Почему в России нет ненависти к коммунизму

На прошлой неделе российский фонд «Общественное мнение» опубликовал результаты исследования, в котором респондентов попросили поделиться своими взглядами о жизни в бывшем Советском Союзе. Оказалось, что почти две трети опрошенных видят коммунизм в благоприятном свете. Только для 7% участвовавших в опросе людей слово «коммунизм» имеет негативные коннотации, тогда как 5% из них отвергают коммунизм как чистую «сказку». Целых 69% респондентов старше 60 лет рассматривают жизнь при советской системе в позитивном свете, а среди опрошенных в возрасте между 18 и 30 годами таких оказалось почти 50%.

Как следует к этому относиться? Одно из возможных объяснений состоит в том, что, несмотря на устойчивый рейтинг поддержки российского президента, превышающий 60%, остаются широкие слои населения России, представители которых недовольны состоянием дел при Владимире Путине. Более уместный урок, который следует извлечь из проведенного опроса принимающим решения западным политикам, сводится к тому, что последствия многочисленных вариантов экономической политики, проводившихся в России в 1990-х годах, все еще продолжают ощущаться.

Эти варианты экономической политики, названные Вашингтонским консенсусом, представляют собой набор неолиберальных экономических рецептов, которые настоятельно предлагались развивающемуся миру такими американскими и международными финансовыми институтами, как Международный валютный фонд (МВФ) и Всемирный банк. Рекомендованные варианты экономической политики вдохновлялись классической либеральной идеей о том, что комбинация свободного рынка, дерегуляции, приватизации, сбалансированного бюджета и плавающего обменного курса способна сформировать более эффективные рынки и обеспечить более высокие темпы экономического роста. Проведение подобного рода политики сопровождалось ощущением мести со стороны администрации Клинтона, а ее результаты оказались почти катастрофическими для россиян.

Где-то в 1992-1993 году в России образовалось два лагеря экономических реформаторов: одни были сторонниками осторожного, «постепенного» подхода, тогда как другие выступали за проведение «шоковой терапии». Сторонники «постепенного» подхода считали так: если реформа проводится при отсутствии институциональной реформы, гарантий прав собственности, эффективной и легитимной налоговой системы, а также законодательно утвержденных правил для конкуренции, то поспешное проведение приватизации приведет только к растаскиванию активов и к коррупции в больших масштабах. Эти предсказания оказались пророческими. Сторонники «шоковой терапии» полагали, что главным фактором является время. Чтобы избежать возвращения коммунизма, нужно было, по их мнению, создать класс капиталистов с закрепленными имущественными правами. Подобный подход поддерживала группа молодых «реформаторов», сложившаяся вокруг президента Ельцина, куда входил Анатолий Чубайс, а также высокопоставленные чиновники Министерства финансов США эпохи Клинтона. 

Три варианта политики занимали центральное место в концепции «шоковой терапии»: либерализация цен, монетарная стабилизация и приватизация. Российское правительство в начале 1992 года проводило политику одновременной либерализации цен. Возникшая в результате гиперинфляция вызвала рост потребительского индекса цен в России, который в 1993 году превысил 800%, в 1994 году составил 400% и 200% - в 1995 году. Сбережения россиян нижнего и среднего класса стали первой жертвой «шоковой терапии». Для борьбы с безудержной инфляцией России было настоятельно рекомендовано ужесточить монетарную политику за счет увеличения процентной ставки и сохранения завышенного обменного курса рубля. Это привело к тому, что процентные ставки выросли до уровня 70% в 1995 и в 1996 году, а безработица измерялась уже двузначными числами. Завершающий раунд «шоковой терапии» включал в себя поспешную приватизацию, которая, как и опасались сторонники «постепенного» проведения реформ, привела к распродаже по дешевке государственной промышленности, однако при этом был создан не широкий класс людей, заинтересованных в успехе демократического капитализма, а небольшая клика олигархов, которые быстро воспользовались ситуацией, а затем перевели свои богатства за границу.

