Я не могу держать дистанцию с человеком, который делал мне уколы

Это было обычное пятничное утро. Я люблю пятницы, потому что по пятницам приходит Катя. Она упорно называет себя домработницей. Я же считаю её дальней родственницей, которая приезжает мне помочь по хозяйству.

Отношения у нас тоже по-родственному неформальные, потому что я не могу держать дистанцию с человеком, который делал мне уколы, сидел с моими детьми, встречал из роддома и знает, какого цвета трусы моего мужа. В общем, Катя - это Катя.

Накануне, в четверг, я возилась с восьмимесячной дочерью Симой. Врач сказала, что пора покупать ботиночки, чтобы стоять и делать первые шаги. Старые ботинки моего сына Васи всё это время были элементом дизайна - украшали полку. Я сняла их, немного поплакала, вспомнив, как он делал первые шаги, и стала обувать дочь. Сима заорала и задрыгала ногами.

- Ей не нравятся эти ботинки. Они для мальчиков, а не для девочек, - сказала я мужу, - надо купить сандалики для девочек.

- Сима - младенец, - попытался возразить он, - она просто боится с непривычки.

- Сима - девочка, и ей не нравятся зелёные мальчиковые ботинки, тем более для улицы, - сказала я таким тоном, после которого муж обычно не продолжает дискуссию.

- И какие ей понравятся?

- Розовые, с цветочками и стразиками. Я всё детство о таких мечтала.

Муж купил сандалики - розовые, с цветочками и стразиками.

Сима попыталась отгрызть цветочек, что я сочла добрым знаком.

Так вот, было обычное пятничное утро. Сын Василий был поднят с постели домкратом и отправлен в школу. Я пыталась обуть брыкающуюся дочь в розовые сандалики. Она орала, сучила ногами и пыталась от меня отползти. Сандалики я всё-таки ей обула. И даже отвлекла игрушкой. Сима играла с деревянной улиткой. Как только она опускала взгляд вниз и видела свои ноги, начинала орать. Я её отвлекала, сюсюкая, звеня погремушками... и так до следующего раза. Удивительно, как быстро младенцы забывают о том, что у них есть ноги.

Сима опять увидела свои сандалики и заорала. В этот момент раздался звонок в дверь. Катя.

- Ну здрасте, - сказала она.

- Катя, - только и смогла сказать я.

Она не стояла. Я даже не знаю, как она доехала. Коридор заволокло запахом перегара. Сима отвлеклась от своих сандалий.

- Кофе есть? - спросила Катя.

- Есть, - ответила я, - сейчас ещё сварю.

Катя сидела на кухне и пила кофе. Сима сидела в детском стульчике, благодаря которому не видела ног, и радостно грызла Катин палец, которой она ей засунула в рот, предварительно, правда, вытерев салфеткой.

- Катя, ты работать сможешь? - спросила я.

- А чего я тогда ехала? - обиделась она.

- А наклоняться пробовала? Голова не кружится?

- Ты меня выгоняешь? Тогда я поехала, - Катя попыталась встать со стула.

- Нет, Катюш, если можешь, работай.

- Не могу. Вообще. Слушай, как же неудобно получилось! Я же в маршрутке ехала. И дышала на них. Ой, стыдно!

- Кать, кофейку попей и поезжай домой, ляг поспи.

- Сейчас, я должна подумать. Пять сек.

Катя уронила голову на локоть и задремала на кухонном столе, слегка похрапывая.

Я забрала Симу, которая в любой момент могла увидеть свои ноги, заорать и разбудить Катю.

Когда мы с Симой на цыпочках выходили из кухни, я случайно наступила на валявшуюся на полу поющую книжку. Это такие детские книжки с кнопочками. Нажимаешь, и она поёт: «Мы милашки, куклы-неваляшки... не спим, не сидим...» Нет, книжка не поёт, она орёт на весь дом. Катя, очнувшись, красиво выругалась.

- Эх, Серафима, - сказала она, - вот ты вырастешь, я тебе расскажу... мы с тобой поговорим... про жизнь эту... и вообще... Ну, и что мне делать? - обратилась она уже ко мне.

Катерина смотрела строго, только немножко покачивалась.

- Катечка, давай домой, ладно?

- А что это ты со мной так разговариваешь? Я что, пьяная? Нет! Ну приехал вчера сосед с Украины. Привёз вино домашнее. Его мама сама делала. Ну выпили мы по три стакана. Ну спала я часа два. И что? Я ж не водку пила, а вино-о-о! Ма-а-а-амино-о-о-о!

Катя подняла со значением указательный палец к потолку. Внимательно посмотрела, помотала головой и выпрямила средний.

- У-тю-тю, идёт коза рогатая... за малыми ребятами, - сказала она Симе.

Сима засмеялась, задрыгала от восторга руками и ногами, увидела свои сандалики и заорала.

- Не кричи, голова трещит... - сказала ей Катя.

Сима захлопнула рот.

- Знаешь, я всё-таки пойду. Надышала тут вам. И посуду мыть не буду. Даже за собой чашку не помою.

Катя говорила это так, как будто перечисляла ужасные злодеяния.

- Нет, я не могу ехать, - сказала она уже в прихожей, - я же в маршрутке на всех дышать буду. Им же будет неприятно-о-о!

- Нечего, Катюш, раз младенец выдержал, они тоже выдержат, - сказала я.

- А ты права-а-а! - кивнула Катя. - Младенец, дай ручку поцелую, - она чмокнула Симу в руку, - ты моя хорошая. Простишь меня? Да? Не сердись на тётю Катю. Тётя Катя хорошая, просто не выспалась. Дай ножку поцелую.

Катя потянулась к ножке и не удержалась, упала.

У меня была безвыходная ситуация. Я включила пылесос - только этот звук Симу завораживает надолго. Пока пылесос гудел, я ставила Катю на ноги и пыталась уговорить её на такси. Катерина, оказавшаяся неожиданно сильной и решительной, отодвинула меня к вешалке и ушла. Потом я мыла полы, посуду, чистила раковину и унитаз. Сима лежала на тёплом боку пылесоса и грызла цветочек, который, к бурной радости, оторвала от сандалика.