Бывший зэк: для ментов тюрьма – самая настоящая золотая жила

Журналист Портала 66.ru встретился с человеком, который провел за решеткой 17 лет и узнал, что жизнь за колючей проволокой ничем не отличается от свободы.

От тюрьмы да от сумы не зарекайся, грозит народная поговорка. У кого-то судьба в жизни складывается так, что жить бы да радоваться. У нашего же героя, бывшего заключенного, а ныне участника реалити-шоу на канале «Перец» «Джентльмены на даче», екатеринбуржца Андрея Казанцева в жизни было не все гладко. 17 лет в неволе. Его жизнь теперь поделена на до и после.

Глядя на Андрея, даже не подумаешь, что этот человек провел за решеткой полжизни.

Мы встретились с Андреем на Плотинке. Глядя на него, даже и не подумаешь, что этот молодой парень почти полжизни провел за решеткой. Костюм, черное пальто, все подобрано со вкусом. Как говорит сам Андрей, ему нравится одеваться строго.

— Андрей, как так получилось, что вы попали в тюрьму?
 — Все началось с детства, хотя оно было вполне нормальное, как у обычных детей: дом, семья, мама, папа, бабушка, три брата — впятером мы жили в 3-комнатной квартире на Заводской. Родственники постоянно к нам в гости приезжали, мы дружно жили, сами тоже в гости ездили, двоюродные братья-сестры, у бабушки было четверо детей: два сына и две дочери. Так и жили, постоянно общались. Потом стали когда подрастать, мама с отцом развелись, но жили еще вместе. Мы ругались постоянно. Отец у нас строгий просто. Нам это, конечно, не нравилось, из дома стали убегать.

Андрей занимался квартирными кражами. Ему было это интересно, сказались лихие 90-е годы.

— Решение убежать было осознанным?
— Конечно, продумывалось. Мы убежали втроем (три брата). Но нас в этот же день нашли. У нас сад был на Широкой Речке, мы туда и убежали. Мама с милицией приехала и забрала нас. Мне, наверное, лет 13 было. Средний брат был на полтора года младше меня, а младший — на два с половиной года.

— Это был первый побег. Потом, насколько я знаю, побеги продолжились?
 — Нас даже не наказали за то, что мы убежали тогда. То есть вообще наказывали, что-нибудь натворишь — детей же постоянно как-нибудь наказывают, отец наказывал жестко. Мы постоянно к маме убегали, она поласковей была. Нас тогда не наказали. Но мы боялись отца — и снова убегали из дома. Все лазили по подвалам, есть же надо что-то: была своя шпана местная, малолетки — вместе с ними лазили. Отбирали у своих же сверстников деньги, по 10–15 копеек, потом стали в магазины лазить. Боялись отца, когда он трезвый.

— То есть папа пил?
 — Выпивал, да. Но работу он не прогуливал, я даже помню: бутылка вина за ремень — и пошел на работу. Просто когда он пьяный был, он с нами добрый, в шахматы с нами поиграет, в шашки, денег даст в кино сходить. А когда он трезвый, к нему лучше вообще не подходить. Вечно недоволен. Спросишь: «Папа, можно погулять сходить?» — «Чтоб через час были дома!». С недовольным таким видом.

— А мама не могла вас защитить?
 — Насколько могла, защищала, они часто ругались по этому поводу. Потом развелись.

— Вы начали убегать, стали жить своей жизнью…
 — Лазили по подвалам, жили в подвалах. У нас там были свои каморки. Жили там, даже если из дома не убегаешь, после школы — туда, в подвал. Раньше же постоянно в подвалах сидели. Научились там многому — и в карты играть, и курить. Первый раз вино попробовали.

— То есть были предоставлены сами себе. А родители предпринимали попытки вернуть вас в семью?
 — Конечно. Нас постоянно отлавливали. Но мы — три брата — были сами по себе. Состояли на учете по делам несовершеннолетних, постоянные приводы в милицию: за то, что из дома убегаешь, со сверстниками ругаешься, дерешься, пакостишь где-нибудь. Одним словом — улица нас воспитывала. 80–90-е годы, что говорить. Многие это помнят.

— Те лихие годы с каким ощущением вспоминаешь?
 — Мне очень нравится одна фраза: не жалей о том, что прошло, улыбнись тому, что было. Золотые слова, между прочим.

— Школьные годы помнишь?
 — В школе мы уже зажигали. Алгебра мне была неинтересна, хотя у меня по ней всегда были отличные оценки. Мама тогда работала и училась в институте. Она поздно приходила домой, открывала мой дневник: смотрит — я за неделю двоек-троек нахватал, она мне за один вечер объясняла всю недельную программу по алгебре. Мне математика давалась вообще легко. На уроках мне было неинтересно, я за это, может быть, и получал двойки-тройки. Мне не нравилось, как там рассказывали. А то, как мне объясняла мама, было ясно и понятно.

