Без надежд. Сеанс словесной терапии

Персонаж шукшинского рассказа «Срезал!» в стремлении самоутвердиться доставал ученого соседа вопросом, как тот относится к проблеме шаманизма. И как сосед ни пытался объяснить, что проблемы такой не существует, что кандидат наук он по филологии, а не по философии, ничего не помогало, – оппонент продолжал глумиться.Нельзя сказать, что персонажи вроде Глеба Капустина в нашей жизни сплошь и рядом, но нет-нет, да встречаются.

А бывает и наоборот. Докричался наконец-то рядовой представитель трудового народа до самой высокой власти, до самого что ни на есть высокочтимого им руководителя, задал свой, самый важный вопрос, а услышав начало ответа, снова стал кричать, поясняя, что поняли его не так, что не это он хотел услышать. Но поздно – бубен вздыблен и камлание началось…

Наверное, самые отчаянные скептики и самые завзятые оппозиционеры ждали очередного сеанса прямой связи президента с народом. Казалось, что уж в этот-то раз его диалоги и монологи будут содержательными и яркими. Тем более что неделей ранее премьер своим блеклым отчетом в Госдуме дал такой отличный шанс новому-старому президенту резко укрепить свои позиции, поправить пошатнувшийся рейтинг. Казалось, хуже выступить невозможно. Недооценили мы президента. Он смог.Из многословных и неконкретных рассуждений президента на самые разные темы внимательный слушатель мог сделать выводы о том, что:

- существенного роста зарплат и пенсий в ближайшей перспективе ожидать не следует;

- дело «Оборонсервиса», скорее всего, будет спущено на тормозах, а его фигуранты выйдут из него белыми и пушистыми, а может быть, даже получат статус незаконно репрессированных;

- Чубайс и Вексельберг и далее будут продолжать дорогостоящие и безрезультатные эксперименты в своих «инновационных центрах»;

- перспективы борьбы с коррупцией мутны и неочевидны;

- в сфере ЖКХ всё останется по-прежнему (ну, может быть, устроят кое-какие показательные порки);

- министры медведевского правительства не могут быть освобождены от должностей или каким-то образом наказаны;

- тарифы на услуги естественных монополий будут расти и далее...

Теперь более подробно и по порядку.В самом начале своего общения с народом Путин, естественно, не мог не отчитаться об успехах и достижениях. Ничего нового мы не услышали – были частично воспроизведены тезисы отчета председателя правительства – о росте зарплат, индексации пенсий, повышении рождаемости и улучшении условий ведения бизнеса. Ни один из перечисленных тезисов (за исключением, возможно, индексации пенсий, если не учитывать размер индексации) не является очевидным. А президент еще и усугубил впечатление, заявив, что при постановке задач сразу же после вступления год назад в должность он своими «майскими указами» умышленно завысил планку. В переводе на более понятный язык это означает, что обещания, щедро рассыпанные в февральских статьях и майских указах, были изначально невыполнимы.

Уже первый вопрос от кузбасского фельдшера заставил насторожиться и вселил надежду на серьезный разговор. Не сбылось. На вопрос женщины, почему у медицинских работников зарплаты не повышаются, Путин ответил вполне по-медведевски (тот на аналогичное обвинение в Госдуме добродушно улыбнулся и объявил, что это неправда). Президент выразился только чуть более определенно: «В целом зарплата повышается – это очевидный факт». Ну, а то, что медицинские работники этого не заметили, то, по сведениям президента, проблема управленческая – в правительстве не смогли своевременно подготовить необходимые подзаконные акты. Причем из слов Путина было ясно – никто за это наказан не будет.

Возможно, для тех кругов, в которых президент преимущественно вращается, постоянный рост доходов очевиден. Достаточно сравнить декларации чиновников (включая самых высоких) за 2011 и 2012 годы. Да и олигархи не обеднели, и аппарат президента и правительства не обижен. Но ведь если одна и та же тема всплывает в течение одной недели дважды, наверное, здесь не всё ладно.

