Почему меня всегда раздражал Владимир Набоков

Только недавно понял, чем меня всегда подсознательно раздражал Набоков. Восхищал, но раздражал. Набоков - блестящий стилист, даже блистательный. Он совершенно вне конкуренции в рамках одной фразы, которую заставляет выкручиваться и принимать любую угодную ему позу. Он неподражаем в пределах одной страницы, его тексты, как "кока-кола", наполнены пузырьками его фантастического умения играть со словами, мистифицировать, строить многослойные аллюзии и намеки.

Но при этом все набоковское творчество не становится классикой. Игра не превращается в жизнь. Книги Набокова не создают "нового человека", как это делают книги, например, Сервантеса или Достоевского (пикантная подробность - никаких стилистов, по общему мнению). Набоков так и остается в "детской" мировой литературы, - не в той комнате, где живут дети, а где обитатели любят заниматься играми.

Набоков, в сущности, писатель для тех, кто хочет сам стать писателем. Подражать Набокову - невероятно интересное и увлекательное занятие само по себе, вне зависимости от того, есть тебе что сказать или нечего. Игра-с.

И "Лолита", самый популярный его роман, - тоже игра.

Только с более опасными и тревожными (для времени, когда он писался) категориями - общественными предрассудками, консервативной моралью, сексуальными стереотипами. "Лолита" - роман отменный, но убитый морализаторством и постоянным кокетливым приемом автора - смотри, читатель, я пишу про аморальные вещи, но все время помню, что они аморальны, все время не даю и тебе забыть об этом. "Лолита" обрывается на пределе, с которого, собственно, и могла начаться как великая литературная классика - когда Гумберт Гумберт находит свою любовь беременной приживалкой при дебильном инвалиде-муже. Дальше Набоков не пошел, потому что дальше понятно: хорош играть, пора вступать в реальную, сложную и очень противоречивую жизнь. А ему это было не нужно. Его интересовала игра.

Может быть, поэтому Набоков так нравится в юности, когда жизнь воспринимается как игра, и совершенно охладеваешь к его творчеству позже, когда понимаешь, что игры кончились. При этом язык, стиль, фокусы со словами остаются. И это-то и раздражает - что то, что "обещалось" его книгами в юности, так нелепо видится в зрелости.