"Очень удобно ссылаться на давление Кремля"

В эти выходные прошел съезд «Справедливой России». Сергей Миронов вернулся на пост председателя партии. Николай Левичев, согласившийся пост отдать, стал главой палаты депутатов. Это было гораздо более предсказуемое событие, чем атака на зампредседателя фракции Оксану Дмитриеву. Дмитриевой не нашлось места в центральном совете, который должен стать ключевым в руководящей структуре партии. С критикой в ее адрес – за то, что предложила альтернативный бюджет от группы депутатов, а не от всей фракции, – выступил Сергей Миронов, которого Дмитриева всегда поддерживала. А Николай Левичев припомнил ей резкие высказывания в твиттере после инцидента с болгаркой: вместо официальной позиции партии она использовала «лживую пропаганду политических противников». Елена Мизулина призывала Дмитриеву «показать свой авторитет в Сибири». Она же выступила с призывом «быть круче, чем Навальный».

В целом же по итогам съезда партия планирует продолжать курс на «конструктивный диалог с властью». Slon попросил Дмитриеву объяснить причины происходящего и ответить на вопрос, когда же и она покинет «Справедливую Россию».

– Как так получилось, что зампредседетеля фракции не оказалось в президиуме?

– Все, что происходило на съезде, – это отражение разных подходов и разных позиций, которые есть в партии и фракции. Позиция, которую формулировали я и питерская организация – партия оппозиционная, но партия, которая предлагает профессиональную альтернативу и последовательна в своем профессионализме. Пример – история с реформой РАН. Нельзя говорить, что мы против реформы РАН, и при этом голосовать за закон о реформировании РАН. Либо мы не разобрались, и тогда мы не профессионалы, либо мы разобрались и все равно голосуем – тогда мы лицемеры. Если за меня проголосовала треть съезда, значит, треть съезда придерживается этой позиции и готова это открыто продемонстрировать, а две трети съезда либо придерживаются другой позиции, либо по каким-то причинам не могут или не хотят высказаться в поддержку.

– Проводилась ли для голосования против вас соответствующая «работа» с делегатами съезда?

– Я думаю, безусловно, проводилась. Но она проводится давно, все последние годы. Об этом говорилось и в открытом письме питерской организации. Отголоски этой работы даже звучали на съезде. Выступал представитель оренбургской организации, которая в результате многочисленных переформирований не получила мандатов делегатов. На одном из предыдущих съездов о постоянном расформировании региональных организаций и смене руководителей по предложениям федерального центра говорил глава региональной организации из Нижнего Новгорода Бочкарев.

Меня удивило скорее то, что 130 делегатов проголосовали за выборы меня в президиум центрального совета, а до этого, на собрании руководителей организаций, проголосовали 26 руководителей. В открытом голосовании! Этого не показывали электронные СМИ. Люди поднимают руку и держат долго-долго свой мандат. Потом им говорят: нет, давайте еще раз. Они снова голосуют. А президиум сидит и смотрит в зал, где за меня голосуют руководители организаций, депутаты законодательных собраний, я даже не знаю, из каких регионов.

– То есть они не испугались Николая Левичева.

– Да, не испугались. Не знаю, сохранились ли снимки, когда в этом президиуме сидят Миронов, Левичев, и Елена Драпеко поднимает свой мандат, голосует за меня и в течение всего этого времени этот мандат держит. В партии есть стойкие и смелые люди.

– Могут быть неприятные последствия для этих людей?

– Могут быть попытки переформировать региональные отделения, сменить руководство.

– На съезде в ваш адрес прозвучали обвинения, что чуть ли не ваше отсутствие и критические замечания в твиттере обеспечили последнее место на московских выборах Николаю Левичеву.

– Не успела сказать на съезде. Дискредитирует сам поступок. Дать оценку неблаговидному поступку на самом деле не дискредитация партии, а ее реабилитация.

– Мы говорим сейчас об истории с болгаркой на Чистопрудном бульваре?

– Я не изменю свою позицию, что это все вернется нам еще бумерангом. Мы-то в избирательных кампаниях выдерживаем тяжелейшую борьбу с административным ресурсом, если наших агитаторов просто арестовывали без всяких причин, выписывали штрафы, держали в отделениях полиции по несколько часов, доводили до сердечного приступа, то теперь будут вламываться в квартиры. Не важно, за Навального мы или против. Есть вещи, которые делать нельзя.

– Кстати о Навальном. Как вы воспринимаете заявления, прозвучавшие на съезде, что Навальный и его участие в кампании – это кремлевский проект, курируемый спецслужбами и крышуемый правоохранительными органами? Все это было параллельно с заявлениями о том, что «надо быть круче, чем Навальный».

