Андрей Макаревич: я психанул

Про песни «не за Путина», естественную реакцию организма, «болотных узников» и политических кумиров.

Лидер «Машины времени» примет участие в концерте в поддержку политзаключенных «РокУзник» 22 сентября. Деньги за билеты будут перечислены на счета «РосУзника» для обвиняемых по «болотному делу». Задача — собрать миллион рублей.

— Недавно вы первый раз участвовали в вечере в поддержку политзаключенных... (26 августа в концертном зале «Мир» состоялся благотворительный вечер «Смеешь выйти на площадь?». — Ред.)

— У меня нет стопроцентной уверенности, что в первый раз. Я просто не отмечаю для себя такие события. Что вы! Бывало — еще в советские времена на зонах пел.

— Пускали вас?

— Приглашали! За границу не пускали, а на зону пускали.

— В любом случае впереди у вас еще благотворительный концерт «РокУзник». Зачем вам это?

— Вообще, людям в беде надо помогать. Для нормального человека это вещь, которая вопросов вызывать не должна.

— Что лично в вашей жизни меняется от того, что 20 человек сидят в тюрьме?

— В моей личной жизни не меняется ничего, но... Не знаю, может, мне это от мамы досталось. Мама была человеком, который чудовищно переживал за других. Она за себя никогда не переживала. А вот если заболел племянник подруги — она будет всю ночь искать телефон какого-то профессора, с которым когда-то была знакома, чтобы их свести, и вообще будет переживать гораздо больше, чем сама подруга. Наверное, мне это передалось: я испытываю дискомфорт абсолютно физического свойства, когда вижу несправедливость. Мне от этого нехорошо.

— Вы думали о том, чтобы прийти в суд по «болотному делу» или письма политзаключенным написать?

— Здесь каждый должен для себя определить грань. Она может быть эмоциональной, может — рациональной. Эмоциональная заключается в том, что можно бросить все, чем занимаешься — музыку, писание, рисование, — и сделаться общественным деятелем альтернативного толка, остаток жизни посвятить писанию писем, хождению в суд. А песен при этом появляться уже не будет. Что касается рационального — можно достать из кармана 10 тысяч рублей и положить в общую корзиночку. А можно написать песню или поучаствовать в большом концерте, где соберут миллион рублей. И реального толку от этого будет больше. А можно — и то и другое.

— А касательно творчества: написать песню? У вас сейчас появляется много песен про политику: «Холуево», «Путин и рыбак», «Сказка про законодательство»... А про политзаключенных споете?

— Все эти песни появились, так сказать, к сожалению. Я не планировал их писать: называется, «психанул». Это естественная реакция моего организма на что-то противоестественное, происходящее рядом. Чем меньше противоестественного будет происходить в окружающей меня среде, тем лучше я буду себя чувствовать и тем меньше будет таких песен. А писать я буду о прекрасном и о вечном.

— Вы надеетесь, что благодаря этим песням вашу точку зрения услышат, поддержат?

— Я выражаю свое мнение. Ничего не жду и откликами никогда не интересуюсь.

— Но когда вы открытые письма Путину писали, вы же хотели, чтобы он вас услышал.

— Это другое дело, я эти песни не Путину пишу. Я их пишу больше для себя. Я вам больше скажу: я и письма писал для себя. У меня была потребность высказаться на этот счет.

— Творческому человеку лучше быть выше политики или, наоборот, в ней участвовать?

— Я не понимаю этого абстрактного подхода. Творческий человек — это кто? Все музыканты очень разные. Боря Гребенщиков себя прекрасно чувствует вне всего этого, пишет прекрасные песни, и у меня нет никаких претензий к нему по этому поводу, я обожаю его слушать. А Юра Шевчук ходит на демонстрации, на баррикады, участвует во всем, что шевелится... И я его за это тоже очень уважаю и тоже очень люблю то, что он делает... А я — так, как я: когда я понимаю, что не могу в этом не участвовать, — иду и участвую.

— И это осознание, что не можете, — оно к вам пришло сейчас?

— Ну почему сейчас, периодически это происходило. Когда стоял вопрос, кто будет нашей страной править: Ельцин или Зюганов, и была кампания «Голосуй, или проиграешь!» — я в нее включился сразу. Потому что я этих коммунистов нанюхался за свою жизнь, и мне так не хотелось, чтобы это опять поехало задом наперед...

— Занятие бездомными собаками можно назвать вашей гражданской позицией? В первую очередь это ваша общественная деятельность?

— Вы всё пытаетесь классифицировать...