— Чувствуется, что у тебя бунтующий характер, ты выступал против системы?
 — Постоянно. Я до сих пор не понимаю, почему за это наказывают. Это же мое мнение, я знаю, что оно может быть ошибочным, но если от моего мнения плохого другим людям не делается, почему я за это должен быть наказан? Мне никогда система не нравилась, мне никогда не нравилось жить по чьим-то там указкам, так, как все живут.

Андрей говорит, что в тюрьме сейчас все покупается и продается. Чистая экономика.

— А первый раз как попал в тюрьму?
 — Первый раз попал в тюрьму в 15 лет на три года: за квартирные кражи (144 ст.), государственная кража (магазины, 89 ст.). А братьев не посадили, они были еще маленькие, им не было 14 лет. Я почти весь срок просидел в тюрьме, в СИЗО, 2 года и 9 с половиной месяцев — до 18-летия. Почему сразу в зону не поехал — потому что ждал еще один суд, на котором я должен был участвовать свидетелем. Я когда сидел в СИЗО, у нас пацана одного в камере убили за то, что извиняться не стал на коленях перед стариком, который там уже дольше сидел. За это парня и убили: трепанация черепа, порвана селезенка, скончался в реанимации. И все, кто находился в камере, кроме двоих, кто убил, все свидетелями пошли. Суд потом состоялся — я уже другим сроком сидел, в 1996 году.

— Когда ты вышел, что случилось? Что толкнуло тебя дальше идти по этому пути?
 — У меня маму убили. У нее была своя фирма. Убили вместе с женщиной, которая работала вместе с мамой товароведом. Убили ножом, очень много ножевых ранений у обеих женщин. Ночью, на кладбище. Я не знаю подробностей, я сидел. Как оказалось позже, потом за убийство наказали двоих.

— А второй раз когда сел?
 — Второе преступление — это было совсем не преступление, меня в Тюмени посадили. Шел по улице, остановили полицейские для проверки документов и нашли у меня в кармане косяк анаши. Отвели в будку свою, я говорю: «Я с Екатеринбурга». Им надо было меня пробить, может быть, что-то за мной и есть, и пока пробивали, они насыпали два коробка этой анаши. Я в этот же день уехал в КПЗ, там ночь проспал и уже на следующий день оказался в тюрьме. Хотя так не делается: обычно сидишь в КПЗ трое суток, подписываешь эти бумажки, разговариваешь со следователем — а я уже на следующий день оказался в тюрьме. Пять месяцев я просидел в Тюмени.

— А потом? Вернулся в Свердловск?
 — Вернулся и через 2 месяца за квартирную кражу сел. Вообще кражи квартир для меня всегда были интересны. Меня не привлекали квартиры на первых этажах, меня интересовала высота. Этажи так десятые и выше. Сначала было интересно, а потом с возрастом появилась цель наживы. Я не лазил непонятно к кому и зачем — нет, я специально выслеживал человека, знал про него почти все: что за человек, чем занимается. Всю информацию о жертве я находил через интернет. Там можно многое найти о человеке.

Андрей Казанцев по своей натуре очень открытый и общительный человек. Говорит как есть.

— То есть ты специально высматривал своих жертв?
— Один раз было: я ехал на машине зимой, возвращался домой, и меня подрезала девушка на дорогущей машине. Красивая машина, дорогая шуба, золото-бриллианты на ней висят, я запомнил номер ее автомобиля. Узнал о ней все: кто она, где, что. Приехал, посмотрел. Выждал момент и хлопнул ее квартиру.

— В данном случае это была обида?
 — Немножко да…. Ты едешь по дороге, тебя кто-то подрезает, ты возмутишься — дальше уже дело техники: а что за номер машины у нее? А ладно, съезжу, посмотрю. Приехал — хороший дом, залезть туда в принципе легко. Надежда есть всегда, что тебя не поймают.

 — Чем для тебя были эти преступления? Зачем ты их совершал? Просто интерес?
 — Мне хотелось украсть миллион. Есть у меня квартирная кража, я за нее сидел, 800 тысяч иска на 2004 год. 200 тысяч рублей было только наличными, остальное — все товаром, сейф оторвал у бизнесмена. К бедным че лазить-то — у них и так ничего нет. К бедным нельзя.

Андрей считает, что для ментов тюрьма — золотая жила.

— Как ты оцениваешь свою жизнь в тюрьме?
 — Есть такая пословица: хороший мент — мертвый мент.

