Kermlin Russia: журналисты против Путина

Действующая власть уничтожает СМИ, как и всех своих конкурентов, поэтому оппозиционность журналистов становится естественной.

У учителей истории есть вопрос с неочевидным ответом, на котором попадается большинство учеников: «Что появилось раньше – мышление или речь»? Правильный ответ: мышление и речь появились одновременно. Сам вопрос нужен, чтобы дети запомнили – речь и мышление неотделимы друг от друга.

Для индивидуума справедлива простая взаимосвязь – чем детальнее он описывает реальность и чем точнее определяет закономерности, управляющие ей, тем он умнее. Главный инструмент описания реальности – слова. То же самое справедливо и для общества. Обществу свойственно коллективное мышление, а для него в свою очередь необходима коммуникация между индивидуумами, чтобы они могли обмениваться информацией и оценивать ее. Коллективная оценка всегда лучше. Этот нехитрый принцип выражен в народной пословице «одна голова хорошо, а две лучше».

Если небольшая группа может обмениваться информацией устно, то для большого общества языки его членов – слишком медленный и неточный инструмент.

Особенно если речь идет о 140-миллионной стране. Слухи распространяются долго, а информация в процессе передачи из уст в уста зачастую искажается до неузнаваемости. К сожалению, термин «слух» часто путают со «сплетней». Сплетня – заведомо недостоверный слух, в то время как слух может содержать точную информацию или искажаться непреднамеренно.

Что нужно, чтобы общество получало информацию достаточно быстро и без искажений? Человечество разработало целый набор таких инструментов, которые объединены термином «медиа» или «средства массовой информации». Почему СМИ так важны для общества? В чем их отличие от, например, книг? СМИ отличаются тем, что распространяют информацию оперативно, чтобы общество могло отреагировать на события.

Одни и те же люди не сдвинутся с места, прочитав в Библии о всемирном потопе, но отправятся в качестве волонтеров в Крымск, увидев по телевизору или прочитав на новостных сайтах о наводнении в этом до того малоизвестном кубанском городке.

Медиа – не только инструмент для информирования. В отличие от книг, в СМИ обычно представлено множество мнений, что делает их площадкой для обсуждения важных для общества вопросов. Чем более честно и открыто они обсуждаются, тем ближе общество к их решению. Обсуждение в медиа – это не только поиск решения, но и подготовка общества к тому, что проблемы будут решаться именно таким способом, а не другим.

Что произошло с российскими медиа? Что с ними не так? Медиа в России сегодня так же напоминают медиа, как выборы – выборы. То есть похожи по форме, но не являются ими по содержанию.

Почему СМИ перестали ими быть? Все очень просто – конкуренция с властью. Не зря СМИ называют четвертой властью. Когда они влиятельны – это, действительно, власть, способная составить конкуренцию первой, второй и третьей. Если первая власть фальсифицирует выборы через огромную систему бюджетников, то медиа, при условии, что они достаточно влиятельны, могут вывести на улицы миллионы людей и добиться проведения перевыборов.

Но в России медиа, способные на более или менее непровластную позицию, – маргинальны. 

Их аудитория редко достигает миллиона человек. Даже условно оппозиционное радио «Эхо Москвы», когда речь идет о чувствительных вопросах, на секунду забывает о свой оппозиционности. Несколько месяцев назад у меня в твиттере состоялся спор с главным редактором «Эха Москвы» – Алексеем Венедиктовым. Венедиктов написал, что вечером в 20.00 на «Эхе» будет Валентина Матвиенко, а следом за ней в 21.00 – Алексей Навальный. И сопроводил это ремаркой, что после такого, претензий к редакционной политике «Эха Москвы» быть не может. На что я написал, что редакционная политика стала бы намного лучше, если бы Навальный и Матвиенко пришли в одну передачу и Навальный задавал бы Матвиенко вопросы о том, как ее сын Сергей смог стать миллиардером, ведя бизнес в том же городе, где она была губернатором.

Венедиктов написал мне: «Вы просто глупы». Остальных пользователей – человек 50, которые написали, что Навального и Матвиенко в одной передаче им было бы слушать намного интереснее, чем в двух разных, Алексей Алексеевич банил, сопровождая это действо фразой «На шансон». То есть отправил слушателей даже не на конкурирующую радиостанцию.