Вместо того чтобы вникнуть в ситуацию, установить причины и устранить их, президент сослался на то, что рост заработной платы у нас превышает рост производительности труда. Эту же мысль чуть позже подтвердил и дважды лучший на планете (хотя и бывший) министр финансов Кудрин.

Ну, во-первых, резервы роста заработной платы у нас далеко не исчерпаны. Почему-то оба выступивших по этому поводу (и Путин, и Кудрин) обошли вниманием факт существенного отставания доли заработной платы в себестоимости товаров – в России и в так называемых развитых странах. Если там, «за бугром», эта доля составляет от 50 до 80 процентов, то у нас недотягивает и до 30. Казалось бы, чего проще – сначала обеспечить достойное соотношение, а затем критиковать рабочий класс за низкую производительность труда. Только при нынешней власти мы этого вряд ли дождемся. Стало уже обычным шаблоном двойственность отношения к доходам работников. Когда надо ввести новый штраф, налог, повысить ставки налогов или страховых сборов – ссылаются на опыт Запада, когда речь заходит о повышении зарплат, пенсий и пособий, о снижении тарифов на услуги естественных монополий – так у нас «особые природно-климатические условия».Во-вторых, какое отношение имеет повышение зарплаты бюджетников и пенсий к росту заработной платы? Каким образом медсестра или библиотекарша может повлиять на производительность труда шахтеров или нефтяников? Нет ответа. Как нет и новых обещаний заработную плату повышать.

С пенсионной реформой непонятно что творится. Только что премьер поднял на смех того, кто задал вопрос о пенсионной формуле. А теперь и президент во всеуслышание объявил, что формулы нет. Это что же получается – два (или три) министерства в течение нескольких месяцев занимаются неизвестно чем, ничего сделать не могут, но шумно обсуждают какие-то новые идеи, вовсе не согласованные с прямыми и непосредственными начальниками (президентом и премьером)? Ими (министрами) кто-нибудь руководит? Хоть кто-то имеет право и возможность наказать их за бесплодную «работу»? И чего можно ожидать будущим пенсионерам при таком раздрае и недоговоренности даже на самом верху?

Затем доверенное лицо Путина на прошедших выборах Виктор Баранец задал предельно жесткий вопрос о судьбе Сердюкова и его пассии. Путин пустился в длинные общетеоретические рассуждения на юридические темы. Безапелляционно заявил, что «…в экономических преступлениях часто заключение под стражу считается избыточным, потому что людей, которые не могут помешать расследованию, заранее определять в места лишения свободы и заранее признавать виновными нет необходимости». Может быть, может быть. Только утверждение о том, что подозреваемые в экономических преступлениях не могут мешать расследованию, выглядит очень уж спорным – как минимум на уничтожение бухгалтерских документов и продуктивную работу со свидетелями у таких подозреваемых возможность остается.

Позже, отвечая на вопрос о возврате в уголовное законодательство смертной казни, президент в очередной раз повторил неочевидную, но чрезвычайно распространенную среди либералов мантру о том, что «ужесточение наказания не ведет к его искоренению, к снижению уровня преступности». А смягчение наказания к чему ведет? Если в советское время за взятку не исключалось применение высшей меры, а сейчас за то же преступление можно отделаться необременительным (по сравнению с общими размерами взяток) штрафом, а то и вовсе «общественным порицанием», вопрос о тенденциях коррупции в стране задавать не надо. Он риторический.

При ответе на вопрос Баранца Путин особо напирал на то, что вину может определить только суд. Кто бы спорил! Да вот позднее – когда главред «Эха Москвы» (желая, видимо, польстить президенту) сравнил путинские методы со сталинскими, президент вдруг заявил, что «сталинизм связан… с массовыми нарушениями закона». Позвольте наивный вопрос: какие законы нарушил Сталин и каким судом это было установлено?.. Непостижимая логика.

Весьма загадочной в ответе на вопрос о перспективах уголовных дел в министерстве обороны прозвучала такая фраза: «…нужно посмотреть не на то, сидит ли она, а нужно посмотреть на то, справедливо ли сидят другие люди, нет ли там злоупотреблений со стороны органов власти и правопорядка…».