Проведенное Збигневом Бжезинским исследование показало, что 65% предоставленных Западом денежных средств и кредитов были перекачены на оффшорные счета. В конце 1990-х годов уровень бегства капитала оценивался в 18 миллиардов долларов в год, а к марту 2000 года общее количество выведенного из страны капитала превысило 100 миллиардов долларов.

Последствия проводившейся тогда политики были весьма драматичными для российских людей. В период с 1990 года по 1999 год российская экономика сократилась больше чем на 50%, а промышленное производство уменьшилось почти на две трети. Количество бедных с 1989 года за десять лет подскочило с 2% до почти 59%. Сокращение экономики привело к уменьшению населения: в 1990-х годах количество самоубийств возросло на 60%, а средняя продолжительность жизни среди мужчин уменьшилась на четыре года. К 1996 году отмечалось 240 абортов на каждые 100 родов. Подобного рода демографические тренды усугублялись эпидемией употребления наркотиков, другими пагубными привычками, а также распространением ВИЧ.

Полный провал неолиберальных экономических реформ в России в 1990-е годы до сих пор остается значимым по нескольким причинам. Во-первых, это еще один повод для пересмотра желательности того мира, который Вашингтонский консенсус оставляет после себя. Видный политэконом Роберт Скидельски (Robert Skidelski) сравнил экономические результаты того, что он назвал эпохой Бреттон-Вуд (1951 – 1973) с периодом Вашингтонского консенсуса (1980 – 2009), и обнаружил, что в первый период не только отмечались более высокие темпы экономического роста (4,8% в сравнении с 3,2%), но и не было глобальной рецессии, а темпы роста никогда не опускались ниже 3%. «…Если бы темпы роста составили 4,8%, а не 3,2% в период с 1980 года по сегодняшний день, то мировая экономика увеличилась бы более чем на 50%», - подчеркивает Скидельски. Уровень безработицы, волатильность обменного курса и неравенство (по коэффициенту Джини (Gini coefficient) и индексу Тейла (Theil index) оказались выше в период Вашингтонского консенсуса. 

Во-вторых, подход Министерства финансов США и МВФ к России ясно показывает ограничения экономизма, то есть редукции всех социальных фактов до их экономических измерений. Подобный подход стал укоренившейся привычкой ответственных за принятие решений западных политиков в последние 30 лет, особенно в Соединенных Штатах и в Соединенном Королевстве. Поразительный пример подобных установок мы имеет благодаря Строубу Тэлботту (Strobe Talbott). В своих мемуарах, озаглавленных «Рука России» (The Russia Hand), он вспоминает интенсивные дискуссии, проходившие в сентябре 1993 года между премьер-министром Виктором Черномырдиным и Лоуренсом Саммерсом (Lawrence Summers) по поводу условий предоставления кредитов МВФ: «Лари настаивал. Правила, по которым работает МВФ, не были несправедливыми или навязанными – они являлись отражением непреложных принципов экономики, которые в определенной мере действуют так же, как правила физики (курсив мой)».

Но нет, они не были таковыми, и они не являются таковыми. Если опираться на этот пример, то становится понятно, что Саммерс, как и его коллеги в МВФ, считал экономику похожей на естественные науки или на физику, а не на глубоко моральное учение, на что не уставали указывать Адам Смит и Джон Кейнс. Как мы видим, для обычных россиян «чудесное будущее», обещанное сначала коммунизмом, а затем капитализмом, оказалось во многом одним и тем же - условия в стране ухудшались до постыдного уровня все то время, в течение которого российские чиновники выслушивали поучения относительно первостепенной важности условий предоставления кредитов МВФ. 

Таким образом, итоги тех лет должны заставлять вести себя скромнее западных политиков, ответственных за принятие решений, в тот момент, когда они пытаются поучать Россию и другие развивающиеся страны и навязывать им свои взгляды относительно их внутренней политики. Послужной список Вашингтонского консенсуса оставляет желать много лучшего. И он не забыт, о чем довольно убедительно свидетельствует позиция 60% россиян.

Джеймс Карден работал в Госдепартаменте и был советником американо-российской двусторонней президентской комиссии в период с 2011 по 2012 год.