Александр Минкин: крестовый подход

«Я взглянул окрест меня — душа моя 

страданиями человеческими 
уязвлена стала».
Александр Радищев.

Люди убивают людей за фильм «Невинность мусульман». Убивают люди, которые фильма не видели. Убивают людей, которые фильма не делали. Это свирепствует убийственная идея. На неё не действуют доводы здравого смысла. Доводов не слышат, не понимают, а носителя здравого смысла считают наёмником сатаны и стараются убить (чтобы не портил, не пачкал прекрасную идею).

Госдума России спешно принимает закон об уголовной ответственности за оскорбление религиозных чувств. Одно неосторожное слово про патриарха, один косой взгляд в сторону мечети — и ты уголовник. Это как закон о нулевом уровне алкоголя в дыхании водителя — даже вчерашнего кефира достаточно, чтобы стать виноватым.

...Крестовые походы. Сотни тысяч христиан отправлялись убивать мусульман. Сотни тысяч погибли за веру, за Гроб Господень. Придумали идейные; и в рядах крестоносцев, конечно, были идейные. Но господи, помилуй, — сколько же там было мародёров.

В «Невинности мусульман» имя пророка, кажется, вообще не упоминается, однако фильм вызвал погромы. А у нас в каждой школе, в каждой библиотеке заложена бомба. И во всех государствах на территории СССР в библиотеках (если их ещё не сожгли) заложена бомба. Она выглядит книгой, в которой об исламе говорится как о «бреднях Магомета». Книга при этом считается русской классикой. Что теперь делать?

В лихие 90-е (1790-е) Радищев опубликовал «Путешествие из Петербурга в Москву». Там он, в частности, пишет, что пышная внешность властителей сильно действует «на стадо рабов». И что «чем народ просвещеннее, тем пышная внешность менее действовать может... Магомет мог прельстить скитающихся аравитян своими бреднями». (Глава «Проект в будущем».)

«Бредни» — так лаконично никто не отзывался об этой гордой религии. И прочли, и 220 лет не было волнений, погромов; это мнение Радищева — его не приговоришь, как Рушди, ибо он уже на небесах; и Шекспир в безопасности; а мы тут отдувайся.

Скитающиеся аравитяне (неграмотные кочевники) — ладно. Но Иисус Христос и апостолы были (и выглядели!) бедняками, ели что попало, спали где попало; это сейчас невероятная пышность, золотые кресты, золотые купола... Но вопрос «что делать с Радищевым?» — остаётся.

Что делать с Шекспиром? Отелло рассказывает один случай из жизни.

ОТЕЛЛО. Как-то раз в Алеппо турок бил венецианца и поносил сенат. Я подошёл, за горло взял обрезанца-собаку и заколол.

Поскольку «обрезанец» турок, речь идёт о мусульманине. Чернокожий венецианец Отелло считает, что обрезания достаточно, чтобы считать человека собакой. Довольно распространённый взгляд; и не только на мусульман. Совершенно ясно: если бы венецианца бил венецианец, Отелло и не подумал бы вмешаться. Значит, дело не в оскорблении сената, а в том, кто поносит: свой или чужой. Чужого взял за горло и зарезал.

Причём он зарезал турка в мусульманской стране (Алеппо в Сирии), понаехал туда и зарезал. И что теперь делать? Играют ли «Отелло» на сценах Турции и Сирии (если в Сирии есть драматические театры)?

Шекспир написал это 408 лет назад. Стали мы просвещённее за это время? Что-то не похоже. Не только о чужих неведомых религиях, но даже о своей высказываются очень странно, мягко говоря.

Андрей Хржановский (известный режиссёр) опубликовал недавно статью «Каяться никогда не поздно». Он пишет: «Можно ли сегодня гордиться как решающим аргументом „доверием народа“, если помнить, что именно мнение большинства предпочло разбойника Варраву его Соседу по Голгофе?»

«Сосед по даче», «сосед по квартире»... Называть Иисуса Христа чьим-то «соседом по Голгофе»... У людей с чувством языка такие вещи вызывают физическое отвращение (как у музыканта — фальшивые ноты). И то, что «Сосед» написан с большой буквы из уважения к Христу, не спасает. Кроме того, Варрава не был ничьим соседом по Голгофе, его туда не водили.

Другой знаменитый и уважаемый человек невероятно красиво пишет в газете:

«Устроим Армагеддон — выключим телевизор. Посмотрим на Метель августа(что такое „метель августа“? метеоритный дождь? и почему с большой буквы? — А.М.), это великолепное зрелище, пляшущее в черном бархате неба. На массовку с сотнями миллиардов галактик, состоящих из фауны и флоры звездных систем с огромными черными дырами, разматывающими и поглощающими миллиарды тонн раскаленного газа и света... Что мы знаем о человеке? Геном, скорость полета нейронов в наших заскорузлых мозгах(граждане, нейроны не летают, даже не ползают. Нейрон — это нервная клетка. Всё равно что сказать, будто в компьютере летают транзисторы, а по просторам родины летают провода и мачты высоковольтных передач. — А.М.), социальную дарвинистскую психологию, основополагающую деятельность прямой кишки (для кого она основополагающая? — А.М.)... Что мы знаем о Боге, о душе?.. Есть ли Бог?.. Да. Я верю, что Он замутил эту прекрасную хрень, нажал на кнопку, замкнул провода небытия, выносил под сердцем это уникальное чудо, самое прекрасное и ужасное, что есть во Вселенной, — нашу с вами сознательную жизнь... В итоге получили мы плохо сшитого вертухая-Франкенштейна.