Бездомные собаки — это человеческая деятельность. А есть еще беспризорные дети, а есть еще врожденные калеки, которых обрекли на медленное помирание здесь, потому что в Америку они уже не поедут. Мне кажется, в ком нет сострадания, в том нет Бога, все очень просто.

— Так проблема страны все-таки во власти или в головах людей?

— И во власти, и в людях: каждый народ имеет ту власть, которую заслужил. У нас исторически сложилось сакральное отношение к любой власти — как к помазанникам Божьим. А вообще-то говоря, власть — это выборная структура по оказанию услуг населению, и не более того. Как правление кооператива в кооперативном доме. Мы выбрали правление — и вдруг понимаем, что оно занимается черт знает чем: устраивает свои дела, замечательно живет, ворует безбожно, наши вопросы их не интересуют. Мало того: когда мы хотим их переизбрать, оказывается, что они категорически не хотят переизбираться и на каждого нового нашего кандидата пишут доносы в ментуру. Вот что сегодня происходит. И как на это реагировать?

— Но несколько лет назад вы говорили в интервью, что вам нравятся Медведев и Путин...

— Не помню, чтобы где-либо хвалил Путина. Что касается Медведева, то, действительно, я, как и многие «гнилые интеллигенты», возлагал на него определенные надежды: тогда он их подавал. Надежды рухнули в тот самый момент, когда он всенародно сообщил, что, оказывается, они обо всем договорились.

Что касается Навального, то у меня к нему много вопросов. Мне очень не нравится его позиция по национальному вопросу: он сбивается на дешевый популизм, иногда почти фашистский. Но мне нравятся его упертость, его стойкость, нравится вся эта история «РосПила». Так что я ему желаю удачи, хотя я с трудом его себе представляю в роли московского мэра.

Хорошее дело — предлагать законопроекты, но мэр — это такая унылая хозяйственная работа... А он все-таки вития, он... ну не чиновник.

Если он меня удивит, я буду счастлив.

— А Прохоров вас чем цеплял?

— Я просто много-много лет его знаю, так получилось. Мы познакомились очень давно, когда никаким олигархом он еще не был. И сейчас им не является, я бешусь, когда по отношению к нему продолжают употреблять это сильно устаревшее слово. Кто такой олигарх? Это крупный бизнесмен, который стремится законным и незаконным путем срастись с государственной структурой. Березовский был олигарх. Какое отношение это имеет к Прохорову?

— Вы всерьез надеялись, что он станет президентом?

— Я бы этого очень хотел. Я считаю, что он в большей степени среди всех, кого я знаю, обладает качествами, нужными президенту нашей страны.

— В письме Путину вы пишете: «Любые изменения в нашей жизни происходят сегодня исключительно по вашему решению». Значит ли это, что любая независимая активность сейчас бесполезна?

— Я имею в виду все, что происходит в нашей стране. Этот его ручной привод привел к тому, что электричество в деревне провести — и то Путин должен сказать, а то ничего не проведут. Зато если скажет, завтра туда хоть золотые провода протянут. Будет одна деревня из 10 тысяч освещена лампочками. А в остальные он не доехал, потому что не может он с утра до ночи по деревням ездить. И там электричества не будет: так все устроено.

— Что вы ответите тем, кто обвиняет вас в непостоянстве взглядов: сначала — Медведев, потом — власть разонравилась...

— Я отвечу, что на каждый чих не наздравствуешься. Я достаточно строго отношусь к себе самому и к тому, что я делаю. А кто как к этому относится — да следите за собой, ребята.

Медведев в моей поддержке не нуждался и не нуждается; Навальному я никакой поддержки не оказывал — просто похвалил за то, за что следует хвалить. Прохорова поддерживал и поддерживать буду — только что вернулся из поездки в Ярославль как раз по этой линии. То, что там творится в отношении «Гражданской платформы», — полнейший беспредел, это за гранью добра и зла. Партия власти потеряла всякий страх и совесть. Не уверен, впрочем, что она у нее была.

— Можно сказать про вас, что вы сейчас перешли в оппозицию?

— Мне очень не нравится эта полярность взглядов. «Ты за красных или за белых?» А мне красные очень не нравятся. И далеко не все нравится в белом движении. Можно, я буду стараться просто трезво смотреть на происходящее и соответственно на это реагировать? Если завтра случится чудо, в которое я верю слабо, и наш президент Путин сделает что-то, что, на мой взгляд, будет адекватно, своевременно и правильно, — я буду ему аплодировать. Другой вопрос, что он как-то давно этого не делал.