Но есть там и нормальные сотрудники, которые работают. Начальник отряда — кто он для зэка? По сути — он воспитатель. Нас посадили перевоспитываться, я так понимаю. А как он может перевоспитать, если ему самому 23 года! Он сам ни черта не соображает в жизни, а хочет перевоспитать 40-летнего, который отсидел не один срок. А как он перевоспитывает? Ой, ты чего не так сидишь, не так стоишь? А за это могут даже в изолятор посадить. Да и не только за это. Один раз меня посадили за то, что я чистил зубы после отбоя. Отбой в 10 вечера, а я в 10:05 чистил зубы. Меня заметил дежурный помощник начальника колонии, и я с ним зацепился. Повозмущался, а потом все равно нашли, к чему придраться. Дали пять суток изолятора.

— Как жизнь в тюрьме проистекала?
 — По графику. Я взрослый человек, и никак не мог привыкнуть, что отбой ровно в 10, подъем ровно в 6, и целый день тебе нечего делать. Ну есть нарды, ну поиграл, есть шахматы, но не все играют в шахматы. В футбол мы раз в неделю играли или раз в две недели. И то там маленькая площадка. В спортзал там ходят по записи. Но зато спрос с заключенных у сотрудников колонии или тюрьмы очень большой. От зэков требуют все — а сами взамен ничего. Не брился два дня, пуговку не застегнул — могут посадить, прицепиться.

Андрей говорит, что жизнь в тюрьме и на свободе — очень похожи.

Недавно был круглый стол по правам осужденных, на телевидение меня приглашали. Там был один из заместителей главного по ГУФСИН. И вот мы зацепились с ним. Он говорит, что телефонов у заключенных быть не должно, а я ему сказал, что есть, и прямо из студии позвонил другу на зону. Его Валера зовут. У него потом забрали телефон и посадили в бур (барак для злостных нарушителей). Вот менты как работают! Защитить свое я милицейское — это они быстренько. Садят за пуговку, за кривую бирочку, за то, что здрасьте лишний раз не сказал. Это как в любой системе: если тебя надо посадить — тебя посадят.

— А телефоны как туда поступают?
 — Менты сами и заносят. Берут за это тысячу-полторы рублей. Либо покупаешь его за три тысячи у того же барыги. Но он тоже все получает через ментов. Обо всем, что идет со свободы в зону, менты знают. Они сами это все заносят, они с этого имеют. В тюрьме порой доходит до смешного: зэки в тюрьме все делают сами, даже ремонтируют свои каморки сами. Они звонят мамам, папам и говорят: не надо нам передачек, пришлите лучше материала какого-нибудь, мы ремонт тут сами сделаем. Все делают за свои деньги.

— Тогда что там вообще полицейские-то делают? Для чего они там?
 — Для них тюрьма — это золотая жила. За свидание и то приходится платить. Я вот на 47-й зоне сидел, по закону тебе положена свиданка раз в три месяца, положено трое суток. А на трое суток не пустят просто так — плати. Потому что много народу, не хватает комнат, ко всем постоянно ездят. И получается, что только сутки могут позволить. И даже чтобы эти жалкие сутки выбить — это дофига делов. Так полицейские научились эти дни продавать. Один день свиданочный может тысячу стоить, может две.

Или еще один случай. Последний год в тюрьме я работал в столовой. Я сам неплохо готовлю, и нам приходилось готовить ментам. Они скидываются по 300 рублей в месяц, чтобы мы им покупали и готовили. Они зэковское жрут: картошку, рыбу, лук, мясо им не покупают. Им покупают только горох, макароны, масло иногда, майонез, кетчуп, приправы. Остальное они едят зэковское. Сахар каждый день — банку 500 гр полную им в штаб отправляли. Вот так вот, за счет нас живут и за наш счет питаются.

В тюрьме, по мнению нашего героя, приходится за все платить. Как и на свободе.

— Ты отсидел 17 лет. Как ты считаешь, по сравнению с тем, как ты сел в первый раз, и вот когда в последний раз отсидел — все точно так же? Там ничего не меняется?
 — Там очень сильно все поменялось. Человеческое отношение между зэками стало совершенно другое. Раньше был коммунистический режим, строили социализм, не было такого «купи — продай». Можно было подойти сигарету спросить, никто не откажет, а сейчас — пачку сигарет взаймы, это купи, это продай… Отношения стали рыночные. Раньше судили человека по уму, по его деяниям, что он мог сделать, чего он мог добиться — сейчас судят по сумке: чем больше у тебя сумка, тем ты лучше. Меняется отношение. В СИЗО, в любой камере — такого нет, а в лагерях — да. В лагерях у нас есть барыги, если тебе надо носки, трусы, майку, сигареты — плати.

