Исламистский терроризм и общество потребления

Расследование бостонского теракта продолжается. Криминалисты обнаруживают все новые «следы», воссоздавая географию если не самого преступления, то связей его возможных исполнителей. Главы спецслужб задумываются о координации усилий в глобальном масштабе. И все вместе – о будущем: как предотвратить новые убийства?

Тем временем в Грозном и Бишкеке распространяются листовки в поддержку подозреваемых. «Джохар Царнаев невиновен, помолитесь за Джохара», – призывают неизвестные доброжелатели. В общем, разброс мнений налицо, а стало быть, и вопрос о социокультурном контексте случившегося – далеко не праздный. Стремясь познакомить читателей с максимально широким спектром мнений и подходов, Русская служба «Голоса Америки» попросила прокомментировать случившееся заведующего Сектором Кавказа московского Института этнологии и антропологии РАН Сергея Арутюнова.

Алексей Пименов: Сергей Александрович, всякий теракт – событие неожиданное. И в данном случае…

Сергей Арутюнов: Вот уже более десяти лет никаких серьезных терактов с исламистским бэкграундом в США не было. Очевидно, американские спецслужбы работают все-таки неплохо. Откровенно говоря, я опасался, что теракты в США, да и в других странах, будут происходить гораздо чаще и, так сказать, на меньшей временной дистанции от одиннадцатого сентября.

А.П.: Почему?

С.А.: Общемировая обстановка, обусловленная, в частности, деятельностью, я бы сказал, лжеисламских экстремистов, настолько напряжена, что можно ожидать гораздо большего.

А.П.: Чем, на ваш взгляд, это объясняется?

С.А.: Главный фактор в данном случае – это существующие в мире диаспоры: диаспоральный компонент глобальной консюмеристской цивилизации. Уже вступившей в фазу деградации. Правда, продлиться эта фаза может еще долго. С начала третьего тысячелетия не прошло и тринадцати лет, но уже ясно: это – пора непрекращающихся кризисов, и эти кризисы будут только нарастать. Тут возможны разные сценарии. Ну, и лет через двести на руинах этой цивилизации начнет формироваться новая – подобно тому, как когда-то на руинах римской империи сформировалась новая, европейская цивилизация.

А.П.: Возможны ли, по вашему мнению, другие варианты?

С.А.: Это неизбежный процесс, причем сопровождающийся различными эксцессами. Один из них – рост международного диаспорального терроризма – по преимуществу, исламистского.

А.П.: Но почему именно терроризм?

С.А.: Население планеты составляет сегодня семь миллиардов. К тому же растут требования, растут ожидания. Растет потребление, а предмет потребления – невосполнимые ресурсы – тает на глазах. И это ощущают все. Но ощущают по-разному.

А.П.: А именно?

С.А.: Разные группы, разные социальные слои, разные этнические и религиозные группы вступают в ожесточенную борьбу за преимущественный контроль над этими тающими ресурсами. Из семи миллиардов человек, живущих сегодня на Земле, примерно полмиллиарда, т.е. около шести процентов – люди диаспоральные, живущие вне своих национальных очагов. И живущие очень по-разному. Многие из них устраиваются неплохо, и поводов хвататься за бомбы у них нет. Но много и таких, у кого эти поводы есть: они не устроены и не видят для себя перспектив в жизни. Поскольку они отчаялись и озлобились. Я писал в одной моих статей, что если где-то что-то взрывается, то дело не в тротиле, алюминиевой пудре или гексогене. Взрывается ненависть. Взрывается злоба. Есть огромное количество злобы, накопившейся…

А.П.: У кого?

С.А.: Конечно, не у каждого человека.

Но в данной ситуации особенности – прежде всего у людей, оторванных от корней и помещенных в более или менее чуждую им среду. Вот у них и возникает озлобленность. Что же касается чеченцев, то, пожалуй, после евреев это народ – я имею в виду более или менее крупные народы – за последние двести лет испытавший наибольшее количество несправедливости, жестокости, всевозможных ударов судьбы. Образовалась достаточно большая чеченская диаспора, и в ней-то чаще всего возникают – даже на уровне отдельных семей – вот такие очаги озлобленности. А учитывая уже упомянутую мною лжеисламскую пропаганду, носящую не столько пирамидальный, сколько сетевой характер, но охватывающую, к сожалению, практически весь исламский мир, ясно, что в подобной среде будут появляться люди, не видящие для себя в жизни ничего, кроме войны против всего враждебного им мира – именно так они этот мир воспринимают. Удивляться тут нечему.

А.П.: Но Америка как будто не имела прямого отношения к несправедливостям, пережитым чеченцами…

С.А.: Это не имеет никакого значения. Исламистская пропаганда делает свое дело. Кстати, не только исламистская. В России сколько угодно православных христиан, видящих в Америке воплощение мирового зла и дьявольскую силу. Хотя ничего, кроме хорошего, они от этой Америки не получали. Так бывает очень часто: людям делают хорошее, а они воспринимают это как унизительную подачку.

А.П.: Но среди тех, кого, согласно сообщениям СМИ, поймали на уничтожении улик, и молодые люди из Казахстана, и не только… Тоже влияние исламистской пропаганды?

С.А.: Дело тут не в Казахстане – хорошо известно, что традиционно ислам в казахском обществе уживался с очень разными традициями. Хотя сегодня некоторая исламизация казахского общества все-таки происходит. Но главное – более общие процессы. С одной стороны, процесс вестернизации. Затрагивающей наиболее образованный, наиболее успешный слой, по своим ценностям все более приближающийся к западному обществу. Но слой этот – относительно тонкий. Кстати, наиболее ярок этот процесс даже не в мусульманском обществе, а в индуистском, где верхний слой отходит от кастовых норм, воспринимая западный образ жизни. (Хотя, конечно, и в Индии этот слой остается чрезвычайно тонким). А среди низших каст и племенных групп стремительно растет слой, в котором происходит нечто прямо противоположное. Те, кто еще недавно не слишком-то соблюдал индусские нормы, теперь стремятся повысить свой статус. И навязывают себе все более строгие индусские нормы. Причем, повторяю, этот слой растет быстрее, чем европеизирующаяся элита. То же самое относится и ко всем мусульманским странам: там есть постепенно европеизирующиеся верхи (хотя фанатичные мусульмане есть и там). И – как реакция на это – усиливается исламизация низших слоев населения.

А.П.: Как вы оцениваете сходные явления за пределами Индии и исламского мира?

С.А.: Уточню: речь идет о религиозной экстремистской идеологии, противопоставляемой западному мейнстриму. Конечно, что-то подобное можно наблюдать и в Латинской Америке, и в некоторых странах Африки. Но все-таки это раздробленные явления. Глобального значения они не приобретают.

А.П.: Существуют ли, по вашему мнению, подобные явления в России?

С.А.: В России идет процесс расслоения. С одной стороны – развитие национализма на фундаменталистско-православной основе (хотя существуют и языческие фашистские течения). А с другой – отход от такой версии православия, характерный для наиболее вестернизированных групп населения.