Ничто человеческое нам не нужно?

"Прочитал я "последние слова" Пусек. Тех, кто подсунул им такие речуги, убить мало. С особой жестокостью", - пишет в "Фейсбуке" известный литературный критик и публицист. И собирает под этими ласковыми призывами под сотню "лайков".

"Да это просто такой художественный прием!", - скажут многие. Ну да, прием. Только вот из всех приемов у нашей полемизирующей общественности лучше всего почему-то стал получаться "двойной нельсон".

Вообще, конечно, небывалый расцвет гуманизма мы сейчас наблюдаем. Настоящий взлет русской культуры, как это часто с ней бывает в начале века. Минута панк-молебна в церкви - и наше общество узнало о себе столько, что само, похоже, никак не может придти в себя от удивления.

Дело Pussy Riot уже затмило собой оба приговора Ходорковскому и на полном серьезе сравнивается то с судом над "тунеядцем" Бродским, то даже с историческим процессом над Верой Засулич. Как помнится, в одном случае на суд был вынесен вопрос, может ли человек писать стихи без указания на то руководящих органов, в другом - может ли стрелять из пистолета в не понравившихся ему градоначальников.

Бродского выслали, Засулич оправдали. И того, и другую под рукоплескания толпы.

Для Pussy Riot прокурор требует три года общего режима.

Продолжая судебные параллели. За три дня до того, как в Хамовническом суде наше общество, посредством судьи Сыровой, решит, что делать с тремя девушками, посягнувшими на вековые устои и т.д., в другом суде, Замоскворецком, вынесут приговор спортсмену Расулу Мирзаеву, который обвиняется в убийстве по неосторожности студента Ивана Агафонова.

Для Мирзаева прокурор просит два года "ограничения свободы" (то есть, даже не настоящего срока).

История повторяется, не находите? Слова (пляски, перфоманс, как угодно) снова признаются более опасным для общества, чем прямое физическое насилие.

Только вот само это общество радостно и с превеликим треском раскололось. Что бы там Дмитрий Медведев ни говорил насчет того, что "интернет искажает реальность" и, что ему, вместе со всеми гражданами страны, за исключением довольно узкой группы людей, "плевать" (это цитата) на все наши споры.

Общество раскололось на тех, кто не видит в преследовании Pussy Riot ничего странного, и если не в открытую, то в душе требует "распять их". И на тех, кто никак не может заставить себя поверить, что трех девиц, пляшущих в храме, Россия уж, конечно, не выдержит и от этого она погибнет безвозвратно.

Отдельной экзотически пестрой группой стоят те, кто говорят, что тюремный срок - это, конечно, чересчур, но вот выпороть дурочек не помешает, дабы неповадно было.

Оторопь берет, с какой легкостью люди готовы отказывать другим (а заодно и себе) в праве на человеческое достоинство! Ну да, давайте введем публичные порки, Госдума проголосует, сомнений теперь нет. Что дальше? Будем клеймить лбы, рвать ноздри, резать уши и языки? Побивать камнями? А потом найдется кто-нибудь самый умный, кто скажет, что к черту полумеры, давайте жечь негодяев на костре, и дело с концом. Проголосует Госдума?

"Как их можно защищать, они же такие-эдакие. Сами виноваты, они хулиганки-рецидивистки. Пусть получают, знали на что шли", - слышны другие голоса.

И это отдельная большая проблема, что, по мнению многих и многих, люди, которые хулиганят в музеях или, там, экспериментируют с продуктами питания, теряют тем самым гражданские (да и все остальные) права. И тут всех выпускников питерского юрфака не хватит объяснить, что права были даже у схваченных Чикатило и Радуева...

"Да они вообще ничуть не пострадали, вон, сидят, улыбаются", - твердят третьи. Тем, кто говорит, что тюремное заключение для девушек это "просто подарок и звездный час", остается только пожелать самим никогда не попасть за решетку. Ни на три года, ни на один день.

Уже вижу многих, кто, терпя и превозмогая, дочитал до этого места и чьи лица тянутся в брезгливую гримасу. Опять эти либеральные слюнтяйские бредни. Гуманизм ему подавай! Как говорил генерал в одном известном фильме, гуманизмом мальчики в детстве занимаются.

Что же, дорогой друг. Добро пожаловать в двадцать первый средний век.