Последствия рабства в современной России

Требовать от научной конференции злободневности мы не привыкли — что даже странно, учитывая призванность науки среди прочего объяснять нам, в каком мире мы живем и что в этом мире происходит. «Банные чтения» — ежегодная конференция журнала «Новое литературное обозрение», традиционно собирающая ведущих отечественных и зарубежных гуманитариев, — на этот раз были посвящены теме «Рабство как интеллектуальное наследие и культурная память».

Более актуальной для современной России темы придумать, кажется, было нельзя: если какое наследие прошлого тут и играет по-настоящему существенную роль, то именно это. Открывая конференцию, главный редактор «НЛО» Ирина Прохорова отметила, что последствия существования института рабства толком не изучены (не только в России), притом что сам институт изучен более или менее неплохо. Участники конференции, таким образом, оказались в положении если не пионерском, то, во всяком случае, исследовательском.

Будучи не в силах оставить в покое метафору движения, скажем, что подходы участников (и, соответственно, темы их выступлений) разнились чрезвычайно. М. Ямпольский (Нью-Йоркский университет), Х.У. Гумберт (Стэнфордский университет) и Т. Вайзер (РАНХиГС) рассуждали о том, как рабство уничтожало основания для дифференциации и индивидуализации, о парадоксальном соблазне рабства, избавляющего от ответственности и неопределенности, о феноменологии рабства как такового. Так был заложен философский фундамент, на котором другие участники стали воздвигать конструкцию скорее историко-культурного вида: Т. Зарицкий (Варшавский университет) говорил о попытках польской интеллигенции преодолеть символическое наследие крепостного права (оппозиция «пан» — «хам», понятное дело, релевантна не для одной Польши), Е. Марасинова (Институт русской истории РАН) — об истории категорий «раба» и «подданного» в Российской империи, А.И. Рейтблат («НЛО») — о риторических стратегиях оправдания крепостного права в первой половине XIX века.

Второй (и последний день) конференции был посвящен вкладу крепостного права в формирование «констант» русской истории, проблеме исторической субъектности, «русскому национальному характеру», последствиям рабства в Мексике и Бразилии, животным в современной культуре и политической традиции самозванства. Выступали А. Медушевский (ВШЭ), Н. Соколов («Отечественные записки»), К.А. Богданов (Пушкинский дом), Ж.С. де Кастро Роша (Государственный университет Рио-де-Жанейро), К. Келли (Оксфордский университет) и И. Калинин (Смольный институт свободных наук и искусств). Среди выступавших был профессор А. Зубов, на той неделе возглавивший кафедру истории «Новой газеты». Мы публикуем тезисы его доклада, прочитанного 5 апреля.

Последствия рабства в современной России.
Тезисы лекции Андрея ЗУБОВА


Народ Великороссии два раза в своей истории переживал настоящее рабство, то есть потерю прав на личную свободу, свободу владения и распоряжения имуществом и трудом, выбора формы деятельности и места жительства. Первый такой период охватывал полтора века - от первого десятилетия ХVIII cтолетия до 1861 г. Второй - большевицкое рабство, начавшееся продразверсткой и трудовой армией в 1918 г. и завершившееся с концом советского государства в 1980-е гг.

К установкам общественного сознания, порожденным рабским состоянием, можно отнести: отвращение к труду, склонность к обману, безответственность в действиях, потерю перспективного мышления (жизнь одним днем), снижение интереса к бытовым обстоятельствам жизни, ограниченным удовлетворением элементарных животных инстинктов. Власть и на локальном и на общегосударственном уровне воспринимается как не зависящая от человека стихийная сила, от проявлений которой следует себя по возможности оберегать. Этот тип ментальности усугублялся в России искусственно созданной невежественностью рабов (уровень образования крестьян в начале XIX века был ниже, чем в XV веке в Новгороде) и искусственной же отделенностью от сознательной веры (все священнодействия осуществлялись и Писание предлагалось только на непонятном рабам церковнославянском языке).

Второе рабство, безусловно, связано с не до конца преодоленным первым рабством. В обществе потомственно свободных граждан большевизм просто не мог бы победить.

