Активист русского движения на Украине о положении русских

Александр Васильев известен в Украине как Председатель идеологического отдела партии «Родина», кандидат исторических наук, политический обозреватель телеканала АТВ, соавтор политической программы «Наблюдатель», ведущий колонки на сайте «Однако. Украина». В 2008 году принимал участие в организации сборов и доставки гуманитарной помощи в Южную Осетию. С 2010 года является депутатом Одесского городского совета. КАВПОЛИТ выяснял у активиста русского движения Украины, какие изменения в общество принес майдан, дискриминируют ли русских в его стране и почему новые власти так боятся идей федерализации.

Русские сегодня в Украине – это национальное меньшинство или что-то другое?

Интересный вопрос. Если бы мы с вами были этнографами и под русскими понимали бы в узком смысле потомков великороссов, выходцев из соответствующих регионов современной РФ, то да, можно было бы принять это определение. Если же мы говорим о людях, которые являются носителями русской культуры и русского языка как ключевого структурного элемента этой культуры, то таковых, на мой взгляд, у нас большинство. Ну и наконец, есть третье измерение, главное для меня. Это русский как политическая самоидентификация. Так вот, это все три разных реальности, которые лишь отчасти пересекаются между собой.

А какая из этих трех реальностей сейчас наиболее востребована в сознании украинского общества?

Мне трудно говорить о сознании украинского общества, это скорее вопрос к социологам. Мне иногда кажется, что это общество вообще находится в измененном состоянии сознания. Но с точки зрения текущего политического момента, конечно, наиболее актуальна третья реальность. Т.е. это те люди, которые, опираясь на свою этническую или культурную идентичность, готовы бороться с новой киевской властью за свои права. За свои гуманитарные, политические и экономические права.

Как на Украине строится «русское движение», из кого состоят русские организации, насколько широкую поддержку разных слоев населения страны они имеют?

То движение, которое уже получило название «Русская весна», строится во многом стихийно. У нас существовала масса общественных организаций, несколько политических партий, отдельные активисты, но все мы, по сути, оказались не готовы ни к тому, что произошло на майдане, ни к тому, что потом, начиная с 23-го февраля, стало происходить в наших городах. Когда тысячи и даже десятки тысяч людей стали выходить на улицы под триколорами и скандировать «Россия! Россия!».

По моим впечатлениям, это движение в подлинном смысле народное. Оно, с одной стороны, отражает срез нашего общества, социальную и половозрастную структуру, а с другой — это движение существует практически параллельно с элитой Юго-Востока. Среди лидеров «Русской весны» нет депутатов Верховной Рады, очень мало депутатов местных советов, нет представителей крупного бизнеса.

Мы говорим о ситуации сегодняшнего дня. А до майдана 20 лет, можно утверждать, велась плановая работа по представлению, если можно так выразиться, "русской Украины" в различных сферах жизни страны и общества?

Нет, конечно. Такой работы не велось. Об этом можно много говорить, но мне кажется, что то печальное положение, к которому мы пришли, говорит красноречивей тысячи слов.

Насколько в Украине соблюдались права русских? Вы сами чувствовали притеснения или, наоборот, поддержку со стороны властей?

На эту тему очень много спекуляций с обеих сторон. Дискуссия ведется примерно в таком ключе: «Вам никто не мешает говорить по-русски, в магазинах книги в основном на русском языке, а в киосках в основном русские газеты и журналы». В ответ на это: «Бандеровцы и фашисты убивают нас за русский язык». Это очень примитивный уровень понимания ситуации.

Фундаментальный вопрос состоит в том, чем является государство Украина? Является ли оно государством этнических украинцев, как, например, Польша или Франция, соответственно. Либо это государство, в котором есть две основных культурных общины, как, например, Бельгия. Государства эти к тому же не представляют собой монолита и различаются от региона к региону. Вот от этого и нужно отталкиваться. У нас все эти годы работал первый вариант. И государство с помощью различных «социальных машин» просто механически, иногда говорят «насильственно», меняло культурный ландшафт.

Существует очень любопытная книга — сборник законодательных актов и различных ведомственных документов, которые прямо или косвенно ограничивают права на свободное применение русского языка. Я назову самые фундаментальные моменты — образование, от детского сада до университета, телевидение и кинематограф, административная сфера и судопроизводство. Т.е. проблема языка не является ключевой, она просто наиболее наглядно отражает дискриминацию.

