Историческая суть сталинского "порядка"

На модерации Отложенный

Публикация документального свидетельства о том, как в 30-е годы из-за неразберихи в Ухто-Печорском лагере сотрудники НКВД несколько раз расстреливали не тех заключенных, кого «следовало», вызвала поток ироничных комментариев по поводу эффективности «сталинского порядка». А между тем подобные казусы ничуть не противоречат «сталинскому порядку», тому самому, о котором и теперь вспоминают: «Порядок был!» Более того, этот порядок как раз на них и основывался.

Строгий порядок представляется нам своего рода дрессурой, когда государство жестко наказывает за малейшую провинность, четко и недвусмысленно очерчивая при этом границы дозволенного и приучая граждан не выходить за пределы этих границ. На самом деле эта абстракция не имеет ничего общего с советской управленческой практикой. Сталинский режим больше всего на свете боялся дать гражданам четкий алгоритм «правильного» поведения: делай, мол, так-то и так-то – и останешься цел. Самое эффективное подчинение достигается тогда, когда нижестоящий не знает, когда и за что он будет наказан. Не знание устройства властного механизма, а горячее желание узнать это устройство – вот какое качество ценит диктатор в народе.

Наш мозг так устроен, что он постоянно, сознательно или неосознанно, анализирует комбинации событий, запоминая предпосылки желательных и нежелательных следствий. Поздравил начальника с рождением сына – получил повышение, способные люди связывали такие логические цепочки буквально на лету, о чем достаточно подробно писал Грибоедов. Поскольку этих цепочек не так много, освоивший их человек получает возможность манипулировать начальником.

Если же начальник все время меняет правила игры, то единственным «правилом» становится его воля. В такой ситуации подчиненный начинает считать волю начальника сверхценной, отказывается от критического к ней отношения и принимает ее как «свою».

Иными словами, психика включает те же защитные механизмы, что приводят к возникновению Стокгольмского синдрома. Когда сажают контрреволюционеров или кулаков, граждане быстро понимают алгоритм наказания, когда же сажать начинают вообще ни за что, алгоритм исчезает, граждане чувствуют панику, а потом придумывают формулу «у нас ни за что не сажают» – и успокаиваются. А уж признать, что практикуешь и расстрелы «по ошибке», например, из-за «путаницы в оперативном учете», – это высший пилотаж, урок для своих (чужим эта информация не была доступна). Как должен верный сталинец вести себя, чтобы избежать расстрела? А никак. Сидеть и напряженно смотреть наверх, может, оттуда придет какой сигнал или намек – не пропустить бы.

Историческая суть сталинского «порядка» не в том, что, как теперь любят рассказывать, автобусы ходили строго по расписанию, а в том, что у людей и через 70 лет при слове «порядок» челюсти с лязгом встают по стойке смирно. Сталинский порядок – это не алгоритм управленческих действий, а готовность низов считать порядком любое самое произвольное телодвижение государственной власти. Это привычка к тому, что правила могут поменяться в любую сторону и в любой момент, а неизменным в них будет только одно: устанавливаешь их не ты.