Сталин и Булгаков

«Весь мир – театр, а люди в нем – актеры» - сказал некогда Шекспир. А его соотечественник Джером К. Джером развил эту мысль, расписав подробности лицедейства. Дословно не вспомню, но примерно так: «Дамы и господа! Сейчас старина Смит, который взобрался на вот это шаткое сооружение, которое мы будем считать кораблем, будет изображать из себя свирепого пирата. А почтенная миссис Смит будет изображать из себя невинную девицу, которая этого пирата ужасно боится. Мистер же Джонс, который размахивает деревянным мечом, будет делать вид, что он отважный джентльмен, который спасает невинную девицу от пирата…» Ну, и так далее, и тому подобное.

И – странно! – такие нехитрые уловки действуют на людей, которые не хотят особо задумываться.

Вот нацепляет на себя лицедей бороденку, начинает ей трясти, экать и мэкать, изображая «интеллигента старых времен» - и простодушная публика в восторге от «профессора Преображенского», который обслуживает «чистую публику», начальство и богачей, впрыскивая броун-секаровскую жидкость для повышения потенции стареющим мышиным жеребчикам. Пошлое, конечно, занятие, но зато как интеллигентно он все проделывает! Какие сентенции при этом выдает!

А другой лицедей изображает из себя грубого и невоспитанного Шарикова – пародию на воплотившегося в нем Клима Чугункина. Остальные же лицедеи по мере сил подыгрывают этим «положительному и отрицательному» персонажам, подчеркивая положительность положительного и отрицательность отрицательного.

Хотя понятно, что если бы было оплачено по-другому – они с таким же старанием пересобачивали положительного на отрицательного, а отрицательного на положительного.

И вот этот нехитрый, на самом деле прием изображения лицедеями «персонажей» сыграл роль информационно-психологического тарана в сокрушении здравого смысла и логики построения советского – справедливого – общества.

И смотрели оболваниваемые миллионы на изображаемых персонажей, и сочувствовали «профессору Преображенскому» и отторгали «Полиграфа Шарикова» - и, заодно, отторгали свое прошлое, измазанное, искаженное и испоганенное этими лицедеями, наемниками идеологической войны.

Ладно, можно понять эмоции автора «Собачьего сердца» - Булгакова, приехавшего из Киева, из уютного дома на Андреевском спуске в коммуналку в Москве. Приехавшего, вопреки совету своего же персонажа, сказавшему, чтобы дядюшка Берлиоза сидел в Киеве тише воды, ниже травы и даже не мечтал о жилплощади в Москве. Кстати, сам Булгаков с благодарностью вспоминал Надежду Константиновну Крупскую, по ходатайству которой он жилплощадь в Москве и получил. Но в московской коммуналке Булгакову пришлось несладко – люди, переселенные из подвалов и рабочих казарм с кладбищенской нормой две квадратных сажени на человека, просто не умели жить в новом жилье. Виноваты ли они в этом? А как вел бы себя сам Булгаков, если бы всю жизнь провел в их условиях?

Но вот из этих эмоций и возник замысел «Собачьего сердца» и «Дома Эльпит-Рабкоммуна», возник персонаж Шариков – он же Клим Чугункин.

Булгаков родился в благополучной семье - семье доцента Киевской духовной академии. И этим был на долгие годы предопределен его жизненный путь.

«…Стовосьмидесятиоконным, четырехэтажным громадным покоем окаймляла плац родная Турбину гимназия. Восемь лет провел Турбин в ней, в течение восьми лет в весенние перемены он бегал по этому плацу, а зимами, когда классы были полны душной пыли и лежал на плацу холодный важный снег зимнего учебного года, видел плац из окна. … О, восемь лет учения! Сколько в них было нелепого и грустного и отчаянного для мальчишеской души, но сколько было радостного. Серый день, серый день, серый день, ут консекутивум, Кай Юлий Цезарь, кол по космографии и вечная ненависть к астрономии со дня этого кола. Но зато и весна, весна и грохот в залах, гимназистки в зеленых передниках на бульваре, каштаны и май, и, главное, вечный маяк впереди - университет, значит, жизнь свободная, - понимаете ли вы, что значит университет? Закаты на Днепре, воля, деньги, сила, слава…»

Я был в этой гимназии – здание осталось целым, несмотря на пронесшиеся войны и смены власти. Я смотрел через те же окна на тот же плац. Бронзовые, замазанные белой краской шпингалеты сохранились с тех времен и, может быть, касалась их рука Булгакова…

«…За восемью годами гимназии, уже вне всяких бассейнов, трупы анатомического театра, белые палаты, стеклянное молчание операционных, а затем три года метания в седле, чужие раны, унижения и страдания, - о, проклятый бассейн войны...

