Евтушенко и Михалков — попытки исповеди

Они появились в эфире почти одновременно — Евгений Евтушенко в «Диалогах» с Соломоном Волковым на Первом канале и Никита Михалков в специальном выпуске программы «Прямой эфир» — на канале «Россия-1».

Знаменитый поэт, давно живущий в Америке, сам попросил автора книги «Диалоги с Иосифом Бродским» о встрече, написав ему письмо: «Дорогой Соломон! У меня к тебе предложение. Я готов к разговору… Наш разговор станет единственным интервью, подытоживающим все эти восемьдесят лет жизни поэта, который при жизни назывался великим в разных странах. А правда это или нет — надо еще разобраться». Соломон Волков, сам давно обдумывающий идею такого разговора с Евтушенко, принял его предложение. К реализации идеи подключилась корреспондент Первого канала Анна Нельсон, работающая в США и впервые выступившая в качестве автора сценария и режиссера документального фильма. Так сложился и оформился масштабный телевизионный проект «Диалоги с Евгением Евтушенко» — 50 часов записанного интервью, три серии в эфире Первого канала. «Такого Евтушенко еще не видел никто и никогда», — интриговала зрителей реклама фильма.

Как замысливался и реализовывался проект «Несколько дней с Никитой Михалковым», зрителям рассказывать не стали и вряд ли поводом к нему можно считать очередной день рождения героя, который он отмечал в день премьеры программы, ему посвященной. Но дата была некруглая, потому дифирамб, спетый имениннику, выглядел несколько несоразмерным поводу, позволив любителям конспирологических версий гадать на кофейной куще, что бы это значило: уж не собрался ли наш дорогой Никита Сергеевич в министры культуры, например, или еще куда… бери выше. Доподлинно неизвестно также, кто был инициатором сего проекта: сам ли канал, или режиссер, попросивший, подобно Евтушенко, о встрече с ведущим «Прямого эфира» Борисом Корчевниковым: «Дорогой Борис! Я готов к разговору». Так или иначе, но съемочная группа отправилась в ниже-городское поместье Михалкова, туда, «куда не пускают посторонних и где до нас бывали лишь президент и самые близкие люди режиссера», — захлебывался от восторга молодой журналист.

От Евгения Евтушенко в «Диалогах» с Соломоном Волковым многие ждали исповеди, тем более что он так и говорил: «Я должен исповедаться перед будущим. Перед будущими поколениями». И в первой серии фильма были, пожалуй, наметки этой исповеди, и были слезы, и были пронзительные слова героя: «Почти откровенно… почти умирая… почти напоследок». Но в какой-то момент дар лицедейства, которым щедро наделен поэт, берет верх над попыткой искренности, и исповедь выливается в ласкающие до сих пор душу воспоминания о «подвигах, о доблести, о славе»: о дружбе с сильными мира сего, о невероятных для любого советского человека возможностях, позволявших чуть ли не открывать дверь ногой любых кабинетов, ездить по всему миру и принимать у себя в гостях именитых иностранных гостей. Кажется, если о чем и жалеет самый знаменитый поэт второй половины 60-х, так это о своем утраченном влиянии, ну и еще об обидах, невольно нанесенных им любимым женщинам, хотя какой же настоящий художник может устоять перед женскими чарами и бесконечным поклонением.

Впрочем, горький итог жизни легко читается в кадрах одиноких прогулок Евтушенко: хромая, опираясь на палочку, он медленно бредет по совершенно пустынным улицам маленького американского городка, как будто осмысливая всю тщету прежней невероятной славы и размышляя о цене бесконечных компромиссов, обернувшихся во многом личностным крахом.

«Барин от литературы», как его называли когда-то, кажется в эти мгновения барином разорившимся и разоренным. Его даже немного жалко, но более всего жаль почему-то собственного юношеского очарования, как выяснилось, еще не окончательно утраченного.

Не исключаю, что все это — лишь индивидуальный зрительский домысел. Возможно, три часа эфирного времени, выкроенные режиссером из 50 часов общения Евгения Евтушенко с Соломоном Волковым, будь они (пусть и в сокращенном виде) более внятно выстроены и уложены в последовательное жизнеописание героя, дали бы иные ощущения и иное представление о масштабе личности и личной драмы самого знаменитого советского поэта. Тем более что Соломон Волков, не будучи журналистом, выступает в фильме не интервьюером, а полноправным участником разговора и, в отличие от классических российских интервьюеров, не щадит своего собеседника: смотрит иронично, временами язвит, слезы его не трогают. Это именно диалог, от которого в трехсерийном фильме, похоже, не очень много осталось, хотя драма художника все равно читается отчетливо — даже если сам художник не отдает себе в этом отчета.

Но вот вам судеб и смыслов невольное переплетение. Сквозная, так сказать, линия. Никита Михалков в двухсерийном опусе канала Бориса Корчевникова — в прямом и переносном смысле — на коне. Не смущаясь, называет себя барином. Он так и говорит практически онемевшему от восхищения Борису Корчевникову: «Ну, почему Арина Родионовна могла сказать про Александра Сергеевича Пушкина «Барин едет»? Барин — это хозяин…» Вокруг него подобострастная челядь. Тут же личный духовник и мальчик-алтарник. Трапеза начинается с молитвы. Усадьбу Михалкова Корчевников называет своего рода новой Ясной Поляной для нынешней России и даже той самой Россией, какой она, наверное, должна быть. Сам Михалков бахвалится: «Мне и Франко Неро сказал, что «Механическое пианино» — лучшее, что он видел за 10 лет. А Джек Николсон мне режиссерский стул подарил». А вот с фотографий на стенах барского дома на нас глядит сам Владимир Владимирович в семейном, так сказать, кругу. И все-то у Михалкова в полном порядке, но что-то заставляет открывать «закрытую усадьбу» для миллионов посторонних, что-то гложет. «Меня любят хорошие люди, а не любят плохие, — словно утешает сам себя он, но (цитирует отца-баснописца): — …на вашу злость, на ваши заявления, на вас самих мне просто наплевать… Когда умру, я тоже буду жить. И вам назло — Отечеству служить». И вот еще — концептуальное: «Фуфло может представиться настоящим на какое-то время, но всегда останется фуфлом. А настоящее, как бы его ни опускали на уровень фуфла, всегда остается настоящим».

Что фуфло, а что настоящее — надо еще разобраться, как писал Евтушенко в письме Волкову. А пока чё? Барин едет.