"Антигейский закон" как рекорд юридической безграмотности

Вполне вероятно, что уже в ближайшие дни президент подпишет Федеральный закон «О внесении изменений в статью 5 Федерального закона «О защите детей от информации, причиняющей вред их здоровью и развитию» и отдельные законодательные акты Российской Федерации», который недавно был принят Государственной думой и одобрен Советом Федерации.

Это именно тот документ, который в обществе именуют законом против гомосексуализма, хотя его авторы последовательно отказываются называть вещи своими именами.

Хорошо известно, какую бурю эмоций вызвало в России и за рубежом обсуждение данного документа. Тема, которая до последнего времени практически не присутствовала в публичном пространстве, усилиями депутатов Госдумы стала одной из самых актуальных, и можно не сомневаться, что и среди некоторой части несовершеннолетних. Однако мне хотелось бы обратиться не к причинам появления закона и даже не к логике и аргументам его сторонников и противников, а к аспектам чисто (сугубо) юридическим.

Закон предлагает внести в Кодекс Российской Федерации об административных правонарушениях статью 6.21 о «пропаганде нетрадиционных сексуальных отношений среди несовершеннолетних». Я не буду акцентировать внимание на том, что лично для меня осталось непонятным, что же именно пытаются запретить: то ли рассказы детям о самой возможности подобных отношений, то ли информирование взрослых об уже имеющей место распространенности такой практики в среде подростков. Важнее другое.

Речь идет о «нетрадиционных сексуальных отношениях» — практике, не имеющей четкого определения. В отличие от искусных российских законодателей их французские коллеги, принимая закон №404 от 17 мая, который разрешил гомосексуальные браки, прямо назвали его законом о браках между лицами одного пола и определили брак в новой редакции ст. 143 1-й главы V части I тома Гражданского кодекса как «[союз], заключаемый между двумя людьми разных полов или одного пола». Эта формулировка похожа на норму права — в отличие от думского отсыла к неопределенным «нетрадиционным отношениям».

Если речь идет о гомосексуальных отношениях, то только абсолютно безграмотный человек может считать их не имеющими традиционных корней в истории. Многочисленные исследования доказывают, что они считались нормальными от Древнего Египта до Китая; подобные практики европейцы нашли в доколумбовой Америке, а если говорить об античном мире, то это вообще не для нашей Думы. Чтобы не перегружать текст примерами и цитатами, приведу лишь слова Платона, писавшего о том, что «гомосексуализм считается предосудительным варварами — ведь им из-за их тиранического строя и в философии, и в занятиях гимнастикой видится нечто предосудительное; а тамошним правителям, я полагаю, просто невыгодно, чтобы у их подданных рождались высокие помыслы и укреплялись содружества и союзы, чему, наряду со всеми другими условиями, очень способствует та любовь, о которой идет речь» (Платон: Пир, 182b-d, курсив мой. — В.И.).

Попытка наказывать за пропаганду «нетрадиционных» отношений юридически несостоятельна просто потому, что совершенно неясно, какая такая «традиция» имеется в виду. Более того, проблема имеет и иную сторону: хорошо известно, что гомосексуальные отношения стали рассматриваться как девиация и преследоваться в обществах, воспринявших авраамические религии. И было бы еще приемлемым, если бы такие отношения назвали в законе неканоническими — но в таком случае налицо было бы проникновение религиозных норм в юридическую практику, а к такому наш жеманный законодатель пока не готов (хотя закон о наказаниях за оскорбление чувств верующих прошел через Думу в тот же день, 11 июня, накануне самого что ни на есть традиционного — уж 20 лет ему — нашего праздника, Дня России).

То есть для начала юристам придется доказывать, что такое нетрадиционные отношения, — но это лишь самое начало. Если читать сей выдающийся юридический памятник дальше, можно найти еще много интересного. Например, в нем говорится, что «наложение административного штрафа влечет... пропаганда искаженного представления о социальной равноценности традиционных и нетрадиционных сексуальных отношений».

