Страсбург: мекка для политических беженцев?

Страсбург с населением 420 тысяч человек находится на северо-востоке Франции.

Поначалу город кажется очень большим и шумным. Но это только поначалу. Город живет спокойной, размеренной жизнью. Историческая его часть с достопримечательностями, зданиями и жилыми домами, начиная с 14 века, каналами, по которым ходят кораблики с пассажирами, своей, весь остальной Страсбург — своей. Архитектурных красок здесь минимум. Разве что витрины дорогих магазинов, да парадные входы различных офисов. А вот красок, если так можно выразиться, живых, более чем достаточно. Представители всех континетов,наций, культур и веросиповеданий делают город действительно пестрым и разноцветным. Национальные одежды индусов, арабов, африканцев всякий раз напоминают о том, что Страсбург гостеприимный, а главное — по-настоящему современный и цивилизованный западноевропейский город. Краски городу добавляют живые цветы, которые растут в огромных каменных вазах на мостах через каналы и на балконах жилых домов.

Привлекателен он еще и тем, что в нем переплелись немецкая и французская архитектура. Одно из красивейших и уникальных строений в городе — памятник архитектуры 14 века — кафедральный собор, который возводился несколькими поколениями строителей 400 лет. Настоящий музей под открытым небом возвышается над городом на 147 метров.

Стражбурцы с гордостью замечают, что по климатическим условиям Страсбург — это второй Санкт-Петербург. И это правда. Каждые два-три дня здесь меняется погода. Дождь и солнце — два вечных спутника.

Кто-то едет сюда за красотой и архитектурными изысками, а кто-то — за справедливостью и защитой. Именно здесь находятся Европарламент и Европейский Суд по правам человека. Франция — единственная в Европе, кто принимает беженцев. Это своего рода французская мекка. Люди едут поодиночке и с семьями, с малыми детьми, тяжело, порой, неизлечимо больные. С раннего утра у городской префектуры выстраивается очередь просителей политического убежища. Сезон начинается с сентября и продолжается до самой весны.

У каждого своя больная тема, своя история. У большинства — придуманная легенда,которую нужно будет потом защищать в Париже — в ОФПРе. Проще говоря, следственный отдел, в котором работают следователи с переводчиками. Не просто следователи, а еще и настоящие психологи.

Едут сюда люди любого цвета кожи, наречий, культур, ментальности и вероисповедания. Сразу и не поймешь, что здесь важнее: европейский каталицизм, или восточно-африканский исламизм. Все перепуталось, перемешалось. Франция и сама во всем этом запуталась окончательно и, похоже, начинает все чаще задумываться над нешуточной проблемой исламинизации страны, когда все истинно французское вытеснятеся понаехавшими сюда арабами и африканцами. Но и это еще не все. Франция превращается в мировую столицу инвалидов. Больной страной. Или, если хотите, страной больных. Французы не без горечи, с большой долей правды, отмечают, что настоящим, коренным французам остается все меньше и меньше места.

Решая, или пытаясь решить мировую проблему гуманитарной помощи пораженных недугом людей, а также предоставляя сотням тысяч людей убежище,Франция сама себе создает громадную проблему, распахнув национальные двери инородцам.

Жители арабских и африканских микрорайонов создают для местных властей настоящую головную боль. Здесь полицейским участкам скучать не приходится. Все проблемы от арабской молодежи. Поведение подростков в общественных местах, мягко говоря, вызывающее. Но на этом все не заканчивается. Повсеместное нарушение правил дорожного движения, уличное хулиганство, погромы, поджеги легковых автомашин — все это дело рук так называемых французов, рожденных во Франции, но с другим образом мышления. Своей расхлябанностью и элементарным бескультурьем арабские французы провоцируют скандалы в общественных местах, заканчивающихся, как правило, драками. Дерутся они и с приезжими — чеченцами и армянами. Особенно боятся горцев. Вся проблема в том, что безработную молодежь правительство Франции, равно и правительства других Европейских стран, «посадили» на чудовищный наркотик под названием — социальное пособие. Это пострашнее героина — с него не слезешь и последствия те же, что и при героине — безответственное поведение. И если мы говорим о справедливости, которую якобы являет в данном случае Франция, то ее просто нет и быть не может. Есть имитация этой самой справедливости, порождающей, вернее, уже породившей несправедливость. И заключается она в том, что у работающего населения берут деньги и отдают их тем, кто не работает и работать не собирается. А ведь налоги у работающих нешуточные.

