"Не надо воспринимать сериал "Оттепель" как документ эпохи"

Я вообще очень люблю Тодоровских. И Валерия Петровича – в частности. По моему мнению, не только чрезвычайно интересный режиссер, но и, что нынче много реже встречается, просто очень умный, талантливый и хороший человек. Потому «Оттепель» не только сам посмотрел, но и всю семью привлек.

Однако я сейчас не собираюсь рецензировать кино, упаси Боже, я только рядовой зритель-обыватель и на большее не претендую, а хочу обратить внимание публики, особенно молодой, на всего один момент.Моя двадцатишестилетняя дочка, архитектор с уже довольно большим практическим стажем и опытом работы не только в России, после просмотра кино довольно удивленно спросила меня: «А что, правда тогда жили в таких стильных интерьерах, ведь это и сейчас последний писк скандинавской дизайнерской мысли? Да и одеваются там все с безупречным вкусом, а ты про те времена как-то не совсем так вспоминаешь...»

Даже из тех молодых, кто знает, откуда пошло именование эпохи «хрущевская оттепель» или просто «оттепель», думаю, не очень многие читали одноименную повесть Эренбурга. Что весьма полезно, однако, не смея настаивать, лишь прошу иметь в виду, что она отнюдь не подвела итоги определенного времени, а скорее стала его провозвестником, если даже не всего лишь предчувствием, такое иногда случалось в русской литературе.

В любом случае «Оттепель» не только написана, но уже и опубликована весной 1954-го. Еще почти два года оставалось до Двадцатого съезда КПСС, «осудившего культ личности Сталина».

Впрочем, если по поводу начала оттепели есть хоть какие-то отправные точки, то относительно завершения эпохи мнения расходятся несколько более. Кто-то считает знаковым моментом травлю Пастернака за «Доктора Живаго». А ведь пик этой травли пришелся всего лишь на 1958-й, когда Борис Леонидович получил Нобелевскую премию.

Некоторые проводят границу по знаменитой выставке в Манеже, где Хрущев приласкал художников уровня Эрнста Неизвестного своим классическим «пидарасы». Впрочем, есть и те, кто длит отзвуки оттепели и чуть далее. Но как ни высчитывай, все равно в 1964-м Хрущева сняли, и это было уже совсем не началом конца оттепели, а результатом ее завершения.

К чему я столь подробно о датах? Да только к тому, что это сейчас никак не могу говорить о Валерии Тодоровском как о представителе младшего поколения, время нивелирует столь малую разницу в возрасте. А тогда, когда я, десятилетний, вполне уже осмысленно и серьезно читал в «Пионерской правде» о выходе на пенсию Никиты Сергеевича, Валерию было всего два года. А вот это уже совсем разные и впечатления, и воспоминания.

Алексей Герман снял «Лапшина» о времени юности своих родителей. И при всей трезвости, а порой и покоробившей некоторых откровенной жесткости взгляда он не смог избавиться от некоторой нотки уважительного умиления. Да, собственно, и не скрывал этого своего легкого грустноватого любования.