– Можно, я оставлю это без комментариев? Все это говорит само за себя.

– Почему вообще не сложились ваши отношения с Николаем Левичевым?

– Здесь не личные отношения. Дело в том, что есть разные подходы и к формированию кадров, и к проведению аппаратной работы, отсюда и формирование идеологии партии. Должна быть четкая последовательная политика. Нельзя качаться на маятнике. То свою сервильность ультрамаргинальными, ультрареволюционными лозунгами начинать прикрывать, то потом снова эпатажные поступки пытаться прикрывать какими-то голосованиями, отступлениями от профессиональных позиций.

У нас были расхождения с ним и по закону о реформе РАН, и по закону об обязательном медицинском страховании. Они могут разрешаться в ходе дискуссии, в профессиональной плоскости и соотноситься с теми заявлениями, которые у нас были в ходе избирательной кампании и за которые люди голосовали.

– Что касается как раз этих заявлений, за которые люди голосовали. Вам кажется, что то, с чем шла «Справедливая Россия» в Госдуму, изменилось? Позиции руководства партии изменились?

– Есть определенные вопросы и определенное голосование, которые я считаю непоследовательными. Реформа РАН – это был тот случай, где был уместен и демарш с нашей стороны. Здесь ситуация качалась, мы должны были проявить профессиональную позицию, даже кое-что разъяснить коллегам-академикам, если они дали втянуть себя в подготовку поправок за одну ночь и дали возможность протащить этот закон. Позиция была непоследовательная. Завершилась она тем, что большая часть фракции проголосовала за реформу РАН, комитет, который возглавляет наш представитель, занял во втором и третьем чтении ту же позицию – за. А в Комитете по науке, между прочим, у «Единой России» не было большинства. И в «Единой России» тоже были разные точки зрения, Сергей Нарышкин поддерживал сохранение научного потенциала. Это тот момент, когда фракция могла сказать веское и профессиональное слово. И от ее позиции зависела судьба Академии наук, а это, между прочим, люди, которые за нас голосовали.

– Смена позиции по этому вопросу чем продиктована? Звонком из администрации президента?

– Очень удобно ссылаться на давление Кремля.

В большинстве случаев никакого давления нет. Даже в ситуации с нашим съездом. Вообще не было никакого давления. Кремль соблюдал абсолютный нейтралитет. Если резюмировать постоянные подтексты и ссылки на давление Кремля, то они неуместны. По вопросам законотворчества и законодательства, особенно социального и экономического, очень часто и в Кремле, и в правительстве нет общей точки зрения. Мне кажется, что все как раз заинтересованы в том, чтобы оппозиция выдавала профессиональную точку зрения. Вот пример с Росфинагентством, когда предлагали отдать в частные руки Стабфонд. Там была явная какая-то афера. Остановили же создание. Там была моя жесткая позиция, часть научного общества высказалась, Делягин, членкор, Гринберг, КПРФ и часть нашей фракции. Опять же питерское отделение проводило пикеты и собирало подписи. И общественность подключилась. Точно так же можно было с реформой РАН.

– Что касается Сергея Миронова. Вы поддерживали его даже в самых спорных для партии решениях, что касалось, например, его выдвижения на выборах президента. Хотя звучали предложения выдвинуть вас как новое лицо и человека, способного привлечь протестный электорат, как это сделал Прохоров. Вы подчинились решению руководства, Миронов стал последним и набрал чуть больше, чем Левичев в Москве. Вы не стали выступать в поддержку Геннадия Гудкова, когда тот после выборов президента, как отмечали эксперты, начал кампанию по смене лидеров партии. Вы все равно оставались с Мироновым. Почему он начал свое выступление с обвинений в ваш адрес? Это давление Левичева, который контролирует региональные организации? Что изменилось?

– Я не хочу говорить за Сергея Михайловича. Что касается Гудковых: у меня всегда было очень неоднозначное отношение. Но я и тогда воздерживалась от комментариев, тем более это сделаю сейчас. На меня не было никакого давления. Я поступала так, как считала нужным и справедливым на тот момент. Что касается выборов президента, я полагаю, что в выборах надо участвовать, когда есть реальные шансы на победу. Не выдвигать Миронова на тот момент не было никаких оснований. Миронов возглавил список в Госдуму, партия получила 13%, удвоив свой результат по сравнению с 2007-м. Многие забывают, что в мае 2011 года Миронов вел себя мужественно, не пошел на компромиссы и предательство, когда его изгоняли с поста председателя Совета Федерации. Поэтому Миронов декабря 2011 года и на момент выдвижения был человеком, который совершил поступки. У некоторых нет ни одного поступка за всю их политическую карьеру. Это был поступок, заслуживавший уважения, это уважение сказалось и на результатах выборов в Думу в 2011 году.