После смены властей в Киеве ситуация изменилась в худшую сторону?

После смены власти в Киеве ситуация прояснилась до предела. Уже с самого начала майдана много говорили и писали о том, что он представляет собой национальную революцию. Были и другие, которые утверждали, что это гражданское восстание против авторитарного коррумпированного режима. И вот когда этот режим пал, то что произошло дальше?

Всем ключевым функционерам этого режима, начиная с Януковича, дали собрать вещички и уйти. Зато переформатированная Рада первым делом отменила очень умеренный, компромиссный языковой закон Кивалова-Колесниченко, который наделял русский язык статусом регионального в соответствии с известной европейской Хартией. А в регионах начался "ленинопад" — так националисты закрепляли свою символическую победу, потому что десоветизация — это важная часть любой национальной революции на пространстве бывшего Соцлагеря. А дальше стало еще интересней, и вот тут мы подходим к ключевому моменту.

После того, как началось встречное восстание «Русская весна», которое попыталось смести старые элиты Юго-Востока, которые пошли на сделку с Временным Правительством, оказалось, что то, что можно делать в рамках украинской национальной революции, русским делать совершенно нельзя.

Люди, которые пришли к власти в результате массовых беспорядков и захвата административных зданий, теперь сажают лидеров протестов в Донецке, Луганске, Харькове и Одессе. При этом инкриминируя им именно эти статьи уголовного кодекса — сопротивление сотрудникам милиции, захват админзданий и т.п. Вот тут и проявилась та самая фундаментальная политическая дискриминация, о которой я говорил.

Как майдан в целом повлиял на политическую жизнь, отношения внутри общества, межнациональную обстановку в Украине?

Социальные последствия майдана огромны. Фактически это не просто раскол по какому-то одному параметру. Раскол проходит не по карте, он идет по семьям, между братьями, родственниками, между друзьями и коллегами. Это гражданская война, в ней уже больше сотни погибших. И география насильственных смертей не ограничивается только Киевом — это и Львов, и Харьков, и Херсон.

На этом фоне особенно выделяется история с Крымом. По моим наблюдениям, очень многие люди, которые не определились со своей позицией, были аполитичны или просто сдержанны в оценках майдана как негативных, так и позитивных. Восприняли все произошедшее здесь в Крыму как нападение России на Украину. Как мне кажется, ключевую роль тут, конечно, сыграли СМИ и соцсети. Давили на самое святое, говорили, что враг у ворот и нужно встать на защиту Родины.

А реальной информации о том, что происходило и происходит в Крыму в эти дни, не было. Не было альтернативы. И в обществе взорвалась военная истерия, аналогом которой в истории я могу назвать только настроения, охватившие Европу накануне и в самом начале Первой Мировой, т.е. ровно 100 лет тому назад.

Сегодня вы находитесь не в родной Одессе, а в Крыму. Расскажите, как и почему вы сюда попали?

Я депутат городского совета Одессы. С первого же дня я принимал участие в акциях протеста, выступал на митингах, принял некоторое участие в организационных моментах. Этого стало достаточно для того, чтобы стать фигурантом уголовного дела по статье «Сепаратизм». Давление со стороны силовых структур и активистов майдана мы испытали практически сразу. Но я до последнего не хотел покидать Одессу.

После того, как киевским спецназом был арестован Антон Давидченко, лидер уличных акций «Русской весны» в Одессе, я получил информацию, что со следующего допроса в СБУ, который был назначен как раз на утро, я могу домой и не вернуться.

После этого я принял решение уехать в Крым, здесь у меня много знакомых и друзей, активистов русского движения. Среди них есть и те, кто сегодня вошел в новую крымскую власть. Именно благодаря им я и мои товарищи нашли возможность здесь обосноваться.

Много среди ваших знакомых активистов, которые подверглись преследованиям новой власти? О каких масштабах и степени репрессий можно говорить?

Перечень фигурантов уголовного дела о «Сепаратизме» в Одессе показателен сам по себе. Во-первых, это уже упомянутый Антон Давидченко. Выпускник одесского истфака. Человек, который в организационном плане сделал для протестного движения в Одессе больше всех. В своей деятельности всегда совмещал социальную и гуманитарную проблематику.

В 2010 году баллотировался в одесский горсовет от партии «Родина» Игоря Маркова.

