Быть оппозицией: по закону или по праву?

Настоящая политическая оппозиция всегда нацелена на приход к власти, лояльная оппозиция претендует лишь на гарантии и квоты, то есть на «свою долю» привилегий в действующем режиме.

В последнее время в России активно обсуждается необходимость принятия отдельного закона о гарантиях деятельности оппозиции, призванного обеспечить ей особые права и гарантии. Возникает закономерный вопрос: может ли реальная оппозиция в принципе требовать дополнительные ресурсы и тем более привилегии от режима, который она отрицает?

С функциональной точки зрения оппозиция реальна, когда она способна обеспечить ротацию элит, ограничить монополию властной группировки на принятие государственных решений, осуществить выражение альтернативных социальных позиций и способствовать достижению компромисса между ними. Однако в России в постсоветский период всегда и везде торжествовала вертикальная логика преемничества, оформляемая выборами лишь задним числом. Параллельно российская оппозиция подзабыла, в чём состоит её истинная цель, которой может быть только приход к власти. Она привычно вписалась в удобную роль лояльных критиков мелких огрехов власти. И субъекты, симулирующие оппозиционность, главные задачи своего предприятия начинают видеть в том, чтобы никому своей роли не отдать, а реальная жизнь не сменила заранее отрепетированные сцены их борьбы с властью.

История одной мечты, или Скромные задачи российской оппозиции

Впервые законопроект «О правовых гарантиях оппозиционной деятельности в РФ» был предложен фракцией КПРФ осенью 1995 года, когда правящая элита контролировала исполнительную власть, а оппозиция имела достаточно сильные позиции в парламенте. В марте 1997 года Госдума приняла этот законопроект. Документ поступил в Совет Федерации и был сочтён одобренным по причине нерассмотрения в конституционный срок. Однако в апреле 1997 года президент РФ Борис Ельцин наложил на законопроект вето.

С тех пор различные оппозиционные партии и движения - «Родина», «Справедливая Россия», КПРФ и др. - неоднократно предлагали аналогичные законопроекты. Проекты отличались в своей радикальности, предполагая повышение статуса лидеров оппозиционных партий и блоков вплоть до участия в формировании правительства РФ и создания теневых правительств. Или обязательные консультации руководства Госдумы с оппозиционными объединениями по вопросам назначения дат выборов, состава руководящих органов Думы, проблемам внешней и внутренней политики. Или разрешение на все формы внепарламентских форм противодействия правящему режиму, за исключением деятельности, связанной с насильственным свержением конституционного строя. Общей чертой всех законопроектов была заветная мечта оппозиции - получение гарантированного доступа к эфирному времени на телевидении и радио и площадям в СМИ.

Неправящая - не значит оппозиционная

В то же время мировой опыт показывает, что в демократических режимах регулируются скорее общие и для оппозиции и для правящей партии правила деятельности, а статусы для разных политических сил являются величинами переменными и временными. Собственно, в этом и заключается «принципиальная непринципиальность» демократии, когда политические конфликты решаются не путём уничтожения оппозиции, а пересмотром соотношения сил на выборах, где победители и побеждённые рано или поздно меняются местами. И ни одна победа не является вечной и окончательной.

Следует отметить, что те или иные примеры квотирования или гарантий представительства оппозиции обычно встречаются в культурно расколотых, но всё же демократических странах и осуществляются по религиозному или языковому признаку, но никогда по идеологическому. Например, в Ливане после Второй мировой войны негласное распределение политических постов президента, премьер-министра и главы парламента между представителями доминирующих конфессий - христианами, мусульманами и православными - долгие годы удерживало страну от обострения межконфессиональных столкновений. В Швейцарии президент Конфедерации ежегодно ротируется из числа членов Федерального совета (правительства), представляющих культурно разнородные кантоны. В Бельгии система избрания в парламент и формирования правительства прямо взаимосвязана с представительством фламандских и франкоязычных культурных групп, проживающих на её различных территориях, а в Словении - с балансом итальянских и венгерских регионов.

Крайне сомнительно выглядит и предложение о введении в России британской практики создания оппозиционного теневого правительства. Генетически теневой кабинет в Великобритании - это исключительно партийная структура, сложившаяся в условиях устойчивой двухпартийной системы с парламентским режимом. И ряд процедурных привилегий оппозиции Её Величества вытекает именно из безальтернативности этой оппозиции и законодательного прессинга иных малых партий. Что касается России, то вряд ли такой институт мог бы быть эффективен - ввиду того, что Россия отнюдь не является весьма специфической двухпартийной парламентской монархией, поэтому оппозиционные партии могут создать сразу несколько слабых теневых кабинетов. Ещё более сомнительно, чтобы теневое правительство способствовало укреплению весьма спорного идеала двухпартийной системы в России, поскольку является следствием её существования, но никак не причиной.

