"Будем жить в Азиопе: бедные, но гордые"

Утром, как обычно, Василь Иваныч надел итальянский костюм, сел в свой новенький "Мерседес" немецкой сборки и доехал до офиса, отремонтированного под евростандарт. По дороге, стоя в пробках, он быстро просматривал новости через iPad. На работе вплоть до обеда трудился за компьютером. После зашел в ресторан, где плотно откушал за "шведским столом", и затем до конца рабочего дня пребывал на заседании парламентской комиссии, обсуждавшей возможности размещения российских акций на лондонской бирже. В кофе-брейк он принял звонок от жены, отдыхавшей на Лазурном берегу во Франции, и к вечеру усталый, но довольный, вернулся в свою квартиру, обставленную престижной испанской мебелью. Перед сном он сдуру выпил чашечку кофе с ирландским ликером и затем два часа ворочался, сильно перевозбудившись. "А все-таки Россия - это не Европа; пора переходить на квас", - подумал, наконец, засыпая, Василь Иваныч. Ночью ему снились соборность, духовность, самобытность и двуглавый орел над Святой Софией в Константинополе.

Василь Иваныч, вообще-то, неплохой человек. Я даже подозреваю, что это именно он придумал для правительства нашумевшую концепцию "Основ государственной культурной политики", в которой проводится мысль, будто наша страна представляет собой совершенно особую, уникальную и самобытную цивилизацию, не сводимую ни к Западу, ни к Востоку. Сейчас идея о том, что Россия - это не Европа, широко обсуждается в прессе, и многие мои коллеги справедливо утверждают, что если отскрести с русского все европейское, то под ним ничего не останется. Даже татарина.

Но далее мои коллеги уже не столь справедливо утверждают, что Василь Иванычи, обвешанные с головы до ног европейской техникой и ведущие образ жизни, ничуть не отличающийся от образа жизни людей в Лондоне, Париже или Милане, придумывают неевропейские "Основы" то ли в силу свой махровой необразованности, то ли с целью легитимизировать нашу антизападную политику.

Я полагаю, что все на самом деле обстоит сложнее. И сложность эта выявляется не тогда, когда мы сравниваем Россию с Европой, а тогда, когда задаемся вопросом, почему нам так хочется считать себя совершенно особым миром. Задумавшись над этим вопросом еще много лет назад, я стал читать историческую литературу и вдруг обнаружил, что множество европейских стран в тот или иной момент своей истории точно так же, как мы сейчас, рассуждали об уникальной судьбе и особой миссии, специально возложенной на них Господом.

Наверное, первый пример подобного рода дает нам Португалия. В исторических трудах XVI-XVII веков отмечалось, что само формирование этого государства проходило "отдельной строкой" в божественных планах. Господь лично спускался на землю для обсуждения данного вопроса с военным лидером Афонсу Энрикишем, который стал в итоге первым португальским королем. Ну и, естественно, историки заявляли, что "нет на известной нам земле народа, которому все люди были бы обязаны больше, чем португальцам". В общем, все страны как страны - и лишь Португалия особняком.

Не менее интересен польский пример. Поляки не утверждали, будто бы Бог посетил землю для формирования Речи Посполитой, однако пребывали в твердой уверенности, что он особо покровительствует именно их стране. И ясно за что. Польская шляхта, как полагали в XVII веке, имеет особое происхождение - от сарматов. Она мужественна и непреклонна. Она твердо стоит на страже католического мира от варваров, угрожающих ему с востока. И, следовательно, она особо угодна Господу, для которого все прочие миры представляют собой лишь скопище еретиков, достойных примерного наказания.

Англичане в XVI веке не ограничивались представлением об особой благосклонности к ним со стороны Бога. "Господь - англичанин", - прямо заявил один из епископов, определив тем самым национальность своего небесного патрона. А в середине XVII столетия в Англии стали доминировать представления о том, что эта страна - не такая, как все остальные. Она представляет собой как бы второй Израиль - избрана Богом и имеет с ним специальный договор. А потому именно англичане последовательно и твердо осуществляют церковную реформацию, прокладывая путь к истинной вере.

