Владимир Абаринов: Империя и Pussy Riot

Бывший профессор Московской духовной академии Андрей Зубов полагает, что если бы обвиняемых по делу Pussy Riot судили по дореволюционному законодательству, то им была бы вменена часть 1 статьи 75 Уголовного Уложения в редакции 1903 года – «крик, шум или иное бесчинство, учиненное в церкви». 

Наказание по этой статье предусмотрено гораздо более мягкое, нежели грозит им сегодня. 

Едва ли. 
Лично я считаю, что в деле PR отсутствует не только состав, но и событие преступления. Но если уж квалифицировать инцидент в Храме Христа Спасителя по законодательству Российской империи, то это наверняка была бы часть 1 статьи 73 – «богохуление или оскорбление святыни, если оно учинено... в церкви». Выражение «осквернение» или «поношение святынь» и эпитет «богохульный» по отношению к действиям обвиняемых неоднократно встречаются в тексте обвинительного заключения. Виновный в таких действиях наказывался в царской России каторгой или ссылкой, а если он при этом преследовал цель «произвести соблазн между присутствовавшими» – заключением в исправительном доме или крепости на срок до трех лет. 

Не стоит идеализировать империю и ее судебную систему. 
Это было клерикальное государство, где православная церковь занимала исключительное положение, а иноверцы были ущемлены в правах. Преступления против православия считались тяжкими, а из них самым тяжким – переход из православия в иную веру. Манифест Николая II «О началах веротерпимости» от 17 апреля 1905 года отменил наиболее одиозные статьи, касавшиеся инаковерующих, но оставил в силе статьи 73 и 74 – «поношение установлений или обрядов церкви православной или вообще христианства». Российские правоведы открыто писали, что в России самое архаичные законы по религиозным вопросам. 

Андрей Зубов исходит из презумпции, что в царском суде Надежду, Марию и Екатерину судил бы какой-нибудь либерал, гуманист вроде Анатолия Кони, который председательствовал на суде, оправдавшем Веру Засулич. 
А я исхожу из презумпции, что там сидела бы судья Сырова. Уж она-то укатала бы обвиняемых с таким Уголовным Уложением. 

Что касается оправдания Засулич, то это был один-единственный случай, объяснявшийся целым рядом обстоятельств. 
Сам Кони назвал день вынесения вердикта «самым печальным днем российского правосудия». Тем не менее, когда стало ясно, что дело идет к оправданию, и министр юстиции граф Пален попытался договориться с ним о преднамеренной процессуальной ошибке, чтобы иметь повод для кассации, Кони ответил решительным отказом. 

Дело Засулич не создало прецедента – напротив, оно послужило предлогом для ужесточения наказаний за политические преступления. 
Обвиняемые еще в предварительном заключении, которое тянулось бесконечно долго, кончали самоубийством и сходили с ума от невыносимых условий.

Их дела были шиты белыми нитками, улики фабриковались, людей, не знакомых друг с другом и придерживавшихся различных убеждений, искусственно объединяли в мифические тайные организации и подводили под соответствующую статью. 

По законам Российской империи надо посадить пол-России нынешней. 
Нет, империя никак не может служить нынешнему российскому правосудию образцом для подражания. А между тем происходит именно это: пресловутую 282-ю статью УК пытаются расширить за счет религиозных преступлений. Зачем же подпевать этим обскурантам ссылками на Уголовное Уложение? 

Другое дело, что в пореформенной России «религиозные» статьи были мертвой буквой. 
Они редко применялись на практике. В этом отношении характерен эпизод из романа Достоевского «Бесы». 

При входе на нашу огромную рыночную площадь находится ветхая церковь Рождества богородицы, составляющая замечательную древность в нашем древнем городе. 
У врат ограды издавна помещалась большая икона богоматери, вделанная за решеткой в стену. И вот икона была в одну ночь ограблена, стекло киота выбито, решетка изломана и из венца и ризы было вынуто несколько камней и жемчужин, не знаю, очень ли драгоценных. Но главное в том, что кроме кражи совершено было бессмысленное, глумительное кощунство: за разбитым стеклом иконы нашли, говорят, утром живую мышь. 

«Помню, все наше начальство, – продолжает рассказчик, – немного потерялось». 
Никто не ищет виновных. Как же ведет себя православный люд? 

Народ толпился у места преступления с утра. 
Постоянно стояла толпа, хоть не бог знает какая, но все-таки человек во сто. Одни приходили, другие уходили. Подходившие крестились, прикладывались к иконе; стали подавать, и явилось церковное блюдо, а у блюда монах, и только к трем часам пополудни начальство догадалось, что можно народу приказать и не останавливаться толпой, а, помолившись, приложившись и пожертвовав, проходить мимо. 

Иными словами, никто не бьется в истерике, духовенство безмолвствует, а начальство желает поскорее замять скандал. 
Мало того: когда героиня романа Лизавета Дроздова падает перед оскверненным образом на колени и снимает и кладет в блюдо для пожертвований свои бриллиантовые серьги, «народ молчал, не выказывая ни порицания, ни одобрения». Романист, известный своим страстным до исступления православием, не пошел против правды жизни. 

И последнее. 
Сегодня многие говорят так: мол, мне не нравится то, что учинили в храме девушки из PR, это действительно безобразие, но давайте проявим снисхождение – они молодые мамы и вообще уже понесли достаточное наказание. 
Вы что, не понимаете, что тем самым поддерживаете обвинение?