Первая ветвь власти или, если называть вещи своими именами, Владимир Путин – стремится к абсолютным, единоличным и безраздельным полномочиям. Поэтому уничтожает конкурентов. Вторую ветвь – парламент, который призван ограничивать действия исполнительной власти законами, нельзя назвать даже декоративным. Парламент не просто уничтожен, а растоптан – посмотрите на лица наших законотворцев, по ним это видно. Дума принимает законы, которые изначально направлены на избирательное правоприменение. Как закон об «иностранных агентах». Он применяется к организации «Голос», которая следит за тем, насколько честно в России проводятся выборы. Но его никогда не направят против «Благотворительного фонда Валерия Гергиева». И даже не потому, что великий дирижер во время президентской кампании был доверенным лицом Путина. Иностранные источники финансирования становятся грехом общественной организации лишь тогда, когда ее действия направлены против действующей власти. Поэтому к Закону, единому для всех, этот «закон» отношения не имеет.

Положение третьей, судебной власти, тоже печально. В процессе над Pussy Riot суд вынужден ссылаться на Лаодикийский собор 4-го века нашей эры. Дикой эпохи «верую, ибо абсурдно», к документам которой постеснялись бы обращаться богословы даже чуть более позднего и просвещенного средневековья.

Что же произошло со СМИ, которые имели самостоятельную позицию и обладали достаточной аудиторией и уровнем доверия, чтобы составлять реальную конкуренцию власти? Таким СМИ в российской истории был, пожалуй, лишь телеканал НТВ до 2001 года. Его захватили силовым способом. Журналистский коллектив того старого НТВ распался. Одна часть перешла на телеканал ТВ-6, с намного меньшим охватом, который позже также закрыли. Вторая часть осталась на НТВ. Но и от тех, кто хотел быть вне политики, а просто делать свою работу, как, например, Леонид Парфенов, тоже довольно быстро избавились.

В итоге в сегодняшней России более или менее свободным может быть только электорально незначимые СМИ. И здесь уравнение сходится. Число людей, выходивших на митинги протеста в 2011-2012, примерно совпадает с аудиторией независимых СМИ – телеканала «Дождь», газет «Ведомости» и «Коммерсантъ», журнала Forbes. Большая часть из них – деловые и сохранили независимость в освещении политических событий только потому, что людям во власти нужны качественные деловые СМИ (о причинах и характеристиках этого спроса можно даже написать отдельную колонку, в которой будет затронут вопрос активной скупки кадров с рынка деловой журналистики государственными агентствами Прайм и ИТАР-ТАСС за деньги, намного превышающие конкурентные).

В уничтожении медиа как института немалая заслуга исполнительной власти. Один из аспектов – противостояние публичной власти с кабинетной, в котором публичная власть потерпела поражение. Как при этом произошло перераспределение финансовых потоков, лучше всего иллюстрирует экономика выборов в Госдуму избирательных циклов 2003 и 2007 годов.

В 2003 году PR-агентство, в котором я тогда работал, занималось избирательной кампанией кандидата по одномандатному округу в Санкт-Петербурге. Бюджет бизнесмена-единоросса сильно превышал бюджеты его конкурентов и составлял в общей сложности чуть более миллиона долларов. Эти деньги узким слоем размазались по жителям его избирательного округа. На них устанавливали скамейки, меняли двери в подъездах (да, это подкуп, но таковы были избирательные технологии), проводили праздники и дарили продуктовые наборы. Деньги достались рекламным агентствам (щитами был увешен весь район) и районным газетам, социологам, проводившим в течение кампании несколько замеров для сравнения рейтингов кандидата и конкурентов, политтехнологам, авторам текстов и многим другим людям.

Потом был Беслан, отмена губернаторских выборов и избирательная реформа, которая привела к исчезновению одномандатных округов. Перед выборами 2007 года я консультировал уже другого депутата от «Единой России». Ставки возросли. Обсуждалась совсем другая стоимость места в списке партии. Она составляла $8 млн. И эти деньги не размазывались тонким слоем, а отправлялись в чемодане в конкретный кабинет.

Так, исключив публичность, узкая группа в кабинетах отключила огромную массу людей как от принятия решений, так и от денежных потоков, а эти вещи в реальном мире идут рука об руку.

То же самое произошло с отменой губернаторских выборов.

