День рождения путинского режима

3 октября 1993 года я был у Моссовета. Там, где собрались сторонники правительства по призыву Егора Гайдара. Кстати, их оказалось очень немало, и в большинстве своем люди были настроены крайне решительно – требовали оружия, самоорганизовывались в группы, ждали указаний и опять требовали оружия. Оружия, впрочем, никто никому не раздал, и указаний никаких не было. В итоге организованные (самостоятельно – никаких внешних организаторов тоже не было) и полуорганизованные толпы людей шатались от Тверской до Красной площади в напряженном ожидании. Действительно готовые в любой момент вступить в борьбу с силами, пытающимися повернуть ход истории вспять, лишить их и их детей будущего. Убивать и умирать за это.

Ничего этого оказалось не нужно. К утру в город вошли танки и сделали свое дело. А мы пошли: кто домой спать, кто на работу.

В тот день родился путинский режим. И не важно, что сам Путин в это время где-то в Петербурге еще носил портфель Собчака. На его месте мог быть и кто-то другой, с чьим-то другим портфелем.

Большинство защитников Белого дома боролись вовсе не против того, что мы сегодня называем путинским режимом, – ничего подобного у них и в голове не было. Антинародные реформы Гайдара, приватизация Чубайса, пьяница Ельцин. В той ситуации глобальных изменений и катастрофического падения уровня жизни основной массы населения, включая огромный и очень активный слой научно-технической интеллигенции, – причин для массового протеста было множество. А путинский режим – многие его как раз поддержали бы.

Сторонники правительства, которых, повторюсь, было совсем не мало, были готовы бороться и умирать, но тоже совсем не за путинский режим. Скорее, наоборот, они были максимально далеки от него. Но в том противостоянии победил именно он, именно ему прокладывали путь те танки.

Что собственно произошло в октябре 1993 года? В чем суть конфликта?

В моей голове тогда это выглядело примерно так: команда реформаторов пытается провести необходимые стране реформы, но косный и популистский Верховный Совет мешает этим реформам. Единственный путь – отнять полномочия у парламента и передать их президенту. Легитимность этого шага закреплена недавно проведенным референдумом («да», «да», «нет», «да»).

Что на выходе?

Во-первых, в результате подавления плохого парламента власть сконцентрировалась в руках хорошего президента.

Но даже если предположить, что Ельцин – самый справедливый и демократичный президент, любой следующий президент таким может не оказаться и даже наверняка не окажется. Путинский режим оказался предопределен на институциональном уровне.

Во-вторых, сама логика противостояния основана на абсолютной ценности решения операционных задач. Есть необходимые сейчас реформы, ради этого можно все: самым опасным образом менять структуру власти, рисковать гражданской войной, вводить танки в город, убивать сотни людей. И это буквально идейная основа путинского режима.

Естественно, при такой логике сильно сбивается иерархия задач. Так ли необходим для будущего России и реформ был именно чубайсовский вариант приватизации? Основные «антинародные» реформы были уже запущены и работали почти два года, став практически необратимыми. Даже с моей точки зрения, то есть с точки зрения сторонника гайдаровских реформ, глобальная ценность реформ, которым тогда мешал косный Верховный Совет, далеко не очевидна. И тут мы переходим к «в-третьих».

Чубайсовская модель приватизации, вокруг которой шло противостояние (концепцию, предложенную правительством ранее, Верховный Совет принял), заложила экономические основы путинского режима. В ситуации отсутствия больших финансовых ресурсов и большого количества игроков, обладающих ими, эта модель, по сути, сводилась к перераспределению основных активов среди ограниченных групп собственников. То есть вместо миллионов легитимных частных собственников – узкая группа назначенных олигархов. Основные финансовые потоки сконцентрированы, а владение ими сомнительно – идеальная позиция для последующего силового перераспределения.

Разумеется, и после октября 1993 года были точки бифуркации. Конституция могла бы быть и не обязательно президентской. Были еще выборы 1996 года. Поиски и назначение преемника в 1999 году. И после, уже при Путине, многое могло случиться не совсем так. Но тут уже работала логика системы, которая запустилась именно в октябре 1993 года. И эта логика с каждым шагом оставляла все меньше и меньше альтернативных возможностей. Политические, экономические, управленческие основы государства работали уже на Путина. А фамилия у него могла быть практически любой.