Опять же непонятно, что хотели сказать наши народные избранники.

Что эти отношения равноценны и нужно наказывать за пропаганду искажений данной истины? Или что само представление об их равноценности — искажение? В таком случае представление о том, что государством «гарантируется равенство прав и свобод человека и гражданина независимо от пола, расы, национальности, языка, происхождения, имущественного и должностного положения, места жительства, отношения к религии, убеждений, принадлежности к общественным объединениям, а также других обстоятельств» (Конституция Российской Федерации: ст. 19, п. 2, курсив мой. — В.И.), — тоже искажение? Да и что представляет из себя сама «социальная равноценность»?

Какой следующей «инновации» ждать от таких законодателей?

Если кто-то считает, что «креативный класс» собирается в Москве на Болотной, то он безнадежно отстал от жизни: такого ничем не сдерживаемого «креатива», как на Охотном Ряду, в стране больше нигде не сыщешь.

Несколько страниц принятого Думой закона можно изучать как захватывающий кроссворд, однако оставим это удовольствие читателям — текст легко находится на официальном сайте российского парламента. Но нельзя пройти мимо полного названия самого документа.

Мы уже говорили, что он назван Законом о внесении изменений... но полное его наименование содержит формулу «в целях защиты детей от информации, пропагандирующей отрицание традиционных семейных ценностей». И вот тут все становится еще интереснее. Заметьте: речь идет не о пропаганде гомосексуализма, а об «отрицании традиционных семейных ценностей».

Первое, что мне тут приходит в голову, — это понимание того, что в нашем государстве существует подрывная организация куда посильнее, чем все иностранные агенты, реальные и мнимые, вместе взятые. И эта организация — самое что ни на есть средоточие «традиционности»: Русская православная церковь. Ибо иерархи этой организации прямо заявляют, как делает это, например, митрополит Волоколамский Иларион в своем блестящем докладе «Значение монашества для современного православия»: «монашество предстает как наиболее радикальная форма следования призыву Христа к совершенству». Что, согласно логике принятого депутатами закона, есть... прямой вызов не только традиционным семейным ценностям, но и семье как таковой. Между тем в России насчитывается более 800 монастырей, населенных несколькими десятками тысяч человек, самим своим существованием нарушающих новые правовые нормы. И кто скажет, что граждане не водят несовершеннолетних в эти рассадники отрицания дорогих сердцу наших думцев традиций? А что говорить о церковных иерархах, связанных обетом безбрачия? Чему они могут научить людей в своих проповедях, если сами так явно попирают традиционные семейные ценности ежедневно и ежечасно?! Мне очень хочется посмотреть, как принципиальная российская прокуратура кинется исполнять новый закон в отношении данной категории лиц. Или лучше прямо сказать, что у нас уже не действует 19-я ст. Конституции?

Как говорится, благими намерениями вымощена дорога в ад. Если следовать главной Книге, Библии, то можно увидеть, что борьба с содомитами заканчивается педофилией и кровосмешением: единственный «праведник», спасенный Господом после уничтожения им одноименного города, в целях продолжения рода (что считается фундаментальной основой новой российской концепции семьи) сошелся со своими юными дочерьми (см.: Бытие, XIX). Хочется верить, что в России ни «борьба с содомией» не примет столь радикальных форм (которые — по некоторой логике — могут быть признаны «традиционными»), ни педофилия не станет реальной альтернативой критикуемым думцами формам сексуальности...

Но все это в конце концов вопрос социального и исторического выбора. Перед нами же сегодня стоит иная проблема — проблема вопиющей правовой безграмотности и юридического нигилизма. В России начинают приниматься законы, не имеющие никакого правового наполнения и отражающие лишь «ценностные» представления депутатов. И если президент подпишет этот закон, он в полной мере покажет, что с правом у нас окончательно установились самые что ни на есть нетрадиционные отношения.