А потом и с отменой референдумов. Теперь, если какая-то компания хочет построить завод, несущий потенциальную экологическую угрозу, у местных жителей даже нет шанса собраться и проголосовать за запрещение строительства. Деньги, которые любой бизнес неизбежно тратит на вход в регион, уже не распределяются в виде просветительских кампаний, инвестиций в местное образование или установку скамеек. Решение опять принимается в конкретном кабинете. Причем, если перед бизнесом стоит дилемма – установить современные системы очистки или решить вопрос в кабинете, как вы думаете, какое решение будет принято в коррупционной экономике?

Уничтожение СМИ как институционального конкурента действующей власти и перенос всех решений из публичного пространства в кабинетное является причиной еще одного российского экономического недуга – слишком высокого коэффициента Джинни, отражающего неравенство доходов населения. Всю путинскую эпоху имущественное расслоение росло, и сейчас мы можем видеть, что оно стало результатом не случайного стечения обстоятельств и даже не характерной для развитых стран триады: развития технологий, глобализации и последствий либерализации 80-х. В России все довольно плохо с технологиями, ненамного лучше дело обстоит с глобализацией, а доля государства в экономике такова, что о либерализации лучше вообще промолчать. Природа этого явления совершенно иная.

Это скорее узкий класс чиновников и олигархов во главе с по сути абсолютным и, видимо, пожизненным монархом, который претендует на безраздельное правление на правах феодалов – «нового дворянства».

Что хуже для всех, этот класс все больше и больше сужается, подбирая под себя все больше власти и денежных потоков. Прямо сейчас мы наблюдаем, как вытесняются на обочину даже те, кого еще недавно мы считали неприкосновенными: нечаянно профинансировший деньгами Сколково «оппозицию» Владислав Сурков или Анатолий Чубайс, в окружении которого нашли агентов ЦРУ.

В конце 2000-х в этой конструкции появилась дыра – интернет. Огромный медийный канал с сетевой и потому слабо подконтрольной структурой. Интернет позволил сильно расширить аудиторию свободных СМИ. До интернета самым массовым относительно независимым СМИ была газета «Коммерсант» с общероссийским тиражом в ничтожные 150 тыс. экземпляров. Благодаря сети появились издания вроде Lenta.ru, дневная аудитория которых составляет уже около миллиона уникальных посетителей.

Впрочем, сам интернет уже намного больше, чем суммарная аудитория независимых СМИ. Ежедневная российская аудитория крупнейшей социальной сети ВКонтакте составляет 33 млн. человек. Почему аудитория СМИ не расширилась пропорционально расширению аудитории интернета? У этого есть экономические причины. Человеку необходим большой объем информации из разных независимых источников только тогда, когда он вовлечен в экономическую конкуренцию и сам принимает множество решений. В России все еще государственная экономика, состоящая из организаций, где принято быть лояльным и исполнять приказы и где самостоятельность и инициатива не приветствуются. Во многих регионах 50 или 60% населения заняты в бюджетной сфере. Фактически, государство пришло и наняло большинство людей на работу. Оно не устанавливает правила игры, а само является главным капиталистом или феодалом. Это тот самый сектор, в котором рулят кабинеты, а СМИ используются не для обсуждения решений, а для донесения. То есть являются средством пропаганды. Что хуже – в таких СМИ нет запроса на настоящую журналистику. Не нужно собирать факты, анализировать и делать выводы. Нужно только доносить официальную точку зрения.

Еще один важный аспект – СМИ не имеют влияния. Ни одно громкое противостояние СМИ и гражданского общества с одной стороны и власти с другой не завершилось победой первых. Все решения сосредоточены в кабинетах, а людям в них на мнение СМИ, если оно не совпадает с их собственным, попросту наплевать. Например, журнал «Авторевю» провел прекрасное профессиональное расследование ДТП на Ленинском проспекте: «мерседес» вице-президента Лукойла протаранил «ситроен», в котором погибли два врача. Результаты расследования «Авторевю» были прямо противоположными официальному заключению ГИБДД и вкупе с широким общественным резонансом могли бы привести к пересмотру дела. Но эти аргументы просто проигнорировали. Таких случаев сотни, а ситуацию, которая бы развивалась по противоположному сценарию, лично я вспомнить не могу.

