Под ударами НКВД

Из-за массовых репрессий 1937–1938 годов боевые и оперативные возможности Северного флота накануне войны существенно снизились.

Роль Северного флота в Великой Отечественной войне не столь однозначно героическая, как следует из мемуаров его бывшего командующего Арсения Головко и официальной советской историографии. С одной стороны, это был самый воюющий и результативный из четырех флотов СССР, с другой – его боеспособность оставалась на невысоком уровне. Например, единственный рейд в советские арктические воды крупного вражеского корабля («карманный» линкор «Адмирал Шеер» в августе 1942 года проводил операцию «Страна чудес») не встретил противодействия ударных сил флота. Архивные документы предвоенных лет свидетельствуют: СФ подвергся таким репрессиям НКВД, что был деморализован и не мог стать стратегическим фактором в надвигающейся войне с Германией.

Зимой и весной 1937 года аресты по политическим мотивам плавсостава были редкостью, хотя репрессии руководства стройками и хозяйственной деятельностью уже шли полным ходом. Среди моряков одним из первых в застенки НКВД попал начальник штаба отдельного дивизиона миноносцев капитан 2-го ранга Эрнест Батис (расстрелян в августе).

В конце весны 1937 года продолжались аресты инженерно-технического состава военных строительных организаций (например инженеры-строители Ввозный, Ноздрачев, военинженер 1-го ранга Бурлаков), но одновременно усилились преследования командного состава. 13 июня арестован помощник коменданта Беломорского укрепрайона по артиллерии полковник Кузьмин, затем пришла очередь других высокопоставленных офицеров. Мишенью НКВД стал сам командующий флотом флагман 1-го ранга Константин Душенов.

Тучи над флагманом

На 2-й партконференции СФ 27 мая большинство выступавших клеймили позором уже уволенных или арестованных военных строителей. Так, начальник политотдела управления начальников работ (УНР-94) полковой комиссар Киприянов обвинял своего бывшего начальника Бурлакова, что тот «разваливал стройку, искусственно вызывал недовольство рабочих, являлся организатором пьянок». Командующий Душенов призвал комиссара к корректности, а затем решительно пресек взаимные препирательства выступавших в прениях и предложил «поручить парткомиссии разобраться в этом вопросе и больше не обсуждать».

В заключительном слове флагман обратил внимание делегатов на главное: «Боевая подготовка все же основа основ. Политическая подготовка тоже основа, но боевая подготовка – наша главная задача». Но попытки Душенова заняться делом были обречены на неудачу в разворачивающейся грандиозной политической чистке. 1–4 июня 1937-го в Кремле на расширенном заседании Военного совета (ВС) при наркоме обороны с участием членов Политбюро ЦК ВКП(б), а также приглашенных с мест и из аппарата Наркомата обороны (НКО) 116 военных работников обсуждали доклад Климента Ворошилова «О раскрытом органами НКВД контрреволюционном заговоре в РККА». Примечательно, что к тому моменту 20 постоянных членов Военного совета, то есть четверть состава, уже сидели в тюрьме.

На заседаниях ВС присутствовали Константин Душенов и член Военного совета флота Петр Байрачный. Они ознакомились с показаниями арестованных заговорщиков: Тухачевского – 29, Корка – 26, Фельдмана – 19 и Ефимова – 22 мая. Как и все выступавшие, они резко осудили разоблаченных шпионов, демонстрируя Сталину преданность и непримиримость к врагам народа. Душенов начал выступление так: «О том, что на морских силах работал враг, в этом нет ни малейшего сомнения. О том, что корни работы глубоки и не вскрыты, я в этом тоже не сомневаюсь. Этим делом у нас нужно будет заняться очень серьезно». Уничтожающей критике подвергся уже содержавшийся в застенках НКВД замнаркома оборонной промышленности Ромуальд Муклевич, который «всех реакционных людей подобрал себе», Душенова «из академии выпер с треском» и трижды отменял его мандат делегата ХIII съезда.

