Жизнь после заката: я две недели был в раю

Я две недели был в раю, но не в том ветхозаветном, где текут молочные реки и на кисельных берегах разгуливают праведники и девушки разных возрастов.

До сих пор рай мне представлялся домом отдыха НКВД в Кисловодске, где предлагаются жемчужные ванны и питание пять раз в день, где на выбор пять супов и три горячих блюда и медсестры с лопающимися халатиками в разных интересных местах.

Я был в Израиле в период праздников и видел народ, которому есть дело до всех: детей, молодых и стариков. Я был в больнице, где моему родственнику сделали дорогую операцию бесплатно по страховке, и через три дня он встал, а через пять — отправился домой на своих двоих. Напротив той больницы стоял дом, похожий на пятизвездочный отель, но на террасе его сидели только глубокие старики в колясках, их куда-то везли на сверкающих лифтах, а те, кого не везли, мирно дремали в пальмах и цветах под присмотром помощников в униформе с логотипом этого дома-отеля для людей, живущих после заката.

Это все я видел не в столице, а в маленьком городе Петах-Тиква, размером с Кирово-Чепецк или Вологду. Старики здесь получают лекарства со скидкой 83% и все виды обследований. Причем высокотехнологичные операции получают ВСЕ, а не только чиновники категории А, — совершенно бесплатно, выплачивая 23 доллара в месяц в больничную кассу.

Я видел детей: маленьких, школьников и молодых людей с автоматами, преданных своей стране, готовых ее защищать не по приказу министра обороны, а по собственной воле. Дети — наше всё, так считают в Израиле, а не говорят, как на моей Родине.

Дети кругом, их тысячи и тысячи, на руках, в колясках... Рождаемость не стимулируется государством, люди просто рожают детей, потому что первая заповедь гласит: «Плодитесь и размножайтесь». Иметь много детей — счастье, а не обуза для родителей, их не бросают в мусорные баки, не сдают в дома ребенка от неспособности прокормить и воспитать.

Я был в Хевроне, в святом месте для евреев и мусульман (Пещера Махпела), там все непросто: армейские джипы и солдаты патрулируют город днем и ночью. На парковке перед святым местом я видел стайку арабских детей, пытающихся получить какие-то деньги у туристов со всего света: ко мне подбежал шестилетний мальчик и попросил у меня сигарету, я ему отказал из гуманных соображений, и тогда он показал мне свою пипиську — в знак протеста против угнетения и порабощения.

Меня не огорчила его выходка, мне стало жаль этих детей, затравленных волчат, живущих на улице. Несладко жить под охраной и в гетто. Я видел арабских девочек, выходящих из школы, они снимали платки и смеялись в кулачок, поглядывая на туристов в шортах и на их детей в кипах и с пейсами и стариков в черных халатах и соболиных шапках, идущих к святому месту.

Эти девочки и мальчики, просто дети, разделенные взрослыми на своих и чужих. Потом они вырастают и начинают смотреть друг на друга сквозь прицел...

Я был в раю, где все не так ладно на первый взгляд и на второй тоже. Там есть диаметрально противоположные точки зрения, как строить страну; есть бывший президент, сидящий в тюрьме, по закону, а не в результате интриг и мести политических противников. Но в отношении детей и стариков в обществе есть полное единодушие: они — граждане страны, и страна должна заботиться о них. Граждане ворчат, но платят налоги, платят за машины по двойной цене, дают деньги добровольно на благотворительность по закону, со списанием налогов, и в результате там нет детских домов и нет сирот.

В Израиле нет газа, нет нефти, есть безумные расходы на безопасность, нет «Газпрома», нет футбольных клубов с безумными гонорарами легионеров, нет уполномоченного по правам детей Астахова, у которого одна забота — доказать превосходство своей страны. А сердце и воля власти и граждан есть, и это главное, что я увидел.

Мне жаль, что на моей Родине, богатой и сильной, декларирующей приоритет человека, а не государства, — горят старики в богадельнях, умирают дети, не получившие вовремя качественное лечение, есть много такого, чего быть не должно ни по какому закону — ни по божескому, ни по человеческому.

Я видел рай, теперь я знаю, что он есть.