Кроме того, успешность оппозиции вообще не зависит от формального количества партий: дискуссии разных фракций о путях развития страны в рамках большевистской партии в 1920-е годы или внутри доминирующей Либерально-демократической партии Японии в послевоенный период были глубже и содержательнее по своим альтернативам, чем дебаты во многих современных многопартийных парламентах.

Наконец, крупнейшая по численности неправящая партия (или даже их спектр) вовсе не обязательно является оппозиционной. Формальная оппозиция может быть элементом партии власти, выступающей на выборах несколькими колоннами, будь то ЕР, ЛДПР или «Справедливая Россия». В данном случае речь идёт не о риторике, ориентированной на среднего избирателя, а о том, насколько согласованно эти партии голосуют в Госдуме по ключевым вопросам. В постсоветский период Россия с блеском опровергла распространённый демократический «предрассудок» о том, что партии предназначены для конкуренции.

Результаты выборов всё чаще программируются до народного волеизъявления, а сами выборы не создают ситуации изменений, ротаций и смены элит. Правящие элиты могут отсекать оппозиционные элементы уже на уровне условий игры, то есть избирательного законодательства. В 1995 году счёт партий и общественных объединений шёл на сотни, в 2003-м их осталось около 50. В 2007-м перед выборами в Госдуму количество политических партий, отвечающих требованиям пункта 2 статьи 36 ФЗ «О политических партиях», сократилось до 15. Вхождение в электоральное и политическое поле альтернативных игроков становится практически невозможным. В 2009 году признанных ЦИК РФ политических партий в России осталось всего семь: «Единая Россия», КПРФ, ЛДПР, «Справедливая Россия», «Яблоко», «Патриоты России», «Правое дело».

Юридический кретинизм: законы для никого

Гарантии деятельности оппозиции в России не сводимы к техническим вопросам принятия новых законов. Это проблема реализуемости существующих Конституции РФ, федеральных законов о политических партиях, выборах и СМИ. Если политическое законодательство в России не работает или работает выборочно, то принятие параллельных законов и введение поправок к действующим нормам бессмысленно. Юридические нормы не действуют сами по себе без воли политических субъектов, будь то органы власти, партии, население, суд, оппозиция, парламенты всех уровней.

В данном контексте инициатива закона об оппозиции - свидетельство бессилия. Требуя отдельного закона, российская оппозиция фактически просит действующую власть дать ей некие привилегии, которые можно получить лишь в обмен на лояльность этой власти. Но любое квотирование представительства и прав оппозиции по аналогии с языковыми и религиозными меньшинствами, женщинами, аборигенами и т.п. представляет стратегию слабых, тех, кто не претендует на власть. Это отказ от власти в обмен на некий гарантированный ресурс или льготу. Но вытеснение реальной оппозиции из политической системы и замена её придворными шутами может привести лишь к укреплению оппозиции внесистемной, ориентированной на революционные преобразования.

Что делать: условия для оппозиции

Сегодня в России плохи не законы, а то, что они не работают либо действуют по принципу выборочного правоприменения. С одной стороны, властная элита активно корректирует выборное законодательство в свою пользу, например отменяя выборы губернаторов или продлевая сроки нахождения у власти президента и Госдумы. С другой - попытки оппозиции реализовать имеющиеся законные права натыкаются на обвинение в экстремизме и всевозможные формы противодействия: отказ в регистрации, снятие с выборов, методы внеправового давления.

Представляется, что для становления дееспособной оппозиции России требуется господство формальных институтов и правил над неформальными обычаями, практиками и договорённостями, когда диалог оппозиции и власти превращаются лишь во внутреннее дело общественных элит. В области политики это переход от моноцентризма и доминирования исполнительной власти к многополярности и усилению альтернативных центров, будь то суды, регионы, законодатели, общественные объединения. Без осмысленного «разведения» центров силы, когда единственный центр силы - Кремль - уже не сможет подавить все остальные, вместе взятые, любые законы о гарантиях для оппозиции просто не будут выполнены.

На уровне технологий диверсификация политического поля предполагает отмену заградительных барьеров на выборах. Уведомительный характер регистрации партий. Выборы не по анонимным партийным спискам, а по мажоритарной системе. Возврат к избранию губернаторов и Совета Федерации. Участие в политике общественных объединений. Развитие прямой демократии - общественных слушаний, сходов граждан и т.п.

Однако в ближайшее время вряд ли какие-то факторы, за исключением катастрофических, смогут изменить однополярный характер российской политической системы. Поэтому формирование реальных оппозиционных субъектов остаётся проблематичным. Привычная «как бы оппозиция» сохранится лишь в качестве слабых и ничего не решающих групп, пока не проявит готовности взять на себя ответственность за альтернативы общественного развития, переигрывающие в глазах большинства привлекательность наличного статус-кво.