— Как ты попал на проект «Джентльмены на даче»?
 — Как только я вышел на свободу, меня брат встретил, забрал к себе жить, я сел за компьютер, восстановил страницу в «Одноклассниках», и так получилось, что в этот же день мне знакомые скинули ссылку на проект. Заполняю анкету. Через несколько дней мне позвонили, и уже по разговору я стал понимать, что я попадаю на это реалити-шоу. Кастинг прошел здесь, в Екатеринбурге. Мне сказали: «Так, Андрей, никуда не лезь, никуда не суйся, сиди дома, чтоб на улицу ни шагу, ничего не натвори, мы тебя ждем». А уже после проекта мне помогли, меня устроили, предоставили мне работу.

— Как ты изменился после проекта?
 — Мне сказали, что я стал грубее и злее. Я и сам по себе вспыльчивый, но раньше как-то более-менее сдерживался, а сейчас испортился. Меня в основном несправедливость бесит. Если кто-то кого-то оскорбит, пройдет кто-нибудь и бутылку бросит, меня это вообще может взбесить — я могу на него кинуться. Меня бесит, когда человек идет и кидает мусор мимо урны. Я всегда помогу через дорогу кому-то перейти, в трамвае, автобусе место уступлю, это так должно быть.

Андрей Казанцев говорит, что сейчас ему просто не до краж, некогда. Жизнь по-другому пошла.

— Свобода — что это для тебя?
 — Хороший вопрос. Я только сейчас начинаю открывать для себя окружающий мир. До этого я был домоседом. А как живет народ — меня это вообще как-то не интересовало. Какое у нас правительство, политика — не интересовало вообще. Сейчас я вышел, начинаю это замечать, и мне многое вообще не нравится. Например, рекламный плакат: возьми кредит в банке, чтобы собрать своего ребенка в школу. Дожили. Мне кажется, вообще стрёмно даже такое вывешивать. Или реклама компании «Мотив»: не будь гудилой... Они что, обзываются так?

— А по твоему мнению, как люди сейчас живут?
 — Какие-то люди нерадостные, мне кажется. Мало счастливых лиц на улице видишь. У каждого свои заботы, проблемы, хлопоты. Проблем у людей стало еще больше. Вся Россия в кредит живет. Ребенка в садик собрать или в школу — плати. Даже на работу устроиться — надо столько денег.

— А человеку, который вышел из тюрьмы, нужна какая-то внешняя помощь?
 — Конечно, необходима. Многие из тех, кто вышел, просто не пойдут во все социальные организации. Почему? Сейчас объясню: когда находился в тюрьме, мне надо было ходить на лечение в санчасть, таблетки принимать три раза в неделю: понедельник — среда — воскресенье. У них суббота и воскресенье выходной, на отряд с собой нельзя выносить, ешь прямо при них эти таблетки, они даже смотрят, как ты их запиваешь, а я говорю: «Мне их надо еще и в воскресенье пить, у меня курс». «А мне без разницы», — отвечают. Из-за этих там негативных отношений к зэку — как к нечисти — он выходит, и у него ассоциации эти остаются, как к нему люди относились. У него только злоба. Он думает: если я пойду туда-то, будет то же самое. Кому я нужен? Потому что там, в тюрьме, к нему было такое отношение. Только из-за этого.

Как считает наш герой, заключенным на воле необходима помощь. Они сами никуда не пойдут, потому что ни на что не надеются.

— А страсть к кражам, которая была раньше, она осталась?
 — У меня сейчас даже времени свободного нет. Благодаря проекту «Джентльмены на даче» я теперь работаю. График — двое суток через сутки. Я пока доеду до дому, часов в 11–12, пока для себя что-то приготовлю, потом спать ложусь. У меня другие интересы сейчас. Я всё букмекеров пытаюсь обыграть, разрабатываю стратегию, ставки делаю на футбол, теннис, чаще всего футбол.

— Получается обыграть?
 — Не всегда. Сколько я играю — пока они меня имеют. Но я упорный, все равно разрабатываю стратегию. Вычисляю, пользуюсь информационными службами разными, все равно я их обыграю.

— Жизнь в тюрьме и жизнь на свободе. Какие они — разные или чем-то похожи?
 — Конечно, похожи. Просто зона — маленькое государство, а Россия — большое. Тоже властью недовольны. Какая бы она ни была, власть, мы всегда будем ею недовольны. Но на свободе мы можем просто от чего-то спрятаться, уйти в тень, а в тюрьме ты всегда на виду.