И вот высадился все там же, на этом плацу, в том же саду. И бежал по плацу достаточно больной и издерганный, сжимал браунинг в кармане, бежал черт знает куда и зачем. Вероятно, защищать ту самую жизнь - будущее, из-за которого мучился над бассейнами и теми проклятыми пешеходами, из которых один идет со станции "А", а другой навстречу ему со станции "Б"…». Вот в этом отрывке и ключ к пониманию – откуда взялось «Собачье сердце».

«…понимаете ли вы, что значит университет? Закаты на Днепре, воля, деньги, сила, слава… И бежал по плацу достаточно больной и издерганный, сжимал браунинг в кармане, бежал черт знает куда и зачем. Вероятно, защищать ту самую жизнь – будущее…»

Ключевые слова - воля, деньги, сила, слава. Ключевые слова - защищать ту самую жизнь.

Да, конечно, у гимназиста Миши Булгакова была неплохая жизнь. Да, конечно, его ждал университет, и воля, и деньги, и сила, и слава. Все пути были открыты – для ничтожного меньшинства.

А на что мог рассчитывать в жизни сын сапожника Сосо Джугашвили? Пути в гимназию и университет были для него закрыты. Хотя даже его заклятые враги признавали, что ум у него – редчайший, что уровень его самообразования превосходит все их оксфорды и кембриджи. Стихи, которые он написал в школьном возрасте, вошли в хрестоматию грузинской литературы – стихи никому не известного юноши. И при этом, при такой одаренности, система закрывала ему путь наверх, как и подавляющему большинству простых людей.

Расхожий сюжет литературы – младенцев в при рождении подменяют. Вот если бы подменили Мишу Булгакова и Клима Чугункина – какими они бы выросли? О Климе Чугункине знаем только из «Собачьего сердца», а о Булгакове – и по автопортрету в «Белой гвардии», и по воспоминаниям гимназиста Кости Паустовского – характер у Миши был не сахар. И подраться любил, и похулиганить. И во что он превратился бы, живя в другой среде, не пошел бы по плохой дорожке – повод для серьезных сомнений. А, может быть, тот же Клим Чугункин, попавший в семью доцента, блестяще знал бы и космографию, и латынь, и как врач сделал бы намного больше профессора Преображенского.

Вот в чем суть различий между Булгаковым и Сталиным. Одному нужны воля, деньги, сила, слава – для себя, другому – справедливое устройство жизни, открытые пути в жизни для всех, предоставление возможностей не по статусу родителей, а по своим талантам для всех.

Да, конечно, Булгаков отработал какое-то время в смоленской глубинке, лечил крестьян, просвещал, рассеивал «тьму египетскую». Но это не системный подход, это своего рода благотворительность, в принципе ничего не решающая.

Но вот произошла революция. Врачи – на вес золота. Строится новая система здравоохранения – система народного здравоохранения. Кадровый голод. А врач Булгаков ударяется в беллетристику… Ну, ладно, приспичило, проснулся талант. Не мог совмещать, как совмещал, например, Вересаев. Но и здесь – люди работали по-разному. Маяковский, бог-поэт (как определил А. Зиновьев), «вылизывал чахоткины плевки шершавым языком плаката», отдавал свой талант на благо и просвещение народа. А Булгаков – эстетствовал…

Климы чугункины – наследие царского режима, наследие капитализма, наследие системы, при которой одни жили припеваючи за счет того, что другим был закрыт доступ к учебе, доступ к знаниям, доступ к цивилизации.

И Сталин видел в них людей, которых надо пробудить, привести к свету, научить и просветить. А Булгаков – Шариковых, от которых надо брезгливо отвернуться, которых надо презирать и высмеивать. И что просто удивительно для писателя – никак не мог поставить себя на место этого Шарикова, представить, каким бы мог быть он сам.

Титаническим трудом Сталин строил систему образования, которая стала лучшей в мире, систему здравоохранения, которую благословил бы сам Гиппократ, а Булгаков вяз в литературных и бытовых склоках. Разница в масштабах личности…

Да, конечно, общаться с Шариковыми – неприятно. Но что делать, чтобы проблем общения не было? По Сталину – просвещать, учить, воспитывать, превращать в людей, как бы трудно и сложно это ни было. По Булгакову – снова превращать в собак. Вот в этом и различие, в этом и проблема.