Второй арестованный — Юрий Танклевский. Ветеран Афганистана, известный спортсмен, инструктор каратэ. Один из организаторов официальной самообороны ОГА зимой 2014-го. Он попался на провокацию СБУ, агенты которой выдали себя за эмиссаров Аксенова.

Пока как свидетели по делу о «Сепаратизме» проходят депутат областного совета Алексей Албу и Ростислав Барда. Оба они были в разное время за непримиримую позицию исключены из Компартии. У Албу дома уже был обыск, который ожидаемо не дал никаких результатов. Еще один обыск был на днях дома у священника отца Олега Мокряка, настоятеля храма святой мученицы Татьяны при юридической академии Кивалова. Сегодня он вынужден скрываться. Ну и ваш покорный слуга…

Но это только верхушка айсберга. Множество активистов и даже просто людей, которые посещают наши митинги и марши, подвергаются «профилактическим» беседам в милиции. Одним словом, можно сказать, что репрессии, конечно, не массовые, а скорее точечные. Я вам описал детально ситуацию по Одессе, где спокойней всего. На Донбассе, в Харькове, Днепропетровске и Запорожье все жестче. Там есть и похищенные, и опять же арестованные, и люди, к которым суд применил другие меры пресечения. К сожалению, никто даже в России централизованно не собирает эту информацию, не оказывает помощи репрессированным и их семьям.

Счет тех, кто вынужден покинуть Украину, идет уже на десятки. Это не только активисты, но и сочувствующие нашему движению журналисты, например, Алексанр Чаленко из Киева.

Насколько все происходящее вообще можно называть репрессиями. Может, действительно, правоохранительные органы пресекают посягательства на территориальную целостность страны? В конце концов, для этого они и существуют.

Основное обвинение в наш адрес — сепаратизм. Вот все мы знаем классические сепаратистские движения, ИРА, например. Мы знаем, что они ясно декларируют свои цели, имеют давнюю историю, длительный путь борьбы и т.п. А кто слышал на Украине о сепаратистах до конца февраля этого года? Так не бывает. Просто сепаратизм или борьба со шпионами — это классический, проверенный веками способ легализовать собственную диктатуру, что мы и видим сейчас на Украине. Это лучший способ переключить фокус общественного внимания во вне, подальше от действий правительства, от кадровых назначений, особенно на местах.

Почему все предыдущие годы и даже сегодня вы не обращаетесь в международные правозащитные организации, особенно европейские и американские? Они ведь должны быть чувствительны к нарушению прав человека и дискриминации на национальной и политической почве.

Мы никогда не рассчитывали на внешнюю помощь, даже, по большому счету, со стороны России. Я вот, например, даже не знаю, как и куда обращаться. Думаю, что в наших рядах никогда не было доверия к западным правозащитным структурам. Может, это и ложный стереотип.

Знаю, что вчера в Одессе была мониторинговая миссия ОБСЕ, вот и посмотрим, что они там намониторят. Тем более, что я вам довольно подробно объяснил, в чем основная проблема политической дискриминации. Вы не найдете ни одного нормативного акта, изданного за 20 лет украинским государством, в котором прямо сказано, что захват областной администрации во Львове — это патриотизм, а в Донецке — преступление. И тем не менее это так. Как и кому на это жаловаться, я не очень понимаю.

С российскими правозащитными организациями та же ситуация?

Мне мало что известно о таких организациях. Если говорить о профессиональных правозащитниках типа Новодворской или Алексеевой, то понятно, что эти люди нам не друзья. А если говорить о тех, кто борется за интересы русских в самой России, то мне кажется, у них и без нас масса своих проблем. Я же говорю — проблема не столько гуманитарная, сколько политическая. А потому с ней нужно бороться политическими методами.

Что делала официальная Россия для поддержки русских и ориентированных на Россию политических и общественных движений в Украине в годы ее независимости?

Мне кажется, что ничего не делала. Кто-то пилил какие-то скромные бюджеты, кто-то играл на балалайке, вот и все.

Так категорично?

Я бы рад узнать о других примерах, но мне об этом ничего не известно. А результат этой деятельности, вернее ее отсутствия, мы все можем легко увидеть.

Как в это время влияли на ситуацию внутри Украины Евросоюз и США? О примерах «руки Брюсселя» или «руки Вашингтона» вам известно?