Полемики душа просит, полемики на цивилизированном уровне двадцать первого века».

Надо быть с Богом совсем запанибрата, совсем на равных, чтобы сказать «Он замутил эту прекрасную хрень».

Идеи вынашивают в сердце, в душе, в мечтах. А говорить, что Бог «выносил под сердцем» — значит, представлять Его похожим на беременную бабу.

Душа автора просит полемики на уровне ХХI века и допускает типичную ошибку: Франкенштейна не создают; наоборот, это Франкенштейн создал чудовище (в романе Мэри Шелли).

...У психологов есть классический тест. Человеку показывают кляксы. Разные психи (а все люди психи) видят разное. Кто видит бабочку, кто чёрта, кто взрыв атомной бомбы. Кому-то «Метель августа» и летающие нейроны покажутся шедевром красоты и ума, кто-то — пожмёт плечами. У этого газетного текста я отрезал имя автора и давал читать разным людям. Все пожимали плечами. Только Проханову (встретил его на «Эхе») понравилось: «Прекрасно! — говорил он. — Прекрасно! Страдающая душа! А кто написал?»

Я показал кусок газеты с подписью. Она тоже выглядела красиво: «С уважением ко всем инакомыслящим, Юрий Шевчук»...

Инакомыслящий — человек с иными убеждениями. Более того — чуждыми, враждебными. Можно предположить, что для Шевчука инакомыслящими являются фашисты, педофилы... Неужели он и к ним относится с уважением? Если да — с ним не о чем говорить. Если нет, значит, его «уважение ко всем» — пустая, формальная фраза.

Когда поёт — хорошо. Когда задаёт Путину неудобные вопросы — отлично; мало кому удавалось привести Путина в ярость перед телекамерами, мало кто на это решался. Но писать философские тексты надо очень внимательно. (Если о Боге спорить можно, то о Шевчуке, наверно, тоже?)

«С уважением ко всем инакомыслящим» — это даже не христианство, слишком уж нежно. Всепрощение — да, но «уважение ко всем» у Христа отсутствовало. Фарисеи, саддукеи, торговцы в храме, соблазнители малых сих — вызывали у Него отвращение, и Он этого не скрывал.

Словоблудие затопило мир. Словоблудия больше, чем выхлопных газов; люди как пьяные, не понимают смысла слов.

«Займёмся любовью» — а это фрикции.

«Займёмся верой» — а это торговля свечками.

«Свобода печати» — а это порно.

«Свобода торговли» — а это водка и наркотики.

Давать премию Сахарова за пляску в церкви — это хотя бы понятно: это политика, награждают за приговор — два года лишения свободы.

Но есть люди, которые называют это искусством. Или не понимают смысла слов, или сознательно передёргивают. Например, говорят «галерист» вместо «провокатор». Это всё равно что говорить «пейзажист» вместо «людоед».

Спор об искусстве — политический. В России — уж точно политический. Бесы Достоевского утверждают: сапоги выше Пушкина. Но бесы и в жизни так утверждают, а не только в романе «Бесы».

Через сто лет после Достоевского, который описал своих современников, отчего эти современники окончательно взбесились и обзывали писателя непотребными словами, — через сто лет после Достоевского братья Стругацкие напечатали «Хищные вещи века» (1965). Дело происходит в будущем, в ХХI веке (теперь это наши дни). Там в счастливой стране, залитой наркотиками, развлекаются галеристы:

«Зал был большой и невероятно старомодный. С раскидистого потолка грустно улыбались одними губами розовые белокурые ангелы. Почти всю площадь зала занимали ряды мягких кресел, обитых тисненой кожей и очень массивных на вид. В креслах, небрежно развалясь, располагались роскошно одетые люди, большей частью пожилые мужчины. Они смотрели в глубину зала, где на фоне черного глубокого бархата сияла ярко подсвеченная картина. Я неважный знаток живописи, но, по-моему, это был Рафаэль.

Грянул густой медный удар, и в ту же секунду рядом с картиной возник высокий худой человек в черной маске. За ним, прихрамывая, следовал горбатенький карлик в красном балахоне. В коротких вытянутых лапках карлик держал огромный, тускло отсвечивающий меч самого зловещего вида. Замаскированный человек глухо заговорил:

— В соответствии с законами и установлениями благородного сообщества меценатов и во имя искусства святого и неповторимого, властью, данной мне вами, я рассмотрел историю и достоинства этой картины, и теперь...»

Они там уничтожают великие картины, а процесс уничтожения называют высоким искусством.

В стране полно атеистов. Если такой тип публично скажет «Бога нет! Я в эти бредни не верю!», безусловно, найдутся оскорблённые. И возбудят уголовное дело?

Одни защищают веру убийствами, другие — внедрением в школу уроков православия. Но кто и как станет преподавать? Говорят, физруки (после двухмесячных курсов). Будет ли толк? Ждать ли добра?

Споры о церкви ведут такие гнусные типы, что скоро разговор о вере будет вызывать такое же отвращение, как разговоры о демократии после того, как её нам проповедовали чубайсы.

Выйдет ребёнок после урока веры, оглянется вокруг, включит телевизор или откроет интернет, а там...

Сапоги выше Пушкина. Трусы еще выше. Люди платят за трусы Майкла Джексона или Мэрилин Монро больше, чем Моцарт получил за все симфонии. Значит, с точки зрения рынка трусы выше Моцарта. Значит, этот рынок — дерьмо. Он хорош для нефти, а душа ничего не стоит. Нет спроса.