Егор Холмогоров: герой должен умереть

Большая часть благосостояния в этом мире базируется на тех или иных страданиях той или иной части русского народа. Любое земное благо получается из русского несчастья, русской беды и русской обреченности.

Я всегда с глубочайшим презрением относился к шуточкам про РЛО («русских людей обижают» – прим. ВЗГЛЯД).

Дело в том, что всякому взрослому человеку, который не является глупцом, лжецом или подлецом, совершенно очевидно, что РЛО – это абсолютная истина.Большая часть благосостояния в этом мире, сто процентов любого благосостояния в границах покойного СССР базируются на тех или иных страданиях той или иной части русского народа.

Любое земное благо получается из русского несчастья, русской беды и русской обреченности.

Эти несчастье, беда и обреченность – топливо нашей реальности.

Если их убрать, то паровоз истории никуда не поедет.

Подспудное осознание этого факта очень часто заставляет многих людей смириться. Записать русские страдания в Ground Zero. Считать их чем-то абсолютно неизбежным.

Размышление строится так:

«Ну, вот такой вариант, русские, конечно, как обычно, будут страдать, зато казахская принцесса встретит и полюбит баварского принца и они будут счастливы».

Или так:

«Сто тысяч русских умрут, как всегда, зато народ Гондураса будет свободен и радостно станцует сальсу».

Русский – это герой, который при любом раскладе должен умереть.

Если он артачится, если он вспоминает, что вот он жизнь не дожил, песню не допел, жену недолюбил, что у него еще дела – это вызывает страшное раздражение и чувство заминки на пути к неизбежному.

Я узнаю эту гримасу из тысячи, когда в великолепном плане вдруг обнаруживается изъян: «Ах да, еще эти русские, им следовало бы поскорее умереть...»

Большинство прекрасных планов в мире спотыкаются на том, что русские должны промучиться и умереть.

Всё прекрасное в мире было буквально обезображено тем, что прекраснейший в мире вид портили асимметрично расположенные умирающие русские.

Наполеон, скажем. Что могло быть в мире прекрасней и совершенней Наполеона. И вот незадача, всю картину испортили русские.

Или сейчас вот, свобода, прорыв молодых, свежих, сильных и прекрасных людей в Европу, торжество над брюзжащей трусливой тиранией.

Я тут не шучу. Я, правда, считаю, что это счастье.

А вместо фонтана радости – вопрос: «А как же русские?»«Нет! Нет никаких русских! Нет! Нет! Нет!»

Русские – это фатальное неудобство. Заусенец, который мешает прокатиться колеей счастья.

Это остро почувствовал Чаадаев, но, как человек начала XIX века, нагнал слишком много риторического пафоса, который его и сгубил.

Раньше я тоже думал, что это какое-то предназначение. Причем со знаком плюс. Мол, миссия России (слова-то какие!) состоит в том, чтобы мешать сбыться антихристу... Или что-то такое.

Теперь я понимаю, что никакой миссии нет. Осталось «мешать». Чистое неудобство, ничем не смягчаемое.

Моя проблема в том, что я не могу принять этого счастья за мой (или хотя бы их, возможно, поодиночке в счастье берут, не проверял) счет.

Мне это казалось и кажется неверным.

Поэтому всё, что мне остается, – это расковыривать, растачивать, увеличивать это неудобство.

Без всякой, замечу, надежды ситуацию изменить и страдания прекратить.

Просто пусть немного помучаются.

Единственный действующий в истории закон состоит в том, что те, кто был счастлив мучениями русских, тоже потом сильно мучились.

Я где-то слышал, что это называется справедливость.