Известно, что Запад давно и системно здесь работает по линии гражданского общества, неправительственных организаций и т.п. Особенно это касается формирования специфического медийного климата. Но мне кажется, что в нынешнем майдане, в отличие от 2004 года, роль прямого внешнего воздействия была второстепенной.

А что стало главным?

Главным была внутренняя ситуация. Янукович реально довел страну до края пропасти, а у этого края начал выделывать свои внешнеполитические маневры.

Что, по вашему мнению, официальная Москва должна делать для сохранения Украины в орбите своего влияния?

Я бы мог содержательно ответить на этот вопрос, если бы он был задан даже год назад. Но сейчас нужно дождаться окончания острой фазы кризиса. И уже тогда будет понятно, кто, в каком виде и в какой орбите окажется. Что касается совета для здесь и сейчас, то я не владею в полной мере информацией по Востоку, но скажу, что Юг в этом смысле довольно сильно от Крыма отличается. Даже Одесса — город с наиболее распространенными пророссийскими настроениями, все равно отличается в этом смысле от Крыма.

Тот раскол, о котором я говорил, очень радикализировал общество. Я не берусь сейчас говорить о цифрах, но антироссийские настроения весьма ощутимы. Потому, на мой взгляд, на сегодня наиболее эффективным является отсутствие прямого внешнего давления со стороны России. На самом деле, режим очень слаб, и я не вижу ресурса для его укрепления. Пока еще они пользуются выстроенной Януковичем жесткой вертикалью, но поддерживать ее в таком отмобилизованном виде эти люди просто не смогут. Экономика еще скажет свое слово.

Это не значит, что нужно просто сидеть сложа руки, но прямолинейные действия, которые дали эффект в Крыму, по крайней мере на Юге, вряд ли будут столь же уместны.

Вы являетесь одним из идеологов федерализации Украины, в частности такого проекта, как «Новороссия», чьи флаги сегодня появляются на митингах и в социальных сетях. Как вы оцениваете востребованность этих идей в украинском обществе?

Могу сказать, что идеи федерализма получили распространение полностью либо частично даже у многих из тех, кто поддержал в итоге майдан. Однако история с потерей Крыма вновь актуализировала аргументы наших оппонентов о том, что федерализация приведет к распаду. Хотя рационально легко понять, что это совершенно не так. Но сейчас мало кто готов слышать рациональные аргументы. Все подсознательные массовые страхи, которые только и есть в обществе, выпущены на свободу.

Русские организации не пытались налаживать связи и координировать свои действия с русинскими национальными движениями в Закарпатье, румынскими в Буковине, лемками в Галичине на общей платформе федерализации Украины?

Во-первых, хочу сказать, что было бы большой ошибкой ставить знак равенства между федерализмом и стремлением различных национальных общин к защите своих прав. Это принципиально разные вещи. В той же Буковине и Галичине есть местные федералисты, но они украинцы и не имеют отношения к румынам или лемкам. Что касается закарпатских русинов, то это очень интересное движение, с сильными лидерами, такими как отец Дмитрий Сидор, которому «сепаратизм» шили еще при Ющенко, а потом продолжили преследование и при Януковиче.

Русские организации всегда контактировали с русинами, во многом наши цели совпадают. Особенно в вопросах непринятия галицкого национализма. Галицкий национализм и киевская бюрократия — вот главные враги и федералистов и всех национальных общин.

Сейчас в Донецке, Харькове, Одессе и других городах продолжаются митинги. У протестного движения на Юго-Востоке есть долгосрочная перспектива?

Поскольку движение стало спонтанными, то трудно что-то говорить о его перспективах. Но уже и так понятно, что за последние годы ничего подобного по массовости у нас не было. Конечно, будут продолжаться репрессии против лидеров, но опыт того же майдана показал, что это не останавливает, а только усиливает протест.

В конечном итоге, я уверен, что мы придем к тому, что в наших городах мы не будем гражданами второго сорта. Не могу обещать, что это будет уже завтра, но в окончательной победе уверен.

Конечно, сегодня не хватает координации, надежного тыла, ресурсов, да много еще чего не хватает. Но это только начало борьбы.

В Одессе протестное движение получило название Куликова поля, по месту, где стоит наш палаточный лагерь. Это самая большая площадь в городе. И это очень символичное название. На Куликовом поле был сделан только первый шаг к освобождению Руси от Ига, а впереди было еще 100 лет борьбы, поражений и побед. Я надеюсь, что нынешнее иго мы скинем куда быстрей.