Но я хотела бы отметить, что третьим номером в федеральном списке на думских выборах была я, и многие выступавшие на последнем съезде с шельмованием меня избирались в Госдуму, в том числе и под моим именем, слезно прося мою либо фотографию, либо слова в поддержку, либо приехать в регион, либо статьи, еще что-то.

– Сергей Миронов вас не очень поблагодарил и за позицию петербургского отделения перед съездом. А ведь петербургское отделение в том числе требовало, чтобы он снова стал председателем партии.

– Питерская организация обращалась с открытым письмом к региональным отделениям не в целях получения благодарности от лидера и каких-то поощрений, а отражая волю и интересы своих избирателей. Наши избиратели, наши члены партии нам же высказывают нарекания в том, что позиция партии стала невнятной и непоследовательной, что кампания в Москве велась недопустимыми средствами.

Мы высказывали свою позицию, то, что считали необходимым. Есть разные способы выигрывать избирательные кампании. Можно вкладывать реально много средств в кампанию, можно договориться каким-то образом с властью, можно каким-то образом использовать противоречия между городскими и областными властями, что есть во многих российских субъектах Федерации. А есть региональные отделения, в которых все до последнего понимают, что их будущее зависит от электоральных предпочтений избирателей, что власть им ничем не поможет, будет только отбирать голоса. В таких партийных организациях понимают, что они не могут идти в противовес мнению своего избирателя. Поэтому мы в Петербурге высказаться, не заявить свою позицию не могли. То же самое было в Астрахани, в Иркутске.

– А на что рассчитывает на выборах «Справедливая Россия», если в партии подвергли критике всех оппозиционеров? Через десять месяцев новые выборы. С какой повесткой идти на выборы? «Конструктивный диалог с властью» – это вообще приносит голоса?

– Я тоже нахожусь в конструктивном диалоге с властью. Если Силуанов и Татьяна Нестеренко (первый заместитель министра финансов) являются профессионалами и сделали в этом бюджете (на 2014–2016 годы) все, что они могли, я не могу это не отмечать. Это первый бюджет, где есть реализованные «бюджетные маневры» (сокращение неэффективных расходов и их перераспределение на необходимые). Или если наконец отказались от госнакопительной пенсии – не до конца, но это шаг правительства в нужном направлении, я буду их в этих шагах поддерживать. Другое дело, что в процессе политической борьбы мы должны добиваться и играть по честным политическим правилам. Утверждать, что против нас административный ресурс, и в одних регионах от этого страдать, а в других идти по тому же пути, задействовать этот же административный ресурс, назвав это «конструктивным диалогом» – это, конечно, совершенно недопустимо.

– Есть понимание, как будут проводиться кампании в следующем году?

– Все зависит от региона. Очень по-разному. У нас муниципальные выборы в Петербурге в сентябре 2014 года . Мы будем их проводить, стремясь сделать единый оппозиционный блок. «Яблоко», КПРФ, у нас есть группа Максима Резника, которая вышла из «Яблока», есть муниципальные депутаты, еще есть ребята, которые вообще в партию не входили, учились у нас в Академии муниципальных выборов. Надо формировать единый оппозиционный блок и привести всю эту армию (около тысячи кандидатов) к победе.

– Д о какого момента вы будете оставаться в партии? То, что произошло на съезде, вас не подтолкнуло к решению покинуть эсеров?

– Я председатель питерского отделения, в которое люди пришли до меня, после меня, со мной и без меня. Все, за исключением Олега Нилова, придерживаются той же позиции, что изложена в открытом письме. И никто от своей позиции не отказался. Кроме того, треть делегатов и региональных отделений «Справедливой России» поддержали меня в отрытом голосовании на съезде. Пошли на риск. Наконец, весь Питер готовится к судьбоносным выборам! Во-первых, есть попытка сделать объединенный оппозиционный блок. Во-вторых, мы очень долго готовились к этим выборам. Около трех тысяч человек отправили в УИКи. В-третьих, более сотни человек готовятся идти в муниципальные депутаты. Оставить это все невозможно. Настоящий командир не покидает свою армию, а если совсем плохо, то во главе армии с оружием и боевой выкладкой выходит из окружения. Будем делать все, чтобы не допустить переформирования и смены руководства питерского отделения.