Приехавших во Францию людей, которые действительно нуждаются в признании их политическими беженцами, и следовательно нуждаются в помощи и защите, — во сто крат меньше всей той массы пришлых, которые пребывают во Франции, в надежде на чудо: а вдруг повезет, вдруг дадут заветный «позитив», а значит соответствующие блага. Будут потом со статусом политического беженца 10 лет сидеть на социальном пособии и в ус не дуть.

В Страсбурге большой наплыв граждан из Польши, Армении, Грузии, Чечни, Албании (Косово), Румынии. Много курдов, выдающих себя то за армян, то за турков, а также европейских цыган. Последние, без роду, без племени, захламили все, что можно. Места, где они проживают караваном, превращены в настояшую мусорную свалку. Цыгане воровиты, беспардонны и нагловаты. Так и норовят что-нибудь прибрать к рукам. Живут, где придется. Автовагончики и палатки можно видеть в любом месте города. Вместо городских ночлежек они предпочитают жить небольшими общинами — караванами. Или проще говоря — табором. Они никогда не звонят в 115 службу по размещению в приюты для бездомных, потому что не имеют вообще никакого статуса.

Едут сюда за счастьем также из Болгарии, Турции, Шри Ланки. Но преобладающее большинство приезжих из бывших французских колоний. К ним отношение особое. Во-первых, они говорят и пишут по-французски, во-вторых, считаются своими.

Когда видишь молодых людей из сельской глубинки, или семью с кучей детей мал-мала меньше, невольно ловишь себя на мысли — ну, какие они азиль-политик?!

Какое отношение имеют к политике? И почему из мусульманской республики едут в европейскую страну? Представлять здесь свой народ? Своей национальностью и народом нужно гордиться на родине, а не не чужбине. В первую чеченскую войну, когда Чеченя была на слуху и всего мира, убежище предоставляли всем чеченцам без исключения. Теперь же все поменялось. В республике давно покончено с боевиками и бандформированиями, народ занимается мирной ,созидательной деятельностью и никакой опасности для жизни там сейчас нет. Так считают во Франции. Однако, люди едут и едут сюда. Причин здесь много. Или бегут от правосудия, или скрываются от кровной мести, или вынуждены покинуть родной дом из-за проблем с властью. Столкнувшись с вопиющим беззаконием и беспределом, люди вынуждены срываться с насиженных мест, чтобы обрести душевный покой и быть уверенным, что их жизни ничего не угрожает.Пустить людей в расход, или отравить им жизнь в Чечне ничего не стоит. Жаловаться бесполезно и некому. Исчезнешь так, что никто не найдет. И искать не будут. Такова там цена жизни бесправного человека. Так рассказывают приехавшие сюда жители Чеченской Республики.

В большинстве случаев люди приезжают в Страсбург не только по политическим мотивам, но и по состоянию здоровья.

Правда, Страсбург сначала калечит, а потом лечит. Чужая страна, новая обстановка, жесткие условия содержания азилянтов, зачастую экстремальные ситуации, в которые они попадают,часто провоцируют стресс, последствия которого печальны: инсульт, инфаркт, сахарный диабет. Система содержания азиль-политик явно не продумана, многое пущено на самотек. Говорят, что эти испытательные меры для того и придуманы, чтобы люди возвращались на родину. В организации питания и проживания нет дифферинцированного подхода. Питаться приходится вместе с клошарами и больными. В ночлежках тоже размещаются по тому же принципу. Женские и мужские приюты для бездомных разбросаны по всему городу.

