Ходорковский в Цюрихе
Михаила Ходорковского я впервые увидел в 2003 году на каком-то дипломатическом приёме -- в Москве. Он был окружён плотным кольцом журналистов с микрофонами и камерами. Накануне был задержан Платон Лебедев, поэтому Ходорковский отвечал на многочисленные вопросы и давал свои прогнозы на дальнейшее развитие событий.
События развернулись так, что следующий раз я увидел его почти 11 лет спустя в холле одной из гостиниц швейцарского города Цюрих. Мы условились о встрече накануне моей командировки к коллегам из швейцарской секции Amnesty International. Надо сказать, что меня приятно удивила скорость, с которой была достигнута договорённость о встрече.
Михаил Ходорковский был на утренней прогулке, когда я, — немного заранее, — пришёл в отель. Он появился в холле гостиницы в точно назначенное время, и, заказав чай для нас двоих, прошёл со мной в небольшую комнату рядом с холлом.
У меня было ощущение, что всё происходящее абсолютно нереально. Передо мной сидел уже не очень молодой человек, явно уставший, с пронзительно умными глазами, короткой седой стрижкой. Какие-то обычные джинсы, свитерок, очки. В руках планшет и кожаная папочка. Официант, принесший чай чуть не опрокинул поднос с посудой на наш столик.
Передо мной был тот самый Михаил Ходорковский, который ещё три недели назад был в колонии и, сказать по правде, никому в голову не приходило, что он выйдет оттуда в 2013 году.
Разговор начался с того, что Михаил Борисович, явно переживая, поделился своими планами по правозащитной деятельности. Он заговорил о своих коллегах, которые всё ещё находятся в колониях. Лебедев и Пичугин. Было видно, что мысли об этих людях не дают покоя моему собеседнику. Полагаю, что чувство особенно сильно ощущается, когда сам уже находишься вдали от системы исполнения наказаний.
Мы перешли к другим персоналиям. Заговорили о многих других, несправедливо осуждённых, — в частности, — об узниках Болотной. «Чем я могу помочь? Как можно помочь?» — эти вопросы часто звучали из уст Ходорковского в тот день. Я рассказал ему о своей озабоченности в отношении Михаила Косенко. Как известно, его хотят отправить на принудительное лечение в психиатрическую больницу по решению института Сербского, и нет ясности, сколько может продолжаться такое «лечение», какие последствия оно может иметь для Миши Косенко.
Михаил Борисович при этих словах встал, и было видно, что он принимает это очень близко к сердцу. Тому свидетельством была невозможность сдержать бранный комментарий, который в тот момент прозвучал из его уст совершенно адекватной реакцией на творимую властями несправедливость.
Мы заговорили об условиях содержания людей в местах исполнения наказаний.
По мнению Ходорковского, в этом направлении можно что-то изменить, если общество приложит усилия. Он поделился со мной своими соображениями, почему ему видится возможность изменить что-то в этих условиях. Я, к слову, вспомнил книгу, которую прочёл недавно. «Заложник» Владимира Переверзина (бывший менеджер компании «ЮКОС»). Автор, "назначенный" властями "подельником" МБХ, очень детально и подробно рассказывает о быте на основе своего тяжёлого опыта -- более семи лет в заключении. Понятно, что Ходорковский знает всё это очень не по наслышке.
Перешли к теме свободы выражения мнений, и Михаил Ходорковский сказал, что, по его мнению, власть находится в преддверии штурма последнего бастиона свободы слова — интернета. «Планка свобод понизится, если и интернет прикроют».
Я спросил Михаила Борисовича, как признание его узником совести организацией Amnesty International помогло ему и Платону Лебедеву.
«Признание узником совести имело существенное значение», — сказал он. «Это не только помогло российскому обществу разобраться в ситуации, но и ограничило власти в оказании давления. Судите сами, — если после первого суда я был отправлен за 6000 километров в нарушение закона (а потом ведь и закон изменили под мой случай), то после второго суда, — как результат признания узником совести, — власти уже не решились на подобный шаг. Конечно, те, кто не получает такое внимание, — у них проблем побольше».
Встреча подходила к концу и я попросил Михаила Борисовича что-то сказать активистам Amnesty International. Написать какое-то послание в ответ, так сказать, на те письма, которые он получал от них. Ходорковский с удовольствием согласился, добавив, что поток писем от них, как и от других людей, очень помогал в неволе.
Отнёсся он к моей просьбе замечательно серьёзно. МБХ стал писать в моей тетрадке, под эмблемой со свечкой, обдумывая каждое слово. Это заняло время, а я тем временем увлёкся беседой с его адвокатом, который присоединился к нам, — попозже.
И вот запись сделана, автограф поставлен. Время прощаться, — после десяти с половиной лет в заключении дел очень много.
И напоследок мы вспомнили схожие истории: как «уголовник» Буковский в декабре 1976 был доставлен на Запад под Рождество. Как Солженицын в 1974 был выслан в Германию. А мне ещё пришла на память история срочного вылета-вывоза Анатолия Собчака на частном самолёте в ноябре 1997 года в Париж. Полёт организовал, по сообщениям, один из его помощников, бывший подполковник КГБ.
Все эти люди, — высланные или уехавшие, — потом смогли вернуться в Россию.
Ждать, правда, пришлось какое то время.
Комментарии
знал бы "что-то" - давно бы отформатировали напрочь, а так... он был не близок и не вхож,
вот Сердюков - тот вхож - его не и не сажают. и если что - закроют рот.
так, с "что-то знает" разобрались. теперь "значит перед алимпядой что-то знает" разберем...
смысл, вами вложенный, от меня непрерывно ускользает, вас не затруднит раскрыть его
ещё разок?
с чего вы взяли "смылся, отпустили"?
его изгнали, под задницу пинком.
и... он улетел, надутый олимпийский мишка.
гонимый ветром воздух в латексной оболочке (фактически condom).
и автор нам об этом прямо намекает,
"И напоследок мы вспомнили схожие истории: как «уголовник» Буковский в декабре 1976 был доставлен на Запад под Рождество. Как Солженицын в 1974 был выслан в Германию."
--------------------
further life of a condom after use
(жизнь продолжается и после... "испытаний").
Затрахал вор "святой".