Чего в России не знают о крымских татарах

Первое впечатление, как известно, самое сильное. Для тех крымских татар, что выросли на Украине, Москва расстаралась на славу. Вертолеты над площадью, ОМОН из Астрахани, задержанные журналисты, бэтээры в центре города – наверное, именно так для Кремля выглядит обязательный антураж к 70-й годовщине депортации крымских татар. Митинги в центре города и вовсе запрещены – мероприятия перенесены на кладбища и к периферийным памятным знакам. Лента в фейсбуке доставляет: ключевой месседж пророссийских сторонников сводится к тому, что «так им и надо». Сплошной матрос Железняк: кончилось ваше время, караул устал.

Незадолго до этого Владимир Путин встречался с политическими крымскими татарами в Москве. Специально подобранные, идеологически выдержанные и политически подкованные мужи демонстрировали акробатические чудеса. Ясно сразу: ставку делали на своих и удобных. Теперь этим самым «своим» и «удобным» предстоит объяснять всем остальным, что это было. И почему семидесятая годовщина депортации проходит в антураже самой депортации.

Впрочем, они вряд ли что-то скажут. Хотя есть что.

За что депортировали крымских татар

Официальная версия звучит просто – за коллаборационизм. Массовое сознание продолжает считать, что переселение в Центральную Азию – это наказание за массовый коллаборационизм и одновременно чуть ли не спасение от расправы со стороны фронтовиков. Проблема в том, что к этой версии есть немало вопросов.

Например. Почему наряду с крымскими татарами полуостров зачистили от крымских греков, болгар и армян. Допустим, депортацию крымских немцев в 1941 году еще можно как-то вписать в безжалостную логику войны (в США в начале войны аналогичным образом поступили с японцами). Но создание этнически моногенного полуострова в 1944 году рождает пространство для версий.

Кто-то, например, вспоминает мемуары шефа советской разведки Павла Судоплатова, который писал об идее реализации на полуострове проекта «Крымской Калифорнии». Сторонники версии считают, что если бы этот проект был реализован, современного государства Израиль могло бы и не быть. Точнее, оно бы возникло, но в Крыму. Якобы, согласно задумкам советского руководства, «Крымская Калифорния» должна была стать регионом, где могла бы быть реализована идея компактного проживания советских (а возможно, и не только) евреев.

Впрочем, и без «Крымской Калифорнии» версий хватает – кто-то и вовсе говорит о зачистке полуострова для создания плацдарма для борьбы за проливы. Но когда вы рассуждаете из 2014 года о 1944-м, вопрос даже не в том, что именно происходило семьдесят лет назад. Вопрос о том, что вы хотите получить сегодня.

У русских и татар общий миф о войне

Что делает народ предателем? Начиная с какой доли перебежчиков он оказывается вне закона? Если уж на то пошло, то вспоминать о предательстве крымских татар в ВОВ опасно, потому что в ответ начнут вспоминать о точно таких же перебежчиках из числа русских.

Уж если тема Великой Отечественной войны для России – главная скрепа, то важны не столько факты, сколько исторический миф. Любители обсуждать чужое предательство должны понимать: «коэффициент коллаборационизма» высчитывается от оккупированной площади, на которой живет народ.

Украина и Крым были оккупированы полностью: здесь со своим отношением к немцам вынуждены были определиться все. А в России жители, скажем, Томска, даже теоретически не могли стать предателями – просто потому что линия фронта до них не дошла.

Выход один: признать коллаборационизм преступлением одиночек на фоне коллективного подвига.

Для многих сегодня идеологическая битва за Великую Отечественную стала почти что реинкарнацией самой Великой Отечественной. Поле боя – национальные мифологии. Вот, например, у Прибалтики и Западной Украины выработаны свои исторические концепции о событиях тех лет. Они с российской матрицей не пересекаются – более того, являются взаимоисключающими. А между тем, национальный крымско-татарский миф о Великой Отечественной, по сути, идентичен русской трактовке.

Ни сами крымские татары, ни их политические лидеры не предпринимают попыток «обелить» тех, кто стал сотрудничать с немцами. Не водружаются доски в честь национальных подразделений в рядах гитлеровцев, нет стремлений чествовать крымско-татарских ветеранов вермахта, напрочь отсутствует «примирительный» пафос в отношении тех, кто оказался в силу обстоятельств или личного выбора по разные стороны фронта.

А именно это, быть может, самое главное. Уж коли вы выстраиваете будущее на прошлом, то важно не число русских, украинских или крымско-татарских коллаборантов и полицаев, а интонация учебников истории по отношению к их действиям. Попытка отказать крымским татарам в праве на победу – пусть даже на уровне бытовых разговоров – может спровоцировать поиск иной, отличной от русской концепции войны. Со всеми вытекающими последствиями. Миф не разрушается фактами, они лишь провоцируют создание альтернативного мифа.

Начиная любые дискуссии на эту тему, нужно отдавать себе отчет в том, что можно услышать в ответ. Когда Западная Украина говорит о массовом русском коллаборационизме – ей отвечают, что русские не героизируют позорные страницы в своей истории. Если русский Крым в чьем бы то ни было лице начнет выдвигать аналогичные претензии крымским татарам, то в ответ он услышит то же самое. А ворошить прошлое в попытке докопаться до истины с недавних пор даже Госдума от греха подальше решила запретить.

Большая политика для малых народов

Уж если действовать со всей политической целесообразностью, то 70-я годовщина депортации должна была стать для крымских татар  приглашением в число народов-победителей. С торжественными извинениями, совместными молебнами, перерезанием ленточек, вручением орденов ветеранам, «это-не-должно-повториться». А в итоге получилось так, что пока в Киеве люди выходили на улицы в знак солидарности с крымскими татарами, в Крыму в это время улицы были заставлены автозаками. Остается предполагать, что с точки зрения властей забитые ОМОНом перекрестки – это лучшая демонстрация солидарности.

Указ о реабилитации крымских татар, который подписал Владимир Путин вскоре после референдума, – это не акт помилования. Это извинение. Но после 70-й годовщины депортации осталось ощущение, что для властей этот жест нечто вроде условно-досрочного с переводом обвиняемого на испытательных срок.