Российские журналисты, которые смогли сохранить себя в профессии, часто мучаются дилеммой – кто мы, журналисты или активисты? Почему мы так плохо относимся к Путину? Почему все как один оппозиционны? Ответ прост.

Путину и выстраиваемой им системе не нужны журналисты как таковые. И даже вредны.

Поэтому неизбежная оппозиционность журналистов действующей власти – не более чем борьба за выживание. Это всего лишь попытка получить возможность говорить свободно с любой аудиторией на любые темы. То, что эта оппозиционность гражданская, а не политическая ясно еще и потому, что политические взгляды так называемых либеральных журналистов разнятся довольно сильно. Как только система станет свободнее, многие сегодняшние союзники в борьбе за свободу слова окажутся в противоположных лагерях.

Поменяется ли система сама? Конечно, нет. Где искать решение? Как это ни странно – в самих СМИ. Они, как барон Мюнгхаузен, должны вытянуть сами себя за волосы. Создать спрос в обществе на более свободную экономическую систему, которая в свою очередь подстегнет спрос на подлинно массовые свободные СМИ. Усиление влияния медиа приведет к тому, что их сотрудники начнут и больше зарабатывать (хотя и намного меньше, чем сегодня зарабатывают «решальщики» в кабинетах, кулуарно и непрозрачно распределяющие собственность и бюджетные потоки). Самое главное, что рост влияния СМИ будет играть на руку самым широким слоям общества, потому что в такой системе СМИ будут не центром принятия решений, а лишь посредником между людьми.

Рост влияния СМИ может идти по двум направлениям. Я уже говорил, что в России вместо выборов – имитация выборов, а вместо средств массовой информации – их обширная государственная имитация. Но люди могут вдохнуть в имитационные институты изначально заложенную в них суть.

Например, сотрудники государственных СМИ должны вспомнить, что они работают в СМИ, которые принадлежат государству и, следовательно, должны выражать интересы общества, а не кучки людей, управляющих государством.

И если корреспонденты государственных медиа видят, что какой-то чиновник, пусть и самого высокого ранга, использует власть, чтобы сгрузить другу детства господряды на миллиарды долларов, об этом стоит рассказать в прайм-тайм, не дожидаясь санкции из администрации президента. Тот, кто сделает это первым, получит реальное, а не липовое признание и может даже войти в историю как лицо новой российской независимой журналистики.

Тем журналистам, которым удалось сохранить себя в профессии, надо отвлечься от своей маленькой тусовки. И каждый раз задавать себе простой вопрос: стоит ли мне писать колонку или статью для тех, до кого я могу донести информацию, отправив смс или написав пост в фейсбуке? Потому что если ты можешь кому-то позвонить – просто позвони. Не пиши об этом колонку. Пиши для тех, кого нет в твоей записной книжке, но кто все равно является членом общества, в котором ты живешь. Другого способа сохранить профессию, кроме как найти слова, которыми можно будет достучаться до сотен тысяч или миллионов, нет.

Это важно еще и для того, чтобы журналисты могли начать зарабатывать своей профессией деньги, достаточные для того, чтобы относить себя к среднему классу. Необходимости кормить свою семью еще никто не отменял. Когда внезапно закрылась «Русская жизнь», ее главред Дмитрий Ольшанский написал, что хороший текст должен стоить $2,5 тыс, потому что над ним нужно работать от 2 до 4 недель. Тем самым он обосновывал меценатскую модель развития СМИ, доказывая, что качественные СМИ не могут быть прибыльными. Владелец телеканала «Дождь», изданий Slon и Большой город Александр Винокуров, явно считающий себя инвестором, хотя пока все-таки больше похож на мецената, возразил Ольшанскому: для того чтобы журналист мог зарабатывать $2,5 тыс. за текст, по рекламной модели этот текст должны прочитать 250 тыс. человек.

Наконец, у СМИ есть еще одна важная функция, которую «кабинетный класс» никогда не будет способен выполнить – они поддерживают ткань общества, которая без постоянной открытой коммуникации и обсуждения проблем начинает рваться. И в местах разрыва образуются источники этнической, этической или классовой напряженности.

В следующей колонке я расскажу про трещины, которые проходят через российское общество. Три ключевых источника напряженности, которые родились и развились из проблем, на обсуждение которых в последние 10 лет было наложено табу.