Правда, о проблемах СФ флагман тоже говорил, утверждая, что Беломорский укрепрайон строится неправильно, подводным лодкам «не дают возможности идти учиться к немецким берегам», штат горных полков требует пересмотра, морская авиация находится в зачаточном состоянии: «Немцы все время систематически там укрепляются, все время строят там аэродромы, даже финны-голодранцы, с позволения сказать, аэродромов настроили больше, чем мы». Надежды он не терял: «Я думаю, что мы получим средства для того, чтобы создать авиацию. Я считаю, что мы должны выкорчевать остатки троцкизма и всего того вредительства, которое есть, все возможности для этого у нас имеются».

Чистка усилилась на СФ в июле 1937 года. В тюрьму попал почти весь командно-начальствующий состав из Архангельского военного порта, Беломорского укрепрайона, Беломорской дистанции пути, Северной гидрографической экспедиции, военно-строительных организаций. Десятки офицеров были уволены со службы приказом от 10 августа за несоответствие политическому идеалу флотского командира (начальника): имели родственников за границей или уже арестованных НКВД, родились не на территории СССР, имели не ту национальность, не те политические взгляды.

В сентябре 1937-го большой террор добрался до плавсостава. Один за другим были арестованы или уволены капитан 2-го ранга Лев Рейснер, капитан 3-го ранга Петр Котцов, капитан лейтенанты Станислав Баранский и Иван Ефимов, старший лейтенант Иван Немченко, начальник отдела инженерных войск СФ военинженер 1-го ранга Михаил Фоменко. В ноябре в застенках оказались другие военные, например начальник УНР-92 Сергей Буранов, их помощники и начальники отделений. В декабре арестован был уже и помощник командующего флотом по материально-техническому обеспечению Павел Щетинин.

В этот период командование СФ рассматривало просьбы «зачищенных» командиров и начальников восстановить их в РККФ, но сугубо формально. Например, 7 декабря заседала комиссия по увольнению комначсостава из РККА при ВС СФ по жалобе бывшего начальника метеостанции 58-го отдельного зенитно-артиллерийского дивизиона техника-интенданта 1-го ранга Каравского. В выписке из протокола № 3 отмечено: «Каравский исключен из рядов ВКП(б) за антисоветские высказывания и контрреволюционную клевету на вождей партии т.т. Ленина и Сталина, за агитацию и высказывание недовольства политикой партии и соввласти по вопросу отмены карточной системы в СССР, а также за нежелание выполнять партийные задания и работать в парторганизации. Как специалист ценности не представляет <...> Рассмотрев жалобу Каравского, а также аттестацию на него за 1937 г., подтверждающую материалы увольнения, комиссия считает увольнение Каравского из РККА правильным».

Характерным документом эпохи террора стало новое штатное расписание, введенное приказом 003 от 5 января 1938 года. Читаем: «В соответствии с новым штатом Штаба Северного Военного Флота № 38/702 командный и начальствующий состав Штаба СВФ допускается к исполнению должностей:

Начальник штаба флота, начальник штаба флотилии – капитан 1 ранга Смирнов П. С., Военный комиссар штаба флота – вакант., Адъютант 2 разряда – вакант., Начальник 1 отдела штаба – вакант., Пом. начальника 1 отдела штаба – ст. лейтенант Поляков Д. И., Пом. начальника 1 отдела штаба – вакант., Начальник 2 отдела штаба – капитан 3 ранга Рыков С. С.» и т. д.

Всего в приказе перечислено 42 должности, из которых восемь вакантны, пять заняты младшими командирами и сверхсрочниками. Следовательно, в начале 1938 года штаб флота кое-как был укомплектован только на 69 процентов.

В январе – марте 1938 года особенно много было репрессировано инженернотехнических специалистов – помощник начальника УНР-95 Краснопевцев, замначальника отдела инженерных войск Назаров, главный инженер УНР-86 Лебедев, начальник отделения отдела инженерных войск флота Родин, начальник склада Фрейберг, механик УНР-95 Шалтер.