В летний период многие из ночлежек закрываются и спальные места резко сокращаются. Однако звонить в службу размещения по 115 номеру нужно каждый божий день, причем, утром и вечером. Или со своего мобильного телефона, или с телефона-автомата. Звонок бесплатный. Две, три ночи дают койка-место, столько же ночей ты остаешься на улице. Неважно, где. Ночуешь на вокзале, на трамвайной остановке или где-нибудь в кустах. Никого это не волнует. Правда, потом диспетчер 115 обязательно спросит вас, где вы ночевали. Вы недавно приехали в Страсбург и города не знаете. Вам дают ночлег в общежитиии, где вы ни разу не были и не знаете, как туда добираться. У вас всего один час, чтобы зарегистрироваться в этом приюте. Если вы не успели отметиться, вы теряете койка-место. И остаетесь на улице. Эта чехарда может продолжаться год и больше. Она-то и провоцирует стрессовое состояние. По большому счету, это настоящий идиотизм и в некотором роде произвол. А ведь все приезжие — иностранные подданные. Но об этом мало кто задумывается.

Франция — единственная в Европе страна, кто не только принимает просящих политического убежища, но и выдает документы с предоставлением права на жительство. 30 процентов азилянтов остаются жить во Франции. Кто по болезни, кто как политический беженец. 10 процентов азилянтов получают позитив в ОФПРе, 20 процентов в РЕКУРе.

Зачем Франции все это нужно, спросите вы. Во — первых, престиж перед мировым сообществом. Во-вторых, рабочие места для французов. Если посчитать в масштабе всей страны, то наберется целая армия тех, кто принимает и обслуживает азиль-политик. Франция всегда наслуху, как одно из самых гуманных, самых цивилизованных и государств с развитой демократией и толерантностью.. Лишиться всего в одночасье она не может. Слишком далеко все зашло. Расплачиваться за этот жест доброй воли приходится простым французам. Чтобы содержать всех, кого приняла и принимает Франция, работающим французам приходится платить непомерно высокие налоги.

Те, кому удалось доказать, что у них более чем серьезные проблемы в собственной стране и они не могут больше там оставаться, получают разрешение правительства на проживание во Франции ровно 10 лет. Потом можно продолжить этот срок. Для того, чтобы интегрироваться во французское общество, необходимо изучить язык — хотя бы минимум. Изучают французский по направлению на специальных курсах. Сначала 200 часов, затем 400 часов. Заканчивается обучение экзаменом в виде теста. За изучение языка курсант получает от государства деньги.

Ежемесячное пособие у того, кто признан беженцем, составляет 410 евро в месяц. Из этой суммы нужно оплатить социальное жилье, а оно здесь недешевое. Остальная сумма остается на прожиточный минимум. Так что, шиковать и жировать здесь не приходится. Найти работу — это счастье. Опять-таки, без знания французского о работе даже не мечтайте. Подыскиваете ее сами, или вам помогают специальные службы по трудоустройству. Инвалиды по болезни и пенсионеры получают пособие вдвое больше.

Те, кто имеет негативы, должны покинуть страну. Не тут-то было. Всеми правдами и неправдами они стараются зацепиться в Страсбурге, чтобы потом остаться. И остаются.

Анна Володина в Россибыла вполне обеспеченным, образованным человеком. Тем не менее, вот уже 15 лет живет во Франции. Живет, как все пришлые: то густо, то пусто. Периодически навещает мать, которя живет не в «хрущевке», а в особняке. Погостит в отчем доме и возвращается обратно в Страсбург. Рвется сюда, как будто здесь сплошные райские кущи. Гуманитарий с высшим образованием моет полы в библиотеке, и рада-радехонька, что у нее есть такая работа. Хотя на Родине можно было бы найти что-то поприличнее мытья полов.

Африканец Шамсутдин сказал мне как-то в разговоре, что делать в Страсбурге нечего. Работы нет, пособие смехотворное. Выживай, как можешь. Есть лишь три достоинства: здесь хорошо лечат, детям можно дать европейское образование и здесь совершенно безопасно. Поэтому он здесь и задержался. Подлечится, определит детей на учебу и возвратится на родину.