Сразу почему-то вспомнились эпизоды, когда обвинители в одночасье становились обвиняемыми, а обвиняемые уходили от наказания за практически очевидные правонарушения. Уж не готовят ли апартаментной сиделице венец мученицы?

Любопытно было узнать и мнение президента по поводу причин состояния российских автодорог. Оказывается, одной из основных проблем на этом направлении является проблема резкого снижения поступлений от акцизов на бензин. Нефтепереработчики, дескать, завалили весь рынок высококачественным бензином, а ставка акциза на него существенно ниже, чем на низкокачественный. Здесь интересно то, что еще два-три года назад поставщики бензина на заправки слезно скулили о невозможности построения новых НПЗ и модернизации старых, так как после уплаты налогов им приходится перебиваться с хлеба на квас, упрашивали (и небезуспешно) переносить и переносить сроки обязательного перехода на стандарты Евро-4 и Евро-5. А тут – в течение буквально одного года – ситуация резко поменялась. Вроде бы и новых заводов не вводили, и про масштабную модернизацию действующих ничего слышно не было, а на каждой заправке – Евро-5. Если были осуществлены какие-то гениальные управленческие решения, реализованы прорывные технологии, то самое время похвастаться. Но нефтепродавцы почему-то молчат. Коммерческая тайна, наверное.

Тарифов президент касался как минимум четырежды – ЖКХ, бензин, газ и электроэнергия.

Проблема тарифов ЖКХ не могла не всплыть, так как премьер в своем отчете на эти вопросы удовлетворительного ответа так и не дал. И в этот раз слушателям и зрителям не повезло. У меня лично сложилось впечатление, что президент признал проигрыш в своей борьбе с жилищно-коммунальным монстром. Иначе чем объяснить его путаные и длинные разъяснения действующего законодательства, соглашаться с непродуманностью 354-го постановления, и главное – искать какие-то оправдания? По словам президента, резкий рост тарифов в 2012 году обусловлен не жадностью коммунальщиков (фактически санкционированной постановлением правительства), а действиями губернаторов, которые – видимо, заботясь о населении своих регионов – долгое время не повышали тарифы до «экономически оправданных», а потом все и в одночасье были вынуждены это сделать. Ну, неубедительно же!

В высоких ценах на бензин Путин тоже не видит ничего критического. По его словам, в США цены немного выше, чем у нас, а в Германии – так ровно в два раза выше. Что касается США, то утверждение представляется не совсем точным. Там цены на бензин колеблются вместе с ценой на нефть (причем, в отличие от российских, – в обе стороны), в результате время от времени они оказываются ниже цен на российских автозаправках. А Германия сама нефть не добывает, ее еще привезти надо, да пошлины возместить (в цене продавца), да и рабочим на всех этапах переработки и реализации заплатить вчетверо по сравнению с их российскими коллегами. Но, если президент сказал, что проблемы нет, то какого-либо утешительного движения на этом рынке ожидать не приходится.

А те страны, где бензин стоит копейки, по мнению Путина, просто обречены на критические экономические проблемы. То-то Кувейт с Саудовской Аравией на краю пропасти стоят…

Сразу после вопроса о ценах на бензин последовал вопрос о том, почему «мы продаем китайцам киловатт электроэнергии по полтора рубля, а своему населению на Дальнем Востоке – по три-четыре?..».

Путин ответил быстро и ожидаемо: в Китай мы продаем по оптовым ценам, а своему населению – по розничным. Только остался вопрос: почему китайцам выгодно продавать за полтора рубля с учетом транспортировки и экспортных пошлин, а местному населению за ту же цену – нет. И ведь речь идет о товаре, выработанном исключительно за счет наших, отечественных ресурсов (прежде всего, водных). Неужели услуги роя посредников у нас официально оцениваются в два-три раза выше расходов на передачу энергии и оплату дополнительных обязательных расходов оптового покупателя?