Большевицкая власть восстановила уже сильно эродировавшие формы рабского сознания через полное уничтожение тех внешних форм, которые после 1861 г. стимулировали постепенное складывание общества свободных граждан в России.

Эти внешние формы: личная гражданская и экономическая свобода, право на владение приносящей доход собственностью и полная личная ответственность за успех использования этой собственности в видах личного преуспеяния. Свобода выбора формы деятельности и места жительства. Свобода вертикальной мобильности. Деятельность в органах местного самоуправления (земство) и судопроизводства (мировые судьи, присяжные). Свобода информации и свобода совести. Свобода политической деятельности. Все эти внешние формы постепенно складывались и утверждались в пореформенной России. Ко второму десятилетию ХХ века они достигли максимального развития.

В России после 1905 г. быстро складывалось современное гражданское общество экономически самостоятельных политических субъектов. В наиболее модернизированной части общества рудименты рабского сознания практически исчезли к концу Императорской России. Эта часть общества составляла к 1917 г. примерно 15-20% населения и быстро росла.

Большевицкое государство уничтожило этот свободный от рабского сознания слой русского общества, и даже правящий класс большевицкой номенклатуры за считаные годы (к середине 1930-х) опустился на уровень простонародья, чему очень способствовали внутрипартийные «чистки».

Однако грамотность и культура русского общества во второй половине ХХ века постепенно возрастала. Это был медленный процесс, и он главным образом происходил благодаря расширению формальной грамотности до всеобщей и свободному доступу к отечественной и мировой литературе. Свою роль в культурном строительстве новой личности сыграл и кинематограф, а позднее - телевидение. Но ставший более культурным, русско-советский человек оставался столь же несвободным экономически и безответственным граждански и политически. Здесь все каналы законной свободной деятельности были полностью перекрыты экономической и политической диктатурой номенклатуры КПСС.

Обрушение большевицкого тоталитарного государства в конце 1980-х гг. открыло неограниченные возможности экономической, политической и гражданской деятельности перед людьми, навыки этой деятельности полностью утратившими еще в предшествовавших поколениях. Исключение составляли криминальные элементы, которые жили преступной, но по-своему свободной жизнью и в СССР. Именно они стали главными деятелями новой демократической России на низовом уровне, а на верхнем уровне доминировала прежняя советская элита (КПСС и КГБ), сохранившая связи и контроль над ресурсами страны, но по ментальности своей тоже вполне рабская. Борьба двух этих групп быстро привела к их конвергенции к началу 2000-х гг.

Между тем основная часть российского общества медленно самоизживала в себе последствия долгого рабства. В сравнении с первым рабством изживание второго было существенно более трудным, так как в русском обществе отсутствовала иная, свободная ведущая сила. В старой России это была разночинная интеллигенция, просвещенная дворянская бюрократия. В России конца ХХ века таких ведущих групп с нерабским сознанием не было.

Поэтому старшее поколение граждан России, сформированных еще в большевицком рабстве, практически так и не смогло преодолеть рабские ментальные установки. Их влечет прежний «организованный хозяином рай». Там жить привычно. Молодежь, благодаря нынешней открытости России, учится иной жизни через интернет и жизнь за границей. Комплекс раба на них не переходит, но и гражданское самосознание в этом поколении формируется с трудом. Доминирующей установкой в нем является асоциальный индивидуализм, часто приводящий или к эмиграции, или к примитивному гедонизму, или к криминальной деятельности.

Однако наиболее развитая часть молодежи (те, кто родился после 1980 г.) постепенно осваивает опыт ответственной гражданственности. Примером этому являются волонтерские движения и общественный протест, ставший заметным явлением в России с конца 2011 г. Пока он охватывает крупнейшие города, но постепенно распространяется и в глубь русской провинции.

Можно предположить, что если новый железный занавес не будет воздвигнут старой, советской по рабскому духу и ценностям политической элитой РФ, то в ближайшие годы рабские установки массового сознания начнут быстро эродировать в молодых и социально перспективных когортах русского общества. Политические последствия этих сдвигов сознания достаточно очевидны.