд, к примеру, утверждает, что в Киеве жгут и громят административные здания по договорённости с их законными собственниками и едва ли не по их просьбе.

Мне думается, наш патриотический подъём последнего времени, когда, по социологическим опросам, парни уж и в армии служить захотели, основан на этом всенародном разочаровании: мы в вас верили, а вы… 

Спору нет: понять что-нибудь полезное лучше поздно, чем никогда.  Впечатляет лишь то, что мы, любя Запад и веря ему (если б не верили – не вляпались бы в то, во что вляпались), так мало его знали.

Только вот не надо про ужасы железного занавеса: не знали или не хотели знать и те, кто бывал по ту сторону занавеса, да и занавеса-то уж нет четверть века.  Езди, изучай, понимай, общайся с людьми. Мне кажется,   наше стремление видеть в Западе землю обетованную, закрывая глаза на всё, что не вписывается в лучезарную картину, -  всё это идёт от умственной обломовщины. От нежелания видеть объёмную картину и вообще думать сложные мысли. Гораздо комфортнее мысли элементарные: сделаем, как в Европах, и всё у нас получится. Вроде как наши украинские братья на Майдане: пропишемся в Евросоюз – исчезнет коррупция и настанет благоденствие. Приедет Штольц и всё наладит.

Если бы мы были несколько менее обломовыми и меньше верили в пришествие Штольца, то давно бы поняли, что Запад – это особая, не похожая на нашу, цивилизация.  Душа западного человека – иная, чем наша. И очень значительное место в западной душевной формации занимает … лицемерие.  Нельзя исключить, что это одна из её несущих конструкций. Да-да, то самое лицемерие, которое мы с душевной болью недавно открыли. Лицемерие – это западное comme il faut  на всех уровнях – от частного, обывательского до государственного. 

Наши ниспровергатели любили орать о советском двоемыслии: на собрании говорили одно, а на интеллигентской кухне – другое. Товарищи дорогие! Да это «двоемыслие» - показатель голубиной чистоты души. Человек имеет некое мнение и понимает, что, говоря иное,  он врёт. Западный человек этого не понимает, он просто-напросто думает  и говорит, как надо. Как положено синьору из общества.  Как нужно, чтобы преуспеть или, по крайней мере, не оказаться на обочине. И никакого двоемыслия! А как, вы полагаете, немцы, вот только вчера  прилежно истреблявшие унтерменшей,  буквально на следующий день  после подписания акта капитуляции столь же прилежно принялись раскаиваться в ужасах нацизма?   

Ну ладно, это болезненная тема. А вот попроще. Беседуем о том-о сём с итальянским поставщиком. Я выражаю сомнение в правильности общераспространённой деловой практики: вкладывать прибыть от бизнеса в недвижимость,  что надувает её цену, а на развитие брать кредит, обогащая банки. Почему нельзя развиваться на собственной основе? Итальянец смотрит на меня так, словно я высказала сомнение, по меньшей мере, в символе веры. «Не знаю, так положено… Я даже так и не думал, должны же быть банки…», - бормочет он и на всякий случай переводит разговор на другую тему. И это, заметьте, не немец с его скучным Ordnung’ом, а итальянец, знаменитый  своим вольномыслием.

Западный человек думает и говорит то, что в данный момент положено и укрепляет его положение.  О том, насколько это соответствует истине и даже его личному мнению, он даже и не задумывается. Не задумываемся же мы, говоря при знакомстве «Очень приятно», на самом ли деле нам приятно. Просто так положено, такова общественная конвенция.

Распространите этот подход  на предметы важные и даже политические, распространите с мелкого обывателя на коллективную личность – народ – и вы получите картину западного всеохватного лицемерия. Об этом хорошо писал Салтыков-Щедрин в изучаемых в школе «Господах Головлёвых»: 

«Во Франции лицемерие вырабатывается воспитанием, составляет, так сказать, принадлежность "хороших манер" и почти всегда имеет яркую политическую или социальную окраску. Есть лицемеры религии, лицемеры общественных основ, собственности, семейства, государственности, а в последнее время народились даже лицемеры "порядка". Ежели этого рода лицемерие и нельзя назвать убеждением, то, во всяком случае, это - знамя, кругом которого собираются люди, которые находят расчет полицемерить именно тем, а не иным способом. Они лицемерят сознательно, в смысле своего знамени, то есть и сами знают, что они лицемеры, да, сверх того, знают, что это и другим небезызвестно. В понятиях француза-буржуа вселенная есть не что иное, как обширная сцена, где дается бесконечное театральное представление, в котором один лицемер подает реплику другому.

Лицемерие, это - приглашение к приличию, к декоруму, к красивой внешней обстановке, и что всего важнее, лицемерие - это узда. Не для тех, конечно, которые лицемерят, плавая в высотах общественных эмпиреев, а для тех, которые нелицемерно кишат на дне общественного котла. Лицемерие удерживает общество от разнузданности страстей и делает последнюю привилегией лишь самого ограниченного меньшинства».

Писал он о Франции, которую знал, но относится это вообще к душевной формации западного человека. Она не изменилась за прошедший век с лишним. А вы что думали – нормальные западные люди, отцы и матери семейств, вдруг ни с того ни с сего полюбили извращенцев и даже искренне преисполнились заботой об их правах? Просто теперь так положено.