Ну, а с ценами на газ вообще забавно получилось. На вопрос о том, не проспал ли Миллер «сланцевую революцию», Путин начал горячо убеждать зрителей в том, что сланцевый газ это путь в никуда, что себестоимость его добычи в разы превышает себестоимость добычи обычного природного газа. Тем самым президент допустил существенную проговорку. В США-то после того, как начали вырабатывать газ из сланцев, цены на него опустились ниже российских (и не поднимаются, в отличие от наших). А если себестоимость добычи и переработки (с учетом уровня зарплат добытчиков и переработчиков, а также дополнительных инвестиций) в разы меньше, чем тратит на добычу природного газа наш Газпром, то невольно возникает вопрос: сколько же газовщики наши маржи наваривают? На ровном месте, без каких-либо экономических обоснований?

Вопрос о коррупции в ходе прямой линии возникал неоднократно. Конкретных ответов мы и здесь не дождались. А вот позиция президента по данному поводу, по моему мнению, наиболее рельефно проявилась при ответе на вопрос о судьбе Чубайса. Здесь Путин сначала отверг все подозрения в возможных уголовных правонарушениях, зачем-то в 8 раз (с 22 до 2,5 млрд руб.) занизил размер убытка по сравнению с суммой, объявленной самой «Роснано» (впрочем, возможно, появились новые данные, которые еще не обнародованы), а потом долго рассказывал о нелегком и героическом пути Чубайса, пройденном им за 20 с лишним лет. По всему получалось, что нынешний руководитель «Роснано» просто герой капиталистического труда, подвижник и прогрессор, а право бесконтрольно распоряжаться выделенными бюджетными средствами – что-то вроде бонуса или награды за заслуги в развале социалистической экономики.

А затем президент зачем-то рассказал о судьбе двух иностранных советников Чубайса, которые по возвращении в США были осуждены за коррупцию. Во время рассказа Путин дважды использовал слово «смешно». Но коррупция-то процесс двусторонний. С той стороной всё понятно – их посадили. А с другой стороны, с нашей, – что? Ничего. Просто смешно, и всё тут.

Все критические выпады в адрес медведевского правительства президент отверг столь же решительно и бесповоротно, что и премьер неделей ранее. И главный аргумент тот же: они же всего один год работают. Повторюсь: с каких это пор министерский пост считается тренажером для отработки управленческих навыков? Особенно странно подобную позицию было слышать от бывшего военного (подполковника). Ведь, следуя этой логике, со вновь назначенного командира дивизии в течение первого года можно спрашивать только как с командира полка (а со вновь назначенного министра обороны – только как с продавца табуреток)?

Таким образом, президент дал понять, что любые надежды на смену правительства и, соответственно, проводимого правительством либерального курса – бесперспективны.

Возможно, кому-то показалось, что Путин выступал и общался убедительно и полезно. Однако, по моему мнению, только перечисленных эпизодов достаточно для того, чтобы в среде «широких народных масс» его рейтинг продолжил скатывание к величинам статистической погрешности.

Да и у либеральной культурной тусовки появился повод озаботиться дальнейшей судьбой. В течение непродолжительной перепалки между директорами Эрмитажа и Пушкинского музея по поводу того, кто кому должен возвращать картины, Путин умудрился трижды оговориться.

Сначала он перепутал нью-йоркские музеи современного искусства, хотя сделать это было весьма сложно. Антонова точно указала дату создания того музея, а музей Гуггенхайма был создан почти на 10 лет позже. Затем почему-то приписал авторство «Девочки на шаре» Матиссу, а Моне – «Париж после дождя» (у Моне есть картина с похожим названием, но хранится она отнюдь не в Эрмитаже). Любопытно, что в официальной стенограмме прямой линии, m'>Поговорили – послушали. Что дальше? Наверное, надо искать иные способы влияния на власть, если докричаться (хотя бы раз в году) никак не получается.

Президент в ходе своего общения несколько раз ненавязчиво напоминал, что является избранником подавляющего большинства населения. Неужели и после такой «прямой линии» этому подавляющему большинству что-то еще не ясно?