Прервемся на минуту и попробуем подумать, что объединяет все страны, которые в то далекое время уже формировали представление о своем особом мире, особом пути и об отклонении от общеевропейского тренда. Общим у них было то, что все они проходили через трудный период развития, когда само их существование оказывалось под угрозой.

Португалия на какое-то время вошла в состав огромной испанской империи, а, следовательно, португальцы должны были самим себе доказывать, что их маленькое государство имеет право на независимое существование - в отличие от Андалусии, Галисии, Каталонии и других земель Пиренейского полуострова.

Польша в середине XVII веке прошла через так называемый "потоп" - страшное шведское нашествие, в ходе которого слабая оборона поляков была сметена лучшей европейской армией той эпохи, и польское государство скукожилось до минимума.

Англия в середине XVII столетия оказалась разодрана на части революцией и гражданской войной. Король был обезглавлен. На фоне сравнительно благополучных континентальных стран (Испании, Франции и даже России) Англия представлялась каким-то ужасным местом, где, видимо, живут смутьяны и неудачники, склонные к насилию и кровопролитию, а не к созидательному труду.

В подобных условиях любой народ для своего спасения начинает творить разнообразные мифы. Коль есть опасение, что мы - хуже других, то надо изобрести сказку о том, что на самом-то деле мы лучше. Мы - не такие, как все, и нас невозможно судить, используя общую мерку. У нас особый путь, особая задача, поставленная перед избранным народом непосредственно самим Господом. И если со стороны кажется, будто в стране - бардак, то мы-то на самом деле знаем, что это лишь признак национальной души, национальной идеи, сформулированной так, чтобы выполнить великую миссию.

В конце XVIII века "великая миссия" выпала на долю французов, полностью разваливших свою страну в годы Великой революции. Однако они не огорчились и стали нести по всей Европе идеи свободы, равенства, братства на штыках революционной (а после - наполеоновской) армии. Французы формально отвергали старую церковь, но по сути дела полностью восприняли из христианства идею выполнения великой миссии. Они считали свою страну наиболее просвещенной во всей Европе и, следовательно, наиболее подготовленной для того, чтобы предлагать другим народам идеологию Просвещения.

После Франции эстафету подхватила Германия, считавшая свою Культуру правильной - в отличие от неправильной европейской Цивилизации. В то же примерно время и наша страна решила пойти своим путем, что выражалось в миссии спасения славянства от гнета Османской и Габсбургской империй (о германском и российском опыте я подробно писал в статье "Как Россия ввязалась в войну").

Сегодня наш Минкульт вновь возрождает старую идею особого пути, лишь слегка трансформируя ее для новых условий. Мы по-прежнему спасаем славян (украинцев и сербов) от агрессии новой империи (на этот раз США). Но самое главное, формируя миф об особом пути, о том, что Россия - не Европа, мы пытаемся спасти самих себя от пореформенной фрустрации. И в этом смысле министерство лишь формулирует то, что смутными мыслями уже бродит в головах людей.

Россия пережила нелегкий стресс в 1990-е, когда, собственно говоря, и стала в умах разнообразных идеологов восстанавливаться идея о нашем особом пути. Экономические трудности миллионы людей компенсировали медленно формирующимся представлением о том, что на самом-то деле мы не хуже, а лучше всех прочих европейцев. И сейчас, когда российская экономика заходит в тупик, когда нам следует готовиться к снижению уровня жизни, к отказу от многих контактов с Европой и, может быть, даже к серьезным санкциям со стороны Запада, Минкульт весьма своевременно достает из идейного сундука мысль о том, что мы - не Европа, а то ли Евразия, то ли Азиопа (как говаривал в свое время лидер кадетов, профессор истории Павел Милюков).

Будем жить в Азиопе: бедные, но гордые своей особой миссией.