А как же свобода слова, которой мы страстно возжаждали в Перестройку и которой учились на Западе? Свобода на Западе есть: свобода выбора  допустимых мыслей в пределах утверждённого репертуара. А за его пределы никто и не заглядывает, не нужно это никому. Цензура! Ужасная совковая (а теперь ещё и путинская) цензура!  Вот нет же на Западе цензуры! Ну, вообще-то есть, да ещё какая. Но это, как мне кажется,  со стороны западных хозяев жизни – перестраховка.

Цензура у западного человека – внутренняя, встроенная. Хочешь быть в порядке, на приличной работе, в хорошем обществе – веди себя как полагается: думай что надо, говори что надо. Поэтому западного человека не удивишь, что люди, делающие одно и то же, одни – мирные демонстранты, а другие – грязные террористы. То есть, скорее всего, западные обыватели понимают, что это, вероятно, не совсем так, но  … раз надо – значит, надо. И никакого двоемыслия.

В этой круговой поруке лицемерия  состоит западное «идейно-политическое единство»,  выражаясь по-советски. Оно сплачивает, дисциплинирует. У нас этого нет, наш человек внутренне неизмеримо свободнее, он мало к чему привязан и мало привержен каким-то правилам и ориентирам,  и оттого ему требуется  более жёсткая внешняя дисциплина.

Печально, что всё это у нас как-то мало понято и осмыслено. Оттого и происходят  «открытия» – вроде «вдруг»  увиденного лицемерия Запада.

Наша интеллигенция, самая рядовая и массовая,  по-прежнему находится в состоянии наивного западничества. Эти люди: клерки, преподаватели, научные сотрудники, часто  прилежные слушатели «Эха Москвы», - в вере своей искренни, они никому не продались, потому что их никто и не покупал. Но тем не менее они любят Запад и верят всему, что оттуда исходит.  В случае сомнения - в их сознании всегда побеждает западная точка зрения. Когда-то, лет тридцать или сорок назад, их отцы страстно припадали к «Спидоле», чтобы сквозь шум глушилок услышать правду от «Свободы» или «Голоса Америки», и твёрдо верили, что «там» говорят правду, а «Правда» непременно врёт. Что-то похожее на принцип средневекового уголовного процесса: показание духовного лица всегда весомее светского, мужчины – весомее, чем женщины и т.п.  Вот так и с западной точкой зрения в умах рядовой интеллигенции: в случае сомнения она всегда побеждает.

Не все так думают, но многие, слишком многие. У меня, к примеру, есть приятельница – учительница-надомница, которая всегда так пылко отстаивает Америку, словно состоит у Госдепа на окладе.

В этом наивном западничестве нашей интеллигенции есть что-то жалкое, детское, наивное. Оно, западничество, от неосведомлённости, от  незнания Запада или от самого первичного и поверхностного знания, что почасту хуже откровенного незнания. Запад его пылкие адепты  знают обычно в пределах того, что он сам о себе рассказывает. Недаром моя подруга иногда присылает мне ссылки на сайт Белого Дома – как образец демократии и вообще государственной мудрости.  

Сто лет назад была ровно такая же история, и о ней замечательно написал Николай Бердяев в статье  «Азиатская и европейская душа». Вот несколько выписок из этой замечательной статьи.

«Долгие десятилетия западничество было господствующим направлением русской мысли. Отрицание России и идолопоклонство перед Европой – явление очень русское, восточное, азиатское явление. Славянофилы были первыми русскими европейцами, так как они пытались мыслить по-европейски самостоятельно, а не подражать западной мысли, как подражают дети.

Радикальное русское западничество, искаженно и рабски воспринимающее сложную и богатую жизнь Запада есть форма восточной пассивности.

Ни один народ не доходил до такого самоотрицания, как мы, русские. Явление - совершенно невозможное на Западе, где пышно расцвел национализм. И где же можно найти настоящее обоготворение Западной Европы и западноевропейской культуры, как не в России и не у русских?

Для русского западника-азиата Запад - обетованная земля, манящий образ совершенной жизни. Запад остается совершенно внешним, неведомым изнутри, далеким. У западника есть почти религиозное благоговение, вызываемое дистанцией. Так дети относятся к жизни взрослых, которая представляется им удивительной и соблазнительной именно потому, что она совершенно им чужда».

Любопытно, что люди, реально взаимодействовавшие с Западом, имеют о нём взвешенное мнение. Не обязательно отрицательное, но – далёкое от обожествления. И вот что важно: именно люди, предметно знающие Запад, никогда не считают Россию – Европой. Россия – не Европа, - считают они, - и ей вовсе и не требуется становиться какой-то второсортной, подражательной Европой. Такое мнение я слышала вовсе не от философов, а от людей практического дела, но при этом поживших и повидавших. Для них лицемерие Запада – вовсе но открытие.

А остальным хорошо бы сделать ещё одно открытие – третье:  Запад всегда отстаивает свои интересы. И только их  отстаивает и преследует. Не высшую правду, не демократию, не  права человека – только интересы.

И в этом не худо бы взять с него пример.  Хорошо  бы нам стать  радикальными западниками в этом единственно конструктивном смысле: начать отстаивать интересы своей страны и своего народа.

И думать о своих делах на своём языке, не пытаясь списать у соседа, как двоечник контрольную. Именно здесь лежит путь к успеху.