Логика христианского мифа

Христианство не дает ответов на так называемые мировоззренческие вопросы. Попытка навязать христианству особое «христианское мировоззрение» называется обскурантизмом.

Христианство есть. Оно не фиктивно. В том смысле, в каком не фиктивен Христос. (Написал было «Христос Бог», но тут же отказался от теистического термина, и я объясню почему.) Но не надо ассоциировать с христианством какую-то особую ясность в отношении устройства чего бы то ни было.Вся ясность христианства в одном: Христос родился, вырос, умер и воскрес. В пасхальном возгласе «Христос воскресе!» свернута вся догматика. Чего уж проще? Однако же не стоит думать, будто эта ясность способна прояснить саму себя. Эта ясность вмиг оборачивается темнотой, как только ты пытаешься «объяснять» христианство другому человеку.

Как быть христианином? Что значит быть христианином? Мой вариант таков: Христос воскресе – живи как знаешь. Но я сам спотыкаюсь на этой формулировке. Это дичь какая-то, а не ответ. Дичь, чепуха, ересь, вкусовщина. И при этом – темная дичь, темная чепуха, темная ересь, темная вкусовщина. Лучше бы и не говорил ничего. Христос – факт. Воскрес – факт. А дальше затыка.

Специфичность этого факта (кто-то скажет, что это не факт, а «религиозная догма») не позволяет без скептической гримасы слушать идеологов христианства, говорящих о том, например, что лучше христианства на свете ничего нет. Почему для меня воскресение Христа – это факт? Потому что я способен мыслить в той логике, где возможна и такая история.

Но разве логика не одна? Разве есть разные логики? Логика ребенка, логика женщины, логика сумасшедшего?

Я полагаю, что в споре о первенстве логики или онтологии победителем выходит онтология. Я существую так, что мне близка оказывается логика христианского мифа. Только не надо думать, будто эта логика поддается систематическому изложению.

Любое систематическое изложение христианства (допустим, в виде символических книг или компендиумов по догматике) лжет – не в меньшей степени, чем говорит правду. Лжет самой формой, самой методой. Исторический вес имеют лишь полемические тексты. И лишь постольку, поскольку они полемичны, поскольку в них жива прагматика, злоба дня.Получается, все, что сказано и написано о «вечном», есть конъюнктура того или иного времени, той или иной эпохи? Думаю, что сказать так было бы честнее. Я говорю, что я христианин, не потому, что знаю христианство, не потому, что могу связно и последовательно изложить его основы, не потому, что «иначе нельзя».

Я легко могу представить себе, как это бывает, когда былой адепт и апологет становится ренегатом и апостатом и начинает разоблачать то, чему некогда служил. Неужели он стал пользоваться какой-то иной логикой? Я бы сказал, что свое взяла онтология.

Христианство не менее серьезно, чем жизнь. Мне трудно представить себя стебущимся при смерти. Пару раз мысль о близкой смерти приводила меня в ужас. Это такое состояние, в котором абсолютно не до шуток. И не до мыслей, не до спекуляций. Жизнь неведома, но ценна.

Не так ли же обстоит дело с христианством? Христианство не гарантирует ничего. Именно поэтому думать о нем интересно.

(Почему я не сказал «Христос Бог»? Потому что не хочу полагать то, что каждый должен положить или не положить самостоятельно.)