Плавсостав тоже был обескровлен репрессиями. Новое соединение – бригада подводных лодок потеряла сразу после формирования 29 представителей командно-начальствующего состава, в том числе командира бригады, начальника штаба с двумя помощниками, командира дивизиона и двух дивизионных специалистов, семь командиров подлодок и их помощников, двух военных комиссаров, трех командиров минного (штурманского) сектора подлодки, пять ведущих специалистов береговой базы. Но самые громкие дела были впереди.

«Прошу расстрелять, но не бить»

Во второй половине мая 1938 года командующий Константин Душенов, начальник политуправления Павел Клипп и другие делегаты прибыли в Мурманск на окружную партконференцию. 21 мая, когда Душенов закончил свой доклад, его и Клиппа прямо из Дома культуры телефонным звонком вызвали в Ленинград. В ночь на 22 мая в Полярном секретарь парткомиссии флота Сергеев вручил исполняющему обязанности начальника штаба флота Рыкову записку, написанную карандашом размашистым душеновским почерком: «Для встречи наркомфлота все корабли перевести в Полярное, покрасить, привести в порядок. За меня остается начальник береговой обороны комбриг Лаковников...» Записка оказалась последним распоряжением комфлота Душенова. 23 мая его арестовали по дороге в Ленинград.

Флагмана обвинили во вредительстве, выразившемся в недостатках боевой готовности флота, ремонта кораблей, строительства баз. Тот факт, что его жена Адель Карловна была немкой и имела родственников в Скандинавии, сотрудники Ежова расценили как шпионаж, а разговоры о политике – как контрреволюционную деятельность. Жену и сына Душенова вместе с семьями других врагов народа взяли под арест в Полярном и спешно доставили на катере в Мурманскую тюрьму НКВД.

После ареста Душенова подвергли ужасающим пыткам и унижениям. В их результате он сломался и стал подписывать все, что сочиняли следователи. Например, согласился с обвинением: «Являясь участником военно-фашистского заговора, проводил активную подрывную контрреволюционную работу, снижая боевую мощь РККФ».

25 мая он дал «собственноручные показания об участии в военно-фашистском заговоре», в который его якобы вовлек командующий Черноморским флотом Иван Кожанов. Выдержка из протокола допроса 29 мая 1938 года:

«Вопрос: Конкретизируйте, при каких обстоятельствах вы были завербованы в заговор.

Ответ: В начале 1935 года, после опубликования обвинительного заключения по делу Зиновьева и других в связи с убийством Кирова, Кожанов... сообщил мне, что в армии и на флоте имеется большая группа крупных военных специалистов и политработников, которые представляют собою мощную военную контрреволюционную организацию, ставящую задачей путем вооруженного восстания свергнуть руководство партии и правительства…

Кожанов потребовал от меня, чтобы я дал ему согласие на участие в активной борьбе против Политбюро ЦК ВКП(б) и Советского правительства. Я тут же заявил Кожанову, что вполне разделяю его антисоветские взгляды и готов принять участие в борьбе за изменение политики ЦК ВКП(б)...

Вопрос: Вы дали Кожанову свое согласие на участие в заговорщической организации на Флоте?

Ответ: Да, я... заявил Кожанову, что разделяю взгляды заговорщиков и согласен принять участие в этой контрреволюционной организации».

Помимо физического насилия во внутренней тюрьме НКВД в Ленинграде и в камере № 220 в Лефортовской тюрьме Душенов подвергся пыткам голодом, лишением сна, ярким электросветом и многочасовым стоянием. Следователи НКВД бойко строчили: «С 1934 г. являлся активным участником антисоветского заговора. Занимая должность командующего Северным флотом, Душенов по заданию антисоветской организации проводил вредительство, направленное на понижение боевой мощи флота и на поражение его в войне, а также вел подготовку к вооруженному восстанию боевых единиц против Советской власти, был в курсе террористической деятельности, направленной в отношении руководителей партии и правительства, поддерживал преступные связи с бывшим командующим Черноморским флотом И. К. Кожановым».

Но как только Душенов немного пришел в себя, то сразу отказался от прежних показаний. На вопрос нового следователя, почему своим вербовщиком он назвал Кожанова, флагман 1-го ранга ответил, что сам он не называл, эту фамилию подсказали на следствии.

Через год после ареста, находясь в Мурманской тюрьме, в заявлении на имя Молотова Душенов указал причины признания себя врагом народа: «23 мая 1938 г. меня арестовали в Ленинграде и после 22 часов применения ко мне жестоких физических методов воздействия я почти в бессознательном состоянии, в результате внутреннего кровоизлияния, написал под диктовку следствия ложное заявление, что я заговорщик и вредитель... В течение года я три раза отказывался от ложных протоколов, но все три раза ко мне применяли физические методы воздействия, и я вновь подписывал ложь...

Я всем сердцем прошу Вас, не сможете ли сделать так, чтобы меня больше не били. Я не смею Вас просить об этом, чтобы вновь провели следствие без физич. методов воздействия и дали бы мне возможность доказать свою невиновность и преданность партии, советской власти и правительству. Мне сделать это очень легко, а если я что тогда совру, то прошу меня расстрелять, но не бить».

Военная коллегия Верховного суда СССР вынесла ему смертный приговор 3 февраля 1940 года по статьям 58-1 п. «б», -7, -8, -11 УК РСФСР. Расстрелян Душенов был на следующий день, а реабилитирован 20 февраля 1955 года.

Новая метла

25 мая 1938 года Северный флот встречал своего наркома ВМФ Петра Смирнова. К этому времени в застенках НКВД, кроме Душенова, находились начальник политуправления СФ Клипп, инженер-диспетчер строительного отдела СФ Санников, начальник отряда Северной гидрографической экспедиции Третьяков, член Военного совета СФ Байрачный, командир бригады подводных лодок Грибоедов, замкомандующего по строительству Сынков.

Кроме них, в том же мае были арестованы более 30 старших и средних командиров: начальник штаба флота Смирнов, глава Военторга в Полярном Баньковский, флагманский артиллерист флота Александров, начальник отдела командно-начальствующего состава флота Киприянов, флагманский механик флота Лукашевский, начальник группы гидрографического обеспечения (ГГО) флота Шамшур, флагманский связист флота Цветков, начальник отделения ГГО Волынкин-Вайлинг, председатель военного трибунала флота Данченко, начальник отдела штаба флота Рыков, секретарь парторганизации флота Сергеев и другие.

На заседании партактива нарком заявил: «Я приехал к вам на флот по заданию ЦК партии и правительства провести тщательное расследование по делу бывшего комфлота Душенова, бывшего члена Военного совета Байрачного, бывшего начальника политуправления Клиппа, которые политически себя скомпрометировали. Прошу выступить и, невзирая на лица, рассказать, как работали, что мешало. Нам надо очиститься от всего гнилого, чуждого, быстрее залечить раны». Здесь же нарком представил нового командующего капитана 1-го ранга Валентина Дрозда.

Массовые аресты в мае 1938 года нанесли мощный удар по структуре управления флотом, так как «заговорщиками, вредителями, врагами народа» оказался практически весь командно-начальствующий состав. Одновременно репрессии открыли карьерные перспективы таким офицерам, как будущий командующий Арсений Головко, ставший в мае начальником штаба вместо Смирнова.

Летом Валентин Дрозд подписывал приказы на увольнение командиров пачками, в том числе уже арестованных НКВД. Например, приказом № 052 от 9 июня были уволены по ст. 44 п. «в» Положения о прохождении службы начсоставом пять представителей командно-начальствующего состава флота. 22 июня по той же статье уволили четырех человек – командира бригады подлодок Константина Грибоедова, его начштаба Бориса Мещерякова, коменданта Мурманского укрепрайона Павла Лаковникова, командира отдельного дивизиона миноносцев и сторожевых кораблей Виталия Фокина.

Строгой зависимости дат увольнения и ареста того или иного командира (начальника) не было. Так, Грибоедов был арестован 24 мая, а приказ на увольнение вышел почти через месяц. Наоборот, уволенные 30 мая по ст. 43 п. «б» Положения о прохождении службы начсоставом флагманский связист Пастухов и военком Саноцкий были арестованы в июне.

17 июня Дрозд подписал приказ № 056 об увольнении семи человек по ст. 43 п. «б», 20 июня – приказ № 062, уволив трех флотских командиров и двух слушателей курсов ускоренной подготовки комсостава СФ. Однако это были не просто кадровые решения, они имели зловещий смысл. Например, из отмеченных в приказе № 056 семи человек пятеро были арестованы в тот же день (двое к тому моменту уже сидели в тюрьме).

Политические репрессии оформлялись и другими способами. По приказу № 066 от 22 июня помощник начальника 5-го отделения Мурманского военпорта Михаил Нестеров был просто отстранен от должности: «За развал работы связи и засорение кадров политически неблагонадежными людьми отстраняется вовсе от занимаемой должности». На самом деле к этому моменту Нестеров пять суток находился в застенках НКВД, затем его обвинили в политическом преступлении и отправили на восемь лет в ГУЛАГ.

Июньские и часть июльских приказов нового командующего являлись проявлением административного рвения Валентина Дрозда, стремившегося «оправдать доверие товарища Сталина и партии», отражали принципиальную линию на продолжение репрессий и лишь могли устранить накопившиеся за 1937-й и начало 1938-го проблемы флота. Новое командование СФ полностью сверяло кадровую политику с позицией НКВД, удовлетворяя любые требования об увольнении того или иного командира.

Как уже отмечалось, уволенные североморцы обычно в тот же день подвергались аресту. Столь скорая расправа повторялась как метод и в августе 1938-го, когда началась новая волна чисток, на этот раз по национальному признаку. К примеру, по приказу № 084 от 14 августа уволили большую группу командиров «не тех национальностей» или имеющих близких родственников иностранного происхождения. Статья им вменялась прежняя – 43, пункт «б».

Против фамилии каждого имеется характеризующая его приписка. Читаем: старший лейтенант И. В. Юркевский – «Поляк, имеет брата в Париже. В деловом отношении не представляет ценности, в политическом отношении не внушает доверия»; лейтенант С. Д. Малиновский – «Мать – полька»; техник-интендант 2 ранга А. Д. Соколов – «Жена – финка, родственники репрессированы». В день подписания приказа за подавляющим большинством указанных в нем моряков пришли сотрудники НКВД.

В целом роль командования Северного флота была пассивной. Оно не просто оказалось неспособным противодействовать или существенно ослабить репрессии, но даже не пыталось влиять на события и продолжать вести боевую подготовку в необходимых объемах.

Какие-то попытки придать выборочный, осторожный характер увольнениям и арестам командиров и специалистов командующий и Военный совет СФ принимали только на начальном этапе чистки в конце 1936 – начале 1937-го. Тогда же командование как-то стремилось поддержать боевую готовность флота, не допустить оттока квалифицированных командных кадров, сохранить организованность и дисциплину на флоте. Но по мере раскручивания адской машины террора, после того как командиры СФ сами попали в лапы НКВД, взаимоотношения этих структур изменились и органы безопасности подмяли под себя военных.

Анализ ряда архивных документов позволяет сделать вывод о том, что общая цифра потерь командно-начальствующего состава СФ в 1937–1938 годах составил не менее 219 уволенных, в том числе не менее 157 арестованных. Были казнены или замучены не менее 37 командиров-североморцев, в том числе четверо представителей высшего командно-начальствующего состава. В результате арестов и увольнений по политическим причинам многие структурные единицы СФ оказались фактически обезглавленными. Ущерб, нанесенный репрессиями флоту, не мог не сказаться на состоянии его боеспособности, поэтому его действия (и бездействия